«Робин, что удивительного в том, что после того, как ты принимала пять раз в день лекарство с кокаином, ты чувствуешь привязанность к этому старому другу». «Вот оно что, – сказала она, и мы вместе засмеялись. – Я полагаю, что мне придется расстаться и с этим другом. Еще одна возможность отпустить привязанность».
Через несколько дней в пять часов утра, медитируя с первой группой, я начал чувствовать боль у себя в груди. Наблюдая, как это ощущение усиливается и углубляется, через несколько минут я подумал, что переживаю галлюцинацию умирающего. Не удивительно, думал я, принимая во внимание, со сколькими людьми я был, когда они умирали. Я не знал, откуда ко мне приходит это ощущение, но все, что я мог сделать, – это оставаться открытым, чтобы увидеть, что принесет с собой следующее мгновение. Мне казалось, что давление вытесняет что-то из моих легких. Мне приходилось сосредоточиваться на каждом дыхании. Создавалось впечатление, что я должен был сознательно втягивать в себя кислород, чтобы не потерять сознание. Поскольку дышать мне становилось все труднее, а боль распространилась по всей груди, я чувствовал тенденцию тела сжиматься после каждого вдоха, но до тех пор, пока я оставался открытым, у меня было пространство для переживания.
Так я пребывал с происходящим, не называя его и даже не пытаясь понять его, а просто стараясь оставаться открытым к нему. И вот через десять минут я услышал голос Робин: «Мы были так близки, мы так много дали друг другу, и хотя мне нечем отблагодарить тебя, я знаю, что ты хочешь знать, как чувствует себя умирающий, и поэтому я делю с тобой свою смерть». «Что же, это очень интересная мысль, – думал я про себя, – какой бы она ни была, истинной или ложной, это всего лишь мысль». Я настраивался на то, чтобы «не знать», но все же чувствовал, что переживаю процесс умирания, каковы бы ни были причины этого. С каждой минутой мне было все труднее дышать, и я чувствовал, как все тело переполняется чувством опасности. Загорелся красный свет. Очевидно, происходило что-то такое, что тело рассматривало как угрозу. Когда я наблюдал попытки тела привязаться, во мне появлялся страх. Было похоже на то, что тело непроизвольно пытается ограничить огонь внутри, пытается не выпустить его наружу, но огонь прожигает себе путь.
Я пытался просто дышать, не думать больше ни о чем, потому что чувствовал, что если я отвлекусь, то сразу же потеряю сознание. В теле была только боль и тихий свист воздуха, который с большими усилиями входил в легкие и выходил из них. Где-то через двадцать пять минут я стал чувствовать такое сильное давление в легких, что казалось, что что-то выталкивает меня наружу, однако я не мог справиться с этим. Я чувствовал, что просто должен предоставить этому ощущению пространство, что любые попытки контролировать его заставят меня взорваться. Я чувствовал себя, как тюбик с зубной пастой, который начали сдавливать, не открутив колпачок. Но внезапно ум сказал: «Оставаться внутри? Зачем?» – и ответа не последовало.
Внезапно на меня снизошел великий покой. Мои ценности сильно изменились: покинуть тело мне показалось совершенно уместным, и не было никаких оснований сопротивляться или привязываться. Я чувствовал себя так, будто вспомнил то, что забыл, когда родился. После этого давление в груди показалось мне совершенно естественным. Я понял, что оно делает именно то, что должно было делать: выталкивает меня из тела. Прекрасно! Смерть теперь уже не была угрозой. Фактически, она стала еще одним бессмысленным пузырьком в потоке изменений и несла в себе чувство радостного ожидания. Казалось, она говорит мне: «Зачем оставаться в теле? Как ты мог быть настолько глупым, чтобы держаться за него? Все пребывает в совершенстве!» Меня переполнило понимание того, что все таково, каким оно должно быть. В свете этого понимания я перестал относится к боли и давлению как к врагам, а увидел в них друзей. Это было очень приятно. Это не противоречило моим намерениям, а вполне соответствовало им. Приоритеты изменились: «Пусть это случится, продолжай, продолжай, пусть все будет так, как оно должно быть!» Боль по-прежнему присутствовала, но раскрытие было грандиозным. Я не цеплялся больше за жизнь. Моя жизнь простиралась за пределы тела. «О, это так и должно быть; все случается идеально!» И снова я услышал в своем сердце голос Робин, которая сказала: «А теперь пришло время перестать быть Робин и стать умирающим Христом», – и тогда переживание стало не похоже даже на отождествление с тем, кто умирает, со мной или с ней; это был просто совершенно развивающийся процесс. Теперь я чувствовал себя не телом, а кармическим узлом, процессом в его следующей совершенной стадии, сознанием, выходящим из сосуда, смертью, которая есть лишь еще одна часть жизни. Тишина.
Когда звон колокольчика возвестил о конце медитации, ум спросил: «Что это было? Может, интересная галлюцинация, а может… кто его знает». Я поднялся, но боль в груди все еще чувствовалась. Придя завтракать, я еще не успел притронуться к пище, как меня позвали к телефону. Звонил брат Робин. Она только что умерла.
Этот случай дал мне понимание важности того, чем мы занимаемся. Я понял, почему люди, которые умирали очень тяжело, в последние мгновения переживали серьезные изменения, преодолевая кажущееся раскрытие за пределы всех незаконченных дел, опасений и привязанностей, которое было у них вплоть до этого времени. Для некоторых из них это «понимание» приходило за несколько дней и даже недель до смерти. Другим, казалось, оно открылось только за мгновение до смерти. Я всегда удивлялся фотографиям умерших в Освенциме, потому что у них на лице не было страданий. Это был феномен, который раньше я не мог понять, но теперь он показался мне очевидным: в какое-то время – возможно, за мгновение до того, как жизнь покидает тело, – ими постигается совершенство происходящего. Фактически, это переживание может быть очень распространенным. Возможно, даже те, кто был очень сильно привязан, в момент смерти встречаются с совершенством и бесстрашием.
Робин пришлось отказаться от всего. Она стала просто открытым пространством. Ее смерть не была больше чем-то прибавленным к личной истории. Фактически, смерть оказалась для нее слиянием с той ее частью, которая была открытым сердцем Иисуса.
Отказавшись от всех своих идей о смерти – даже о «сознательной смерти», – она отошла в сияющую истину.
Когда мы знакомимся с великим разнообразием духовной литературы, с биографиями святых, с традицией сочинять стихотворения перед смертью, с рассказами о том, что многие мастера дзэн умирали с юмором и легкостью, мы снова и снова видим примеры сознательного умирания людей, которые чтят свое тело, но расстаются с ним безо всякого сожаления. Такие люди заканчивают свои дела в каждое мгновение. Они проживают свою жизнь, как выразился Судзуки роси, «не оставляя следа».
Именно эта жизнь без следа, это постоянное умирание для всего происходящего, позволяет нам каждый вечер отходить ко сну с той бесстрастностью и полнотой, которую Дает осознание, что делать больше нечего и ничто не осталось недоделанным. Возможно, нечто подобное имел в виду Судзуки роси, когда он сказал: «Даже если солнце взошло на западе, у бодхисаттвы, мудрого существа, которое служит нам всем, есть только один путь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Через несколько дней в пять часов утра, медитируя с первой группой, я начал чувствовать боль у себя в груди. Наблюдая, как это ощущение усиливается и углубляется, через несколько минут я подумал, что переживаю галлюцинацию умирающего. Не удивительно, думал я, принимая во внимание, со сколькими людьми я был, когда они умирали. Я не знал, откуда ко мне приходит это ощущение, но все, что я мог сделать, – это оставаться открытым, чтобы увидеть, что принесет с собой следующее мгновение. Мне казалось, что давление вытесняет что-то из моих легких. Мне приходилось сосредоточиваться на каждом дыхании. Создавалось впечатление, что я должен был сознательно втягивать в себя кислород, чтобы не потерять сознание. Поскольку дышать мне становилось все труднее, а боль распространилась по всей груди, я чувствовал тенденцию тела сжиматься после каждого вдоха, но до тех пор, пока я оставался открытым, у меня было пространство для переживания.
Так я пребывал с происходящим, не называя его и даже не пытаясь понять его, а просто стараясь оставаться открытым к нему. И вот через десять минут я услышал голос Робин: «Мы были так близки, мы так много дали друг другу, и хотя мне нечем отблагодарить тебя, я знаю, что ты хочешь знать, как чувствует себя умирающий, и поэтому я делю с тобой свою смерть». «Что же, это очень интересная мысль, – думал я про себя, – какой бы она ни была, истинной или ложной, это всего лишь мысль». Я настраивался на то, чтобы «не знать», но все же чувствовал, что переживаю процесс умирания, каковы бы ни были причины этого. С каждой минутой мне было все труднее дышать, и я чувствовал, как все тело переполняется чувством опасности. Загорелся красный свет. Очевидно, происходило что-то такое, что тело рассматривало как угрозу. Когда я наблюдал попытки тела привязаться, во мне появлялся страх. Было похоже на то, что тело непроизвольно пытается ограничить огонь внутри, пытается не выпустить его наружу, но огонь прожигает себе путь.
Я пытался просто дышать, не думать больше ни о чем, потому что чувствовал, что если я отвлекусь, то сразу же потеряю сознание. В теле была только боль и тихий свист воздуха, который с большими усилиями входил в легкие и выходил из них. Где-то через двадцать пять минут я стал чувствовать такое сильное давление в легких, что казалось, что что-то выталкивает меня наружу, однако я не мог справиться с этим. Я чувствовал, что просто должен предоставить этому ощущению пространство, что любые попытки контролировать его заставят меня взорваться. Я чувствовал себя, как тюбик с зубной пастой, который начали сдавливать, не открутив колпачок. Но внезапно ум сказал: «Оставаться внутри? Зачем?» – и ответа не последовало.
Внезапно на меня снизошел великий покой. Мои ценности сильно изменились: покинуть тело мне показалось совершенно уместным, и не было никаких оснований сопротивляться или привязываться. Я чувствовал себя так, будто вспомнил то, что забыл, когда родился. После этого давление в груди показалось мне совершенно естественным. Я понял, что оно делает именно то, что должно было делать: выталкивает меня из тела. Прекрасно! Смерть теперь уже не была угрозой. Фактически, она стала еще одним бессмысленным пузырьком в потоке изменений и несла в себе чувство радостного ожидания. Казалось, она говорит мне: «Зачем оставаться в теле? Как ты мог быть настолько глупым, чтобы держаться за него? Все пребывает в совершенстве!» Меня переполнило понимание того, что все таково, каким оно должно быть. В свете этого понимания я перестал относится к боли и давлению как к врагам, а увидел в них друзей. Это было очень приятно. Это не противоречило моим намерениям, а вполне соответствовало им. Приоритеты изменились: «Пусть это случится, продолжай, продолжай, пусть все будет так, как оно должно быть!» Боль по-прежнему присутствовала, но раскрытие было грандиозным. Я не цеплялся больше за жизнь. Моя жизнь простиралась за пределы тела. «О, это так и должно быть; все случается идеально!» И снова я услышал в своем сердце голос Робин, которая сказала: «А теперь пришло время перестать быть Робин и стать умирающим Христом», – и тогда переживание стало не похоже даже на отождествление с тем, кто умирает, со мной или с ней; это был просто совершенно развивающийся процесс. Теперь я чувствовал себя не телом, а кармическим узлом, процессом в его следующей совершенной стадии, сознанием, выходящим из сосуда, смертью, которая есть лишь еще одна часть жизни. Тишина.
Когда звон колокольчика возвестил о конце медитации, ум спросил: «Что это было? Может, интересная галлюцинация, а может… кто его знает». Я поднялся, но боль в груди все еще чувствовалась. Придя завтракать, я еще не успел притронуться к пище, как меня позвали к телефону. Звонил брат Робин. Она только что умерла.
Этот случай дал мне понимание важности того, чем мы занимаемся. Я понял, почему люди, которые умирали очень тяжело, в последние мгновения переживали серьезные изменения, преодолевая кажущееся раскрытие за пределы всех незаконченных дел, опасений и привязанностей, которое было у них вплоть до этого времени. Для некоторых из них это «понимание» приходило за несколько дней и даже недель до смерти. Другим, казалось, оно открылось только за мгновение до смерти. Я всегда удивлялся фотографиям умерших в Освенциме, потому что у них на лице не было страданий. Это был феномен, который раньше я не мог понять, но теперь он показался мне очевидным: в какое-то время – возможно, за мгновение до того, как жизнь покидает тело, – ими постигается совершенство происходящего. Фактически, это переживание может быть очень распространенным. Возможно, даже те, кто был очень сильно привязан, в момент смерти встречаются с совершенством и бесстрашием.
Робин пришлось отказаться от всего. Она стала просто открытым пространством. Ее смерть не была больше чем-то прибавленным к личной истории. Фактически, смерть оказалась для нее слиянием с той ее частью, которая была открытым сердцем Иисуса.
Отказавшись от всех своих идей о смерти – даже о «сознательной смерти», – она отошла в сияющую истину.
Когда мы знакомимся с великим разнообразием духовной литературы, с биографиями святых, с традицией сочинять стихотворения перед смертью, с рассказами о том, что многие мастера дзэн умирали с юмором и легкостью, мы снова и снова видим примеры сознательного умирания людей, которые чтят свое тело, но расстаются с ним безо всякого сожаления. Такие люди заканчивают свои дела в каждое мгновение. Они проживают свою жизнь, как выразился Судзуки роси, «не оставляя следа».
Именно эта жизнь без следа, это постоянное умирание для всего происходящего, позволяет нам каждый вечер отходить ко сну с той бесстрастностью и полнотой, которую Дает осознание, что делать больше нечего и ничто не осталось недоделанным. Возможно, нечто подобное имел в виду Судзуки роси, когда он сказал: «Даже если солнце взошло на западе, у бодхисаттвы, мудрого существа, которое служит нам всем, есть только один путь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90