Я проехал туда, чтобы подготовить прибытие основных сил моей дивизии. Однако после многочасовой артиллерийской перестрелки, в которой приняла участие и моя батарея, мы получили приказ о прекращении огня.
У меня по-прежнему не было связи со своим корпусом. Утверждалось, что Луцк, находившийся в 25 километрах к северу, уже захвачен, и я решил попытаться переправиться через реку там. Мы шли всю ночь — четвёртую ночь подряд — и к утру достигли Луцка, который действительно был взят русскими частями.
Генерал Деникин, стрелковая дивизия которого участвовала в захвате города, разъяснил мне ситуацию, как он её понимал. Именно сейчас на западной окраине Луцка шли бои против пехоты противника.
Чтобы нарушить сообщение противника с Владимиром-Волынским в соответствии с полученными мной указаниями, я решил сначала захватить городок Торчин, стоявший на перекрёстке дорог в двадцати километрах западнее Луцка. Этот перекрёсток был очень важен для передвижений нашей пехоты и снабжения частей. Прорвать линию фронта, чтобы углубиться на территорию противника, оказалось очень сложно, жестокие бои продолжались весь день и всю следующую ночь. Это была пятая ночь, когда дивизия не слезала с сёдел, и лошади и люди крайне нуждались в еде и отдыхе. На следующий день мы захватили село Боратынь, что к северу от Тор-чина, а после полуденного отдыха начался бой за Торчин, который длился всю ночь.
Теперь надо было двигаться в глубь территории противника по направлению к Владимиру-Волынскому. Утром 11 июня, ещё до того, как пал Торчин, я сосредоточил свои основные силы приблизительно в десяти километрах от него — напротив небольшого села. Когда Торчин был захвачен, отступающие колонны неприятеля прошли через это село, а следом и моей дивизии удалось прорваться на территорию противника. Мы направились в сторону шоссе, ведущего к Владимиру-Волынскому, чтобы в двадцати километрах от города перерезать его. Эти бои продолжались трое суток.
Между тем австрийцы бросили в бой свои резервы, и сражение достигло апогея. Я получил приказ срочно перебросить дивизию на западную окраину города Киселин для прикрытия передислокации пехотных соединений. Солдаты дивизии были страшно измотаны, лошади — вконец измождены, поэтому быстро перевести её на новые позиции представлялось очень трудной задачей.
Дивизия была уже на полпути к Ковелю. Неподалёку от моей колонны возвышались несколько холмов. Судя по всему, генерал Деникин, дивизию которого мы оставили позади, не видел в них никакого практического смысла. Поскольку генерал не позаботился о захвате высот, я решил сделать это по собственной инициативе. Но стоило моим частям пойти в атаку, как сражение за эти высоты началось буквально со всех сторон. По сведениям, полученным от пленных, мы узнали, что силы, атакованные нами, были передовыми частями немецких войск, переброшенных из Ковеля. Как видно, начали прибывать резервы из Германии. Я позвонил Деникину и предложил ему в течение дня сменить мои части на этих высотах, если он не хочет, чтобы холмы оказались в руках неприятеля. Генерал отказался — он уже начал передислокацию, но в дальнейшем, если высоты ему понадобятся, он всегда сможет захватить их. На что я ответил, что через какое-то время будет очень сложно отбросить немцев назад.
— Где вы видите немцев? — закричал Деникин. — Здесь нет никаких немцев!
Я сухо заметил, что мне легче их видеть, так как я стою прямо перед ними. Этот пример ярко отражает присущее русским командирам желание преуменьшать те обстоятельства, которые по той или иной причине не вписываются в их планы.
Когда мою дивизию с приходом ночи отвели в резерв армейского корпуса, холмы снова оказались в руках немцев. Значение этого факта генерал Деникин осознал уже на следующий день.
Утром генерал Деникин должен был начать наступление. Приказ, отданный мне командиром армейского корпуса, гласил, что дивизия должна в конном строю развивать наступление, начатое генералом. Я лично связался по телефону с генералом Кашталинским и предположил, что подтянувшиеся немецкие части выиграют бой у Деникина. Я осмелился также предложить, чтобы мою дивизию перебросили к болоту между Киселином и Воронцами, откуда резервные части смогли бы атаковать в любом направлении.
— Вы получили мой приказ, генерал?
— Конечно, получил.
— Так выполняйте его! — сказал Кашталинский и отключился.
Во главе основных сил я направился в сторону горящего Киселина — его обстреливала тяжёлая артиллерия немцев. Грохот стоял страшный, «чемоданы» взрывались с ужасающим звуком. Со стороны Воронцов также доносилась громкая артиллерийская перестрелка. Я ещё не успел доехать до Киселина, как ко мне прибыл вестовой от командующего корпусом. В связи с изменением обстановки моей дивизии предписывалось немедленно прибыть в район западнее Воронцов, где противник сильно теснил левый фланг 39-го армейского корпуса. Я не мог не ухмыльнуться, вспоминая реплику генерала Кашталинского: «Так выполняйте его!» Теперь ведь нам нужно было обогнуть болото, и переход занял весь день.
Чтобы обеспечить безопасность нашего продвижения и получить возможность связаться с соседними соединениями, я отправил четыре эскадрона на разведку. К вечеру я прибыл на новое место дислокации. Моим глазам открылась равнина, однообразие которой кое-где нарушалось небольшими красивыми сосновыми рощицами. Местность перед нами была свободна от неприятеля, но на правом фланге раздавалась громкая артиллерийская стрельба. Я поднялся в наблюдательный пункт на ветряной мельнице. Там была телефонная связь с другой мельницей, где располагался командир артиллерии. От него я услышал:
— Наши отступают... немцы их преследуют... они идут цепями буквально по пятам... наши солдаты в ужасе... они бросают оружие, сапоги... бегут изо всех сил... много сотен попало в плен... на правом фланге немцы обходят одну из лесопосадок... на лесной опушке видны лошади... похоже, там готовится контратака... наши наступают на фланге... заходят в тыл немцев... полный успех... противник остановлен... он поворачивается... он бежит... пленные освобождены...
Через несколько секунд я сам увидел, как немцы отступают. Таков был результат хорошо подготовленной контратаки, которую провела одна из моих казачьих сотен под командованием войскового старшины Смирнова. К сожалению, этот успех нельзя было развить: уже настолько стемнело, что, когда мой первый полк добрался до места схватки, он не смог войти в соприкосновение с противником.
Тем же вечером мне позвонил по телефону командующий 39-м корпусом генерал Стельницкий и поблагодарил нас за действия, которые «спасли армейский корпус от полной катастрофы». Таким образом, генерал признал, что ситуация была угрожающей. Победу принёс героизм моих казаков, однако командир пехотной части решил всю славу присвоить себе и отказался подтвердить, что решающую роль сыграли действия войскового старшины Смирнова.
Последовали две недели позиционной войны. В начале июля были произведены некоторые перегруппировки, затем развернулось наступление под Луцком, а в конце месяца весь фронт под командованием генерала Брусилова перешёл в наступление. В Галиции были достигнуты большие успехи, однако в районе Ковеля и Владимира-Волынского, где противник успел возвести сильные укрепления, начались контрнаступления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152