– Его просьбу нельзя удовлетворить. Постарайтесь отделаться от него.
– Ты хочешь получить повышение? – обратился Биасу к «хорошему» негру. – Ну что ж, я согласен. Какой чин ты хотел бы получить?
– Я хотел бы быть oficial.
– Офицером? – спросил главнокомандующий. – Так! А каковы твои заслуги, имеешь ли ты право получить эполеты?
– Это я, – сказал негр напыщенно, – в начале августа поджег поместье Лагосета. Это я убил плантатора Клемана и носил ни пике голову его сахаровара. Я зарезал десять белых женщин и семь маленьких детей; один из них даже служил знаменем храбрым воинам Букмана. Позже я заживо сжег четыре семьи колонистов в форте Галифэ, заперев их в комнате на двойной затвор. Мой отец был колесован в Капе, моего брата повесили в Рокру, а меня самого чуть не расстреляли. Я сжег три кофейных плантации, шесть плантаций индиго, двести участков сахарного тростника; я убил своего господина Ноэ и его мать…
– Избавь нас от перечисления твоих подвигов, – сказал Риго, который скрывал свою жестокость под напускным добродушием; он был кровожаден, так сказать, соблюдая приличия, и не выносил цинизма разбойников.
– Я мог бы привести еще много примеров, – ответил негр с гордостью, – но вы, наверно, считаете, что и этого достаточно, чтоб заслужить звание oficial и носить на куртке золотые эполеты, вот как у этих наших товарищей.
И он указал на адъютантов и офицеров штаба Биасу. Главнокомандующий как будто задумался на минуту, а затем с важностью обратился к негру:
– Я был бы очень рад дать тебе офицерский чин; я доволен твоей службой; но для этого нужно еще кое-что. Знаешь ли ты латынь?
Разбойник оторопел и вытаращил глаза.
– Простите, что вы сказали, господин генерал?
– Я спросил, знаешь ли ты латынь? – с живостью ответил Биасу.
– Латынь?.. – повторил ошеломленный негр.
– Да, да, да, латынь! Знаешь ли ты латынь? – продолжал хитрый начальник. И, указав на знамя, где был написан стих из псалма «In exitu Israel de Aegypto», прибавил: – Объясни нам, что значат эти слова.
Негр, в полном недоумении, молча стоял перед начальником, машинально теребя край своей набедренной повязки и переводя испуганные глаза со знамени на генерала и с генерала на знамя.
– Ответишь ты когда-нибудь? – нетерпеливо воскликнул Биасу.
Негр почесал в голове, несколько раз молча открыл и закрыл рот и, наконец, смущенно пробормотал:
– Никак не пойму, о чем вы говорите, господин генерал.
Лицо Биасу внезапно выразило возмущение и гнев.
– Этакий дурень! – воскликнул он. – Как? Ты хочешь быть офицером, а сам не знаешь латыни!
– Но, господин генерал… – пролепетал негр, дрожа и заикаясь.
– Молчи! – вскричал Биасу, негодование которого, казалось, все возрастало. – Я и сам не знаю, почему не велю расстрелять тебя на месте за твое нахальство! Вы представляете себе, Риго, такого нелепого офицера, который даже не знает латыни? Так вот, дурень, раз ты не понимаешь, что написано на этом знамени, я тебе объясню. In exitu – ни один солдат, Israel – не знающий латыни, de Aegypto – не может быть офицером. Правильно, господин капеллан?
Маленький колдун утвердительно кивнул головой. Биасу продолжал:
– Тот брат, которого я назначил палачом при нашей армии и которому ты завидуешь, знает латынь.
Он повернулся к новому палачу:
– Правда, дружище? Докажи этому невежде, что ты знаешь больше его. Что значит «Dominus vobiscum»?
Несчастный темнокожий колонист, пробужденный от своего мрачного раздумья этим грозным голосом, поднял голову, и хотя он еще не пришел в себя после совершенного им подлого убийства, но страх заставил его подчиниться. Было что-то странное в лице этого человека, подавленного угрызениями совести, когда он старался отыскать далекое, школьное воспоминание среди своих мыслей, полных ужаса, и в скорбном тоне, которым он произнес детское объяснение:
– Dominus vobiscum… это значит: господь да будет с вами!
– Et cum spiritu tuo, – добавил торжественно таинственный колдун.
– Amen, – отозвался Биасу. Потом снова заговорил сердитым голосом, пересыпая свои притворно гневные речи латинскими выражениями, перевранными на манер Сганареля, чтоб убедить чернокожих в учености их главаря. – Ступай обратно и стань последним в своем ряду! – крикнул он честолюбивому негру. – Sursum corda. А впредь не смей и думать о том, чтобы подняться до чина твоих начальников, знающих латынь, orate, fratres, или я велю тебя повесить! Bonus, bona, bonum!
Перепуганный и вместе с тем восхищенный негр вернулся в свой ряд, потупившись от стыда, под смех и крики всех товарищей, возмущенных его необоснованными притязаниями и с восторгом взиравших на своего ученого главнокомандующего.
Несмотря на то, что в этой сцене было много шутовства, она подтвердила мое высокое мнение о ловкости Биасу.
Смешное средство, которое он применил с таким успехом, чтобы пресечь честолюбивые домогательства, всегда распространенные среди мятежников, открыло мне сразу и всю меру глупости негров и редкую ловкость их предводителя.
XXXVI
Между тем наступило время almuerzo Биасу. Генерал-майору войск его католического величества принесли большой щит черепахи, в котором дымилось особое, обильно приправленное ломтями сала кушанье, olla podrida, где черепашье мясо заменяло carnero, а картофель – garganzas. В этом puchero плавал громадный кочан караибской капусты. По обеим сторонам черепашьего щита, служившего одновременно и котлом и миской для еды, стояли две чаши из скорлупы кокосового ореха, полные изюма, кусков sandias, ямса и винных ягод; это был postre. Маисовый хлеб и вино в запечатанном бурдюке дополняли это пиршество. Биасу вытащил из кармана несколько долек чесноку и натер себе хлеб; затем, не приказав даже убрать еще теплый труп, лежавший перед ним, взялся за еду, пригласив Риго к своему столу. Аппетит у него был поистине устрашающий.
Оби не принял участия в их трапезе. Я понял, что он, как и все его собратья по ремеслу, никогда не ест на глазах у людей, дабы внушить неграм, что он существо сверхъестественное и не нуждается в пище.
Во время завтрака Биасу приказал одному из своих адъютантов начинать смотр, и войска мятежников в полном порядке открыли шествие мимо пещеры. Первыми прошли негры Красной Горы; их было около четырех тысяч, они шли небольшими плотными взводами, во главе со своими начальниками, одетыми, как я уже говорил, в ярко-красные штаны или обвязанными красными поясами. Это были высокие и сильные негры, вооруженные ружьями, топорами и саблями; многие несли луки, стрелы и длинные копья, которые они сами выковали себе, за неимением другого оружия. У них не было знамени, и они шли подавленные и молчаливые.
Глядя на этот отряд, Биасу наклонился к Риго и сказал ему на ухо по-французски:
– Когда же, наконец, картечь Бланшланда и де Рувре избавит меня от этих разбойников с Красной Горы? Я их ненавижу; почти все они из племени конго! К тому же они умеют убивать только в бою; они следуют примеру их болвана начальника, их идола – Бюг-Жаргаля, этого сумасшедшего юнца, который строит из себя великодушного героя. Вы его не знаете, Риго? И никогда не узнаете, надеюсь. Белые взяли его в плен и освободят меня от него, как уже освободили от Букмана.
– Кстати, о Букмане, – ответил Риго. – Вон идут беглые чернокожие Макайи, а в их рядах я вижу того негра, которого Жан-Франсуа прислал к вам с вестью о смерти Букмана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41