Но в ФРГ известным зоологом и защитником дикой природы Б. Гржимеком было создано общество охраны животных, которое возвращает их в дикую природу. Выкупленные у зоопарков шимпанзе находили приют на небольшом острове близ Сенегала. Так вот, одна из обезьян, по кличке Люси, усвоившая в неволе около 300 слов на амслане, подошла к Гржимеку, инспектировавшему заповедник, и обратилась к нему со словами-жестами: «Здравствуй, учитель! Я – Люси. Нет ли у тебя чего-нибудь вкусненького?»
Комментарии излишни. В дополнение к своему, довербальному языку высшие обезьяны вполне могут усваивать основы языка человеческого, пусть не звукового.
Рискнем пойти дальше. Осмелюсь утверждать, что некоторые обычаи, унаследованные нами от обезьян, переведенные с довербальных языков на словесные, вербальные, сохранялись в человеческих обществах до недавнего времени, а иные живы до сих пор. Вот два таких примера.
Офиофобия и груминг. Путешественники, побывавшие в тропических областях Африки и Южной Азии, согласно отмечают удивительный факт: местные жители, даже опытные и смелые охотники, испытывают панический страх перед змеями, причем порой считают смертельно ядовитыми даже питонов. Тот же страх перед змеями (назовем его офиофобией) присущ и большинству европейцев. Дж. Даррел с присущим ему юмором пишет, как он пытался убедить одну посетительницу зоопарка, что страх и отвращение к змеям отнюдь не врожденное свойство человека: маленький ребенок с удовольствием будет играть с безобидной змеей вроде ужа. Но женщина возмутилась: «Ничего подобного, я их с рождения терпеть не могла. И мама моя ненавидела змей». Ну что тут скажешь!
Оказывается, что офиофобия – один из многочисленных признаков, объединяющих нас с обезьянами. Те тоже боятся змей панически, заодно, на всякий случай, остерегаются и ящериц, в том числе и совершенно безобидных хамелеонов. Исключения редки: павианы, жители пустынных скал, маленьких змей не боятся и при случае поедают, как и скорпионов.
Порой офиофобию объясняют влиянием религии: змей-де искушал в раю Адама и Еву. Но аборигены тропиков боялись пресмыкающихся еще до контакта с миссионерами. Жители Индии змей, особенно кобру, считают священными символами бога Шивы. Тем не менее, Джавахарлар Неру в своих мемуарах пишет, что после того, как он увидел змею в тюремной камере, где сидел по приговору британского суда, «он поверил в теорию Павлова об условных рефлексах».
Итак, офиофобия – условный рефлекс, который из поколения в поколение воспроизводится у детей стараниями родителей, и длится этот процесс миллионы лет, он куда древнее человеческого рода. Турист, молотящий палкой безобидного ужа, ничем не отличается от альфы – вожака обезьяньего стада.
Но рефлекс, не подкрепляемый долгое время, постепенно сходит на нет и исчезает. Точно так же ген, в котором нужда отпадает, в конце концов выпадает из популяции. Вот хороший пример: у человека есть три формы одного белка-фермента – кислой фосфатазы эритроцитов. Кодируются они тремя генами, причем частота каждого гена сильно варьирует от популяции к популяции. Дело в том, что одна форма фермента хорошо работает при температуре чуть ниже 37°, другая, наоборот, чуть выше, третья промежуточная. А эритроциты значительную часть времени своего существования проводят в капиллярах покровов нашего тела, которые могут быть охлаждены или, наоборот, перегреты. Оказалось, что у популяций, долгое время, сотни поколений, проживающих на севере (лопари-саамы, алеуты, эскимосы, юкагиры, чукчи), частота встречаемости «холодного» гена высока (до 0,7). У индейцев Центральной и Южной Америки, негров Африки, меланезийцев и австралоидов «холодная» форма редка, там преобладает «теплая». Рассчитали даже, что сдвиг на 20° широты к северу увеличивает частоту встречаемости «холодного» гена на 10%. Но есть и исключения. Народы, недавно проникшие в северные области, еще сохранили южную кислую фосфатазу. Якуты, например, по этому признаку южане: ведь их предки, воинственные курыканы (племя «гулигань» старых китайских хроник) пришли в низовья Лены только в VII в. нашей эры. До того они кочевали в окрестностях Байкала и южнее его.
Соответственно и фольклор их (то, что передается по лингвистическому каналу) несет южный отпечаток. В преданиях якутов фигурируют львы, тигры и змеи. Предки чукчей пришли на крайний северо-восток Азии на тысячу лет раньше. Но и у них сохранилось предание о гигантском черве, который живет на краю страны мертвых и душит в своих кольцах проходящих мимо него путников. Страна мертвых в примитивных религиях одновременно и страна предков. Значит ли это, что предки чукчей знали удавов?
Но еще раньше, более 12 тыс. лет назад, через эти края, свободные от змей, прошли на Аляску предки американских индейцев. Они пришли на американский континент и встретились там с гремучими змеями и анакондами, уже освобожденные от обезьяньей офиофобии. Поэтому америнды относятся к змеям по-человечески: остерегаются опасных, при случае едят (даже гремучих), порой обожествляют (Кецалькоатль, Пернатый Змей ацтеков), но не шарахаются рефлекторно, как мы.
От обезьян мы унаследовали и другие обычаи, многие из которых отмирают на наших глазах. Все вы, наверное, видали в зоопарках идиллические сцены, когда обезьяны ищут друг у друга блох и иных паразитов. Тот же Даррел пишет, что целью поиска являются не только паразиты (хотя, если попадется блоха, она тут же будет съедена), но и кристаллики соли, остающиеся в шерсти при испарении пота. Эта процедура взаимной очистки проводится не только с санитарными целями. Для обезьян это акт, выражающий взаимное уважение, добрые чувства. Он сплачивает обезьянью стаю в единое целое, и этологи – специалисты, изучающие поведение животных, даже присвоили ему специальный термин – груминг.
Груминг был широко распространен в примитивных первобытных обществах и не только в далеких странах. Античные авторы называли племена, населяющие Кавказ, фтейрофагами – вошеедами. У камчадалов, по свидетельству Крашенинникова – первого нашего этнографа, этот обычай сохранился до XVIII века. Он же пишет, что казаки, собиравшие в то время на Камчатке ясак, сурово осуждали и запрещали этот обычай. Но в смягченном варианте (без поедания объектов поиска) он сохранился у самих казаков, правда, не сибирских, а донских, до XX века: помните, у Шолохова в «Поднятой целине» отрицательный персонаж кладет голову на колени подружке: «Поищи меня. Любушка!» Груминг часто встречается в сказках народов Европы. Напомню хотя бы сказку братьев Гримм «Три золотых волоска с головы черта».
Эти рассуждения могут покоробить кое-кого из читателей. Полагаю, впрочем, что вряд ли кто-нибудь рассчитывал унаследовать от обезьян поэмы Гомера и диалоги Платона. О других обезьяньих привычках в человеческом обществе я остерегаюсь писать, потому что иные примеры кажутся спорными, на уровне допущений. В частности, шимпанзе любят в тропическом лесу молотить палками по досковидным резонирующим корням деревьев. Современный столь модный ныне «хард-рок» добавил в эту музыку лишь звук металла.
Наконец, не напоминает ли управляющая нами Административная Система, со строгой иерархией, без обратных связей, структуру стада обезьян с вожаком-альфой во главе, передающим тычки и знаки поощрения по нижним этажам, вплоть до последнего члена стада – омеги?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Комментарии излишни. В дополнение к своему, довербальному языку высшие обезьяны вполне могут усваивать основы языка человеческого, пусть не звукового.
Рискнем пойти дальше. Осмелюсь утверждать, что некоторые обычаи, унаследованные нами от обезьян, переведенные с довербальных языков на словесные, вербальные, сохранялись в человеческих обществах до недавнего времени, а иные живы до сих пор. Вот два таких примера.
Офиофобия и груминг. Путешественники, побывавшие в тропических областях Африки и Южной Азии, согласно отмечают удивительный факт: местные жители, даже опытные и смелые охотники, испытывают панический страх перед змеями, причем порой считают смертельно ядовитыми даже питонов. Тот же страх перед змеями (назовем его офиофобией) присущ и большинству европейцев. Дж. Даррел с присущим ему юмором пишет, как он пытался убедить одну посетительницу зоопарка, что страх и отвращение к змеям отнюдь не врожденное свойство человека: маленький ребенок с удовольствием будет играть с безобидной змеей вроде ужа. Но женщина возмутилась: «Ничего подобного, я их с рождения терпеть не могла. И мама моя ненавидела змей». Ну что тут скажешь!
Оказывается, что офиофобия – один из многочисленных признаков, объединяющих нас с обезьянами. Те тоже боятся змей панически, заодно, на всякий случай, остерегаются и ящериц, в том числе и совершенно безобидных хамелеонов. Исключения редки: павианы, жители пустынных скал, маленьких змей не боятся и при случае поедают, как и скорпионов.
Порой офиофобию объясняют влиянием религии: змей-де искушал в раю Адама и Еву. Но аборигены тропиков боялись пресмыкающихся еще до контакта с миссионерами. Жители Индии змей, особенно кобру, считают священными символами бога Шивы. Тем не менее, Джавахарлар Неру в своих мемуарах пишет, что после того, как он увидел змею в тюремной камере, где сидел по приговору британского суда, «он поверил в теорию Павлова об условных рефлексах».
Итак, офиофобия – условный рефлекс, который из поколения в поколение воспроизводится у детей стараниями родителей, и длится этот процесс миллионы лет, он куда древнее человеческого рода. Турист, молотящий палкой безобидного ужа, ничем не отличается от альфы – вожака обезьяньего стада.
Но рефлекс, не подкрепляемый долгое время, постепенно сходит на нет и исчезает. Точно так же ген, в котором нужда отпадает, в конце концов выпадает из популяции. Вот хороший пример: у человека есть три формы одного белка-фермента – кислой фосфатазы эритроцитов. Кодируются они тремя генами, причем частота каждого гена сильно варьирует от популяции к популяции. Дело в том, что одна форма фермента хорошо работает при температуре чуть ниже 37°, другая, наоборот, чуть выше, третья промежуточная. А эритроциты значительную часть времени своего существования проводят в капиллярах покровов нашего тела, которые могут быть охлаждены или, наоборот, перегреты. Оказалось, что у популяций, долгое время, сотни поколений, проживающих на севере (лопари-саамы, алеуты, эскимосы, юкагиры, чукчи), частота встречаемости «холодного» гена высока (до 0,7). У индейцев Центральной и Южной Америки, негров Африки, меланезийцев и австралоидов «холодная» форма редка, там преобладает «теплая». Рассчитали даже, что сдвиг на 20° широты к северу увеличивает частоту встречаемости «холодного» гена на 10%. Но есть и исключения. Народы, недавно проникшие в северные области, еще сохранили южную кислую фосфатазу. Якуты, например, по этому признаку южане: ведь их предки, воинственные курыканы (племя «гулигань» старых китайских хроник) пришли в низовья Лены только в VII в. нашей эры. До того они кочевали в окрестностях Байкала и южнее его.
Соответственно и фольклор их (то, что передается по лингвистическому каналу) несет южный отпечаток. В преданиях якутов фигурируют львы, тигры и змеи. Предки чукчей пришли на крайний северо-восток Азии на тысячу лет раньше. Но и у них сохранилось предание о гигантском черве, который живет на краю страны мертвых и душит в своих кольцах проходящих мимо него путников. Страна мертвых в примитивных религиях одновременно и страна предков. Значит ли это, что предки чукчей знали удавов?
Но еще раньше, более 12 тыс. лет назад, через эти края, свободные от змей, прошли на Аляску предки американских индейцев. Они пришли на американский континент и встретились там с гремучими змеями и анакондами, уже освобожденные от обезьяньей офиофобии. Поэтому америнды относятся к змеям по-человечески: остерегаются опасных, при случае едят (даже гремучих), порой обожествляют (Кецалькоатль, Пернатый Змей ацтеков), но не шарахаются рефлекторно, как мы.
От обезьян мы унаследовали и другие обычаи, многие из которых отмирают на наших глазах. Все вы, наверное, видали в зоопарках идиллические сцены, когда обезьяны ищут друг у друга блох и иных паразитов. Тот же Даррел пишет, что целью поиска являются не только паразиты (хотя, если попадется блоха, она тут же будет съедена), но и кристаллики соли, остающиеся в шерсти при испарении пота. Эта процедура взаимной очистки проводится не только с санитарными целями. Для обезьян это акт, выражающий взаимное уважение, добрые чувства. Он сплачивает обезьянью стаю в единое целое, и этологи – специалисты, изучающие поведение животных, даже присвоили ему специальный термин – груминг.
Груминг был широко распространен в примитивных первобытных обществах и не только в далеких странах. Античные авторы называли племена, населяющие Кавказ, фтейрофагами – вошеедами. У камчадалов, по свидетельству Крашенинникова – первого нашего этнографа, этот обычай сохранился до XVIII века. Он же пишет, что казаки, собиравшие в то время на Камчатке ясак, сурово осуждали и запрещали этот обычай. Но в смягченном варианте (без поедания объектов поиска) он сохранился у самих казаков, правда, не сибирских, а донских, до XX века: помните, у Шолохова в «Поднятой целине» отрицательный персонаж кладет голову на колени подружке: «Поищи меня. Любушка!» Груминг часто встречается в сказках народов Европы. Напомню хотя бы сказку братьев Гримм «Три золотых волоска с головы черта».
Эти рассуждения могут покоробить кое-кого из читателей. Полагаю, впрочем, что вряд ли кто-нибудь рассчитывал унаследовать от обезьян поэмы Гомера и диалоги Платона. О других обезьяньих привычках в человеческом обществе я остерегаюсь писать, потому что иные примеры кажутся спорными, на уровне допущений. В частности, шимпанзе любят в тропическом лесу молотить палками по досковидным резонирующим корням деревьев. Современный столь модный ныне «хард-рок» добавил в эту музыку лишь звук металла.
Наконец, не напоминает ли управляющая нами Административная Система, со строгой иерархией, без обратных связей, структуру стада обезьян с вожаком-альфой во главе, передающим тычки и знаки поощрения по нижним этажам, вплоть до последнего члена стада – омеги?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20