со всем, что
есть - заодно.
Сидел-сидел, слышит - шорох на полянке. А глаз сразу не открывает,
знает, что можно спешкой всю полноту расплескать. А когда открыл - стоит
перед крыльцом белый олень, смотрит на него пристально. Иван говорить не
торопится, улыбается себе в бороду. И олень молчит. Долго они так молчали,
потом олень говорит:
"А ты знаешь - что стоит у сарая на пне?"
"Не знаю, - говорит Иван. - Придет время знать - узнаю".
Олень опять на него смотрит. Долго молчал, потом говорит:
"Ты странный человек".
"Да почему странный, - говорит Иван. - Вот сижу на солнышке, жизни
радуюсь, природу слушаю".
Олень отвел глаза, смотрит на лес.
"Другие за мной охотятся. А те, кто боится - уверяют себя, что меня
нет."
Помолчал еще.
"Сказать тебе, когда ты умрешь?"
Иван мотает головой да все улыбается.
"Зачем? Живу - и живу. Когда надо будет - умру. А наперед знать -
баловство".
Сказал - и доволен. А олень на него опять смотрит. И Иван на оленя
смотрит. Ветер почему-то стих, тихо вокруг стало, только кузнечики
стрекочут как сумасшедшие; и все вокруг от солнца как медом истекает.
Иван на оленя смотрит и вдруг говорит:
"Оленушка, а ведь ты устал очень".
Олень в глаза ему смотрит, не шевелится.
"А устал, то ложись спать. В лесу не можешь, так хоть здесь сосни.
Место у нас тихое, никто тебя тут не приметит."
Олень в глаза Ивану смотрит и молчит. Потом прикрыл глаза, ноги
медленно подогнул и так перед крыльцом и лег, голову опустил.
А Иван сидит и сон его охраняет. И пока олень спит, ни одна былиночка
не шелохнется, ни один листик не качнется, и солнце с места не сходит.
Перестало время идти, одни кузнечики стрекочут.
Вечером возвращается из города Данило, бежит - аж приплясывает, до
того хочется поскорее Ивану рассказать, что с ним было. Так с ходу мимо
дома и пролетел, за самый огород унесло. Он - обратно, глядь - опять на
подходе к дому, да только с совсем другой стороны. И ведь дом прямо перед
глазами стоит, а не подойти, все тропинка вбок куда-то уводит. Остановился
Данило, потряс головой, чтобы от наваждения избавиться, слышит - Иван с
крылечка тихонько смеется.
"Не торопись, Данилушко, у нас сегодня такой гость был, что вокруг
избы вся экология дыбом встала".
От голоса иванова наваждение прошло, но Данило, чтобы и в третий раз
не промахнуться, уж от тропки под ногами больше глаз не отрывает. Пока до
Ивана дошел, уж и забыл - что про город рассказывать хотел. Бухнулся на
траву у крылечка: "Что же, Ваня, за гость такой, что к дому не подойти?"
А Иван все посмеивается. Данило к нему повернулся - батюшки светы!
Иван сидит и весь в сумерках мерцает, как будто зимними звездочками по
контуру обведен.
"Давний у нас, Данило, был гость, уж не чаял я его увидать. В аккурат
там и лежал, где ты сидишь".
Данило так и вскочил, как ошпаренный. Было на крыльцо - а там Иван
мерцает; и Иван, а все равно каверзно.
"Ваня..." - говорит, а дальше и не вымолвить.
Набрал полную грудь воздуха: "А ты, что же, теперь по ночам светиться
будешь?"
Иван руку поднял, поглядел на нее, как будто забыл, что у него руки
есть, и опять тихонько засмеялся.
"Твоя правда, Данилушко, вот что значит с давними гостями дружбу
вести".
А совсем поздно, когда уже все друг другу рассказали, сидят оба, да
вдруг:
"Слышишь, Ваня?"
"Тс-с, Данилушко..."
Как будто - женское пение в лесу. И вот именно, что - как будто. То
далеко, а то вдруг рядышком; то с этой стороны, то с той, а то сразу ото
всюду. А главное - никогда такого еще не было, а голос этот с колыбели
знаком. Да что - знаком; не сказать этого вообще, потому что это - Другое.
Смотрит Данило, а у Ивана слезы на щеках. Смотрит, а сам не замечает, что
встал, и ноги его прямехонько в лес несут. Так бы и пошел, если б Иван его
за руку не взял.
Стоят, как дети за руки держатся.
"Вот, Данилушко, и мы до этого дожили".
Неведомо откуда пришло ко мне начало этой истории. Я, как умел,
записал всю правду по этому поводу. Теперь картина отдаляется от меня,
пора дописать то, что я еще вижу.
В лесу стоит лето. На бревнах, которые таскают Иван и Данило, от жары
выступила смола. Бревна постепенно складываются в небольшую, но уютную
баню; скоро останется только сочинить крышу да позвать кума Родиона,
который большой мастер по печкам. Вот и еще бревно притащили, Данило
побежал в избу, должно быть, чайник поставить, а Иван присел на бревно и
задумался. Потом поднимает голову и смотрит. А смотрит, надо сказать, в
аккурат в то самое место, где бы я стоял, если б глазами это видел, а не
словами нащупывал. И такое у него в лице впечатление, будто меня не видит,
но знает, что я тут есть. И такие вдруг говорит слова:
"А что про нас пишещь - так это правильно. Потому как есть в писании
твоем такое понятие, что раньше мы друг для друга прозрачные и
несуществующие были, а теперь получаемся обоюдно хорошие. Значит соседями
стали. А то кум Родион говорит - вот, пишет тут про вас один. Я ему -
неужели и до того дошло. А он мне - совсем, вижу, вы с Данилой в своих
диковинных явлениях людей разучились замечать.
Вот будете завтра баньку строить, так ты глаза разуй да возьми на
заметку. Смотрю сегодня - и правда. Прислушался - что ты там написал, и
думаю - а что, ладно. А ежели не все складно, так тоже не беда, дерево,
вон, тоже бывает поглядишь - корявое, а присмотришься - да разве ж оно
может быть другое? Да и ты нас с Данилушкой прости, коли чего не так. Уж
мы какие есть, такие и есть. Вы там, мы здесь, каждый мурашок свою
соломинку тянет, а вместе - один дом получается, в котором все и живут
потом.
А ты, глядишь, и другую книгу напишешь, и третью - и про огонь
морской, как ты его видел, и про город этот, что олень давешний со мной
поделился, а ты, я смотрю. давно знал... А если и не напишешь - тоже дело,
может, про это писать и не надо, а надо душой строить, чай, сам потом
будешь в нем по улицам ходить со зверем светящимся, а как про это -
словами? Так ли, иначе ли, - в радость мне, что ты к нам зашел, приведет
Бог - еще встретимся, погляжу хоть - какой ты статью будешь. Ну, не
поминай лихом..."
И улыбается. Тут как раз Данило из избы выходит, говорит что-то
Ивану, тот повернул голову - отвечает, да только что - мне уже не слышно.
Вот и все. Спасибо, что прочитали. А теперь, думаю, пора и за дело
браться.
1 2 3 4 5 6 7
есть - заодно.
Сидел-сидел, слышит - шорох на полянке. А глаз сразу не открывает,
знает, что можно спешкой всю полноту расплескать. А когда открыл - стоит
перед крыльцом белый олень, смотрит на него пристально. Иван говорить не
торопится, улыбается себе в бороду. И олень молчит. Долго они так молчали,
потом олень говорит:
"А ты знаешь - что стоит у сарая на пне?"
"Не знаю, - говорит Иван. - Придет время знать - узнаю".
Олень опять на него смотрит. Долго молчал, потом говорит:
"Ты странный человек".
"Да почему странный, - говорит Иван. - Вот сижу на солнышке, жизни
радуюсь, природу слушаю".
Олень отвел глаза, смотрит на лес.
"Другие за мной охотятся. А те, кто боится - уверяют себя, что меня
нет."
Помолчал еще.
"Сказать тебе, когда ты умрешь?"
Иван мотает головой да все улыбается.
"Зачем? Живу - и живу. Когда надо будет - умру. А наперед знать -
баловство".
Сказал - и доволен. А олень на него опять смотрит. И Иван на оленя
смотрит. Ветер почему-то стих, тихо вокруг стало, только кузнечики
стрекочут как сумасшедшие; и все вокруг от солнца как медом истекает.
Иван на оленя смотрит и вдруг говорит:
"Оленушка, а ведь ты устал очень".
Олень в глаза ему смотрит, не шевелится.
"А устал, то ложись спать. В лесу не можешь, так хоть здесь сосни.
Место у нас тихое, никто тебя тут не приметит."
Олень в глаза Ивану смотрит и молчит. Потом прикрыл глаза, ноги
медленно подогнул и так перед крыльцом и лег, голову опустил.
А Иван сидит и сон его охраняет. И пока олень спит, ни одна былиночка
не шелохнется, ни один листик не качнется, и солнце с места не сходит.
Перестало время идти, одни кузнечики стрекочут.
Вечером возвращается из города Данило, бежит - аж приплясывает, до
того хочется поскорее Ивану рассказать, что с ним было. Так с ходу мимо
дома и пролетел, за самый огород унесло. Он - обратно, глядь - опять на
подходе к дому, да только с совсем другой стороны. И ведь дом прямо перед
глазами стоит, а не подойти, все тропинка вбок куда-то уводит. Остановился
Данило, потряс головой, чтобы от наваждения избавиться, слышит - Иван с
крылечка тихонько смеется.
"Не торопись, Данилушко, у нас сегодня такой гость был, что вокруг
избы вся экология дыбом встала".
От голоса иванова наваждение прошло, но Данило, чтобы и в третий раз
не промахнуться, уж от тропки под ногами больше глаз не отрывает. Пока до
Ивана дошел, уж и забыл - что про город рассказывать хотел. Бухнулся на
траву у крылечка: "Что же, Ваня, за гость такой, что к дому не подойти?"
А Иван все посмеивается. Данило к нему повернулся - батюшки светы!
Иван сидит и весь в сумерках мерцает, как будто зимними звездочками по
контуру обведен.
"Давний у нас, Данило, был гость, уж не чаял я его увидать. В аккурат
там и лежал, где ты сидишь".
Данило так и вскочил, как ошпаренный. Было на крыльцо - а там Иван
мерцает; и Иван, а все равно каверзно.
"Ваня..." - говорит, а дальше и не вымолвить.
Набрал полную грудь воздуха: "А ты, что же, теперь по ночам светиться
будешь?"
Иван руку поднял, поглядел на нее, как будто забыл, что у него руки
есть, и опять тихонько засмеялся.
"Твоя правда, Данилушко, вот что значит с давними гостями дружбу
вести".
А совсем поздно, когда уже все друг другу рассказали, сидят оба, да
вдруг:
"Слышишь, Ваня?"
"Тс-с, Данилушко..."
Как будто - женское пение в лесу. И вот именно, что - как будто. То
далеко, а то вдруг рядышком; то с этой стороны, то с той, а то сразу ото
всюду. А главное - никогда такого еще не было, а голос этот с колыбели
знаком. Да что - знаком; не сказать этого вообще, потому что это - Другое.
Смотрит Данило, а у Ивана слезы на щеках. Смотрит, а сам не замечает, что
встал, и ноги его прямехонько в лес несут. Так бы и пошел, если б Иван его
за руку не взял.
Стоят, как дети за руки держатся.
"Вот, Данилушко, и мы до этого дожили".
Неведомо откуда пришло ко мне начало этой истории. Я, как умел,
записал всю правду по этому поводу. Теперь картина отдаляется от меня,
пора дописать то, что я еще вижу.
В лесу стоит лето. На бревнах, которые таскают Иван и Данило, от жары
выступила смола. Бревна постепенно складываются в небольшую, но уютную
баню; скоро останется только сочинить крышу да позвать кума Родиона,
который большой мастер по печкам. Вот и еще бревно притащили, Данило
побежал в избу, должно быть, чайник поставить, а Иван присел на бревно и
задумался. Потом поднимает голову и смотрит. А смотрит, надо сказать, в
аккурат в то самое место, где бы я стоял, если б глазами это видел, а не
словами нащупывал. И такое у него в лице впечатление, будто меня не видит,
но знает, что я тут есть. И такие вдруг говорит слова:
"А что про нас пишещь - так это правильно. Потому как есть в писании
твоем такое понятие, что раньше мы друг для друга прозрачные и
несуществующие были, а теперь получаемся обоюдно хорошие. Значит соседями
стали. А то кум Родион говорит - вот, пишет тут про вас один. Я ему -
неужели и до того дошло. А он мне - совсем, вижу, вы с Данилой в своих
диковинных явлениях людей разучились замечать.
Вот будете завтра баньку строить, так ты глаза разуй да возьми на
заметку. Смотрю сегодня - и правда. Прислушался - что ты там написал, и
думаю - а что, ладно. А ежели не все складно, так тоже не беда, дерево,
вон, тоже бывает поглядишь - корявое, а присмотришься - да разве ж оно
может быть другое? Да и ты нас с Данилушкой прости, коли чего не так. Уж
мы какие есть, такие и есть. Вы там, мы здесь, каждый мурашок свою
соломинку тянет, а вместе - один дом получается, в котором все и живут
потом.
А ты, глядишь, и другую книгу напишешь, и третью - и про огонь
морской, как ты его видел, и про город этот, что олень давешний со мной
поделился, а ты, я смотрю. давно знал... А если и не напишешь - тоже дело,
может, про это писать и не надо, а надо душой строить, чай, сам потом
будешь в нем по улицам ходить со зверем светящимся, а как про это -
словами? Так ли, иначе ли, - в радость мне, что ты к нам зашел, приведет
Бог - еще встретимся, погляжу хоть - какой ты статью будешь. Ну, не
поминай лихом..."
И улыбается. Тут как раз Данило из избы выходит, говорит что-то
Ивану, тот повернул голову - отвечает, да только что - мне уже не слышно.
Вот и все. Спасибо, что прочитали. А теперь, думаю, пора и за дело
браться.
1 2 3 4 5 6 7