Маффио. Сиракузского. Оно лучше.
Черный паж наливает всем.
Джеппо. Чума на этого Олоферно! Что же, наши дамы не вернутся? (Подходит к одной двери, потом к другой.) Обе двери заперты снаружи, синьоры!
Маффио. Уж не испугались ли теперь и вы, Джеппо? Они просто не хотят, чтобы мы погнались за ними. Вполне понятно.
Дженнаро. Выпьем же, господа.
Чокаются.
Маффио. Твое здоровье, Дженнаро! И скорей бы тебе найти твою мать!
Дженнаро. Да услышит тебя бог!
Все пьют, за исключением Губетты, который незаметно выплескивает вино на пол.
Маффио (тихо, к Джеппо) . На этот раз, Джеппо, я точно видел.
Джеппо (тихо) . Что видел? Маффио. Испанец не выпил. Джеппо. Так что же?
Маффио. Он выплеснул вино на пол.
Джеппо. Он пьян, да и ты тоже.
Маффио. Может статься.
Губетта. Теперь – застольную песню, синьоры! Я спою вам песню получше, чем сонет маркиза Олоферно. Клянусь добрым старым черепом моего отца, что не я сложил эту песню, ведь я не поэт и не так утончен, чтобы заставить две рифмы стукаться клювами. Вот моя песенка. Она обращена к его милости святому Петру, достославному привратнику рая, и в основе имеет ту глубокую мысль, что небо принадлежит тем, кто пьет.
Джеппо (тихо, к Маффио) . Он не только пьян, он к тому же и пьяница.
Все (за исключением Дженнаро) . Песню, песню!
Губетта (поет) .
Апостол Петр, открой врата
Пьянчуге, чья душа чиста,
А громогласные уста
Готовы гаркнуть: Domine!
Все (хором, за исключением Дженнаро) .
Gloria, Domine!
Губетта (поет) .
Он пьет весь день, весь день поет
И отрастил такой живот,
Что трудновато в райский вход
Пролезть такой хоромине.
Все (хором, за исключением Дженнаро) .
Gloria, Domine!
Чокаются и хохочут во все горло. Внезапно раздается отдаленное заунывное пение.
Голоса за сценой. Sanctum et terribile nomen eius. Initium sapientiae timor Domini.
Джеппо (смеется еще громче) . Послушайте, синьоры! Мы тут поем застольную песню, а эхо – клянусь Вакхом! – служит нам вечерню.
Все. Послушаем.
Голоса за сценой (несколько ближе) . Nisi Dominus custodierit civitatem, frustro vigilat qui custodit earn.
Все разражаются хохотом.
Джеппо. Настоящее церковное пение.
Маффио. Проходит, верно, погребальная процессия.
Дженнаро. В полночь-то! Больно поздно.
Джеппо. Ну продолжайте, синьор Бельверана.
Голоса за сценой (все более приближаясь) . Oculos habent, et non videbunt. Nares habent, et non odorabunt. Aures habent, et non audient.
Все хохочут еще громче.
Джеппо. И горланы же они, эти монахи!
Маффио. Смотри-ка, Дженнаро. Огонь в светильниках гаснет. Мы вот-вот очутимся в темноте.
Свет в самом деле тускнеет, как будто в светильниках не хватает масла.
Голоса за сценой (еще ближе) . Manus habent, et non palpabunt, pedes habent, et non ambulabunt, non clamabunt in gutture suo.
Дженнаро. Мне кажется, голоса все ближе.
Джеппо. По-моему, процессия проходит сейчас под нашими окнами.
Маффио. Это заупокойные молитвы.
Асканио. Какие-то похороны.
Джеппо. Выпьем за здоровье того, кого хоронят.
Губетта. А может быть, их несколько – почем вы знаете?
Джеппо. Ну так за здоровье всех!
Апостоло (Губетте) . Браво! – А мы продолжим наш разговор со святым Петром.
Губетта. Выражайтесь вежливее. Надо говорить: с его милостью достойным и преславным стражем райских врат. (Поет.)
Раз всякий праведник – румян,
То небеса для тех, кто пьян,
Кто пел всю жизнь, подняв стакан,
И хоть бы раз охрип.
Все
И хоть бы раз охрип.
Губетта
И если райская страна,
Как островок, вознесена
Из волн испанского вина,
Петр, обрати нас в рыб!
Все (чокаясь, с громким смехом) .
Петр, обрати нас в рыб!
Большая дверь в глубине сцены медленно раскрывается во всю ширину. За нею виден обширный зал, обитый черным, освещенный несколькими факелами, на задней стене большой серебряный крест. Длинная вереница монахов в черном и белом, с опущенными на лица капюшонами, в отверстиях которых видны только глаза, с факелами в руках входит в среднюю дверь; монахи поют громкими голосами:
De profundis clamavi ad te, Domine!
Затем они молча становятся по обе стороны зала и застывают в неподвижности, как изваяния; молодые люди с изумлением смотрят на них.
Маффио. Что все это значит?
Джеппо (принуждая себя смеяться) . Это все шутка. Готов биться об заклад, ставлю моего коня против поросенка и мое имя Ливеретто против имени Борджа, что это наши очаровательные графини; они нарядились на этот лад, чтобы испытать наше мужество, и если приподнять наугад любой из этих капюшонов, под ним окажется свежее и лукавое личико красотки. Вот посмотрите. (Смеясь, поднимает один из капюшонов и застывает в ужасе, увидев под ним мертвенно бледное лицо монаха, продолжающего стоять в полной неподвижности, с опущенными глазами, с факелом в руках. Опускает капюшон и отступает.) Это становится странно!
Маффио. Не знаю, отчего это кровь стынет у меня в жилах.
Монахи (поют оглушительно громко) . Conquassabit capita in terra multorum!
Джеппо. Какая ужасная западня! Шпаги! Наши шпаги! Да что это такое, синьоры? Мы здесь в гостях у дьявола!
Явление второе
Те же и донна Лукреция.
Донна Лукреция (одетая в черное, внезапно появляется на пороге двери) . Вы в гостях у меня!
Все (за исключением Дженнаро, который смотрит на все происходящее из угла зала, где донна Лукреция его не замечает) . Лукреция Борджа!
Донна Лукреция. Несколько дней тому назад вы все произносили это имя с торжеством злорадства. Сейчас вы произносите его с ужасом. Да, да, глядите на меня глазами, остановившимися от страха. Это я, я, синьоры. Я пришла сообщить вам новость, сказать, что все вы, синьоры, отравлены и что каждому из вас осталось жить не больше часу. Не шевелитесь. В зале рядом – солдаты, вооруженные копьями. Теперь моя очередь, моя – возвысить голос и раздавить вам голову каблуком. Джеппо Ливеретто, отправляйся к своему дяде Вителли, которого я приказала заколоть в подземельях Ватикана! Асканио Петруччи, спеши к своему двоюродному брату Пандольфо, которого я убила, чтобы похитить его город! Олоферно Вителлоццо, тебя ждет твой дядя – знаешь, Яго д'Аппиани, которого я отравила на пиру! Маффио Орсини, поговори-ка на том свете обо мне с братом твоим де Гравина, которого я велела задушить, пока он спал! Апостоло Газелла, я, говоришь ты, обезглавила твоего отца Франческо Газелла, зарезала твоего кузена Альфонсо Арагонского? – так отправляйся к ним! Вы задали мне бал в Венеции, я плачу вам ужином в Ферраре. Праздник за праздник, синьоры!
Джеппо. Какое пробуждение, Маффио!
Маффио. Подумаем о боге.
Донна Лукреция. А, юные мои знакомцы с венецианского карнавала, вы этого не ждали? Ей-богу, мне кажется, что я отомстила за себя. Что скажете, синьоры? Кто здесь знает толк в делах мести? Для женщины как будто недурно, – а, как находите? (Монахам) Отцы мои, уведите этих господ в соседний зал, где все приготовлено, исповедуйте их и воспользуйтесь немногими оставшимися минутами, чтобы спасти то, что в каждом из них еще может быть спасено. Синьоры, пусть те из вас, у кого есть души, не пренебрегают этим. Души ваши будут в хороших руках. Эти достойные отцы – монахи капеллы святого Сикста, и наш святой отец дозволил им помогать мне в случаях, подобных нынешнему. И если я позаботилась о ваших душах, то позаботилась и о ваших телах. Вот, глядите. (Монахам, стоящим у двери) Посторонитесь немного, отцы мои, – пусть эти синьоры посмотрят.
Монахи расступаются; за дверью видны пять поставленных в ряд гробов, обитых черным сукном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17