Первый из них – несовершенство хранения. Хотя объем долгосрочной памяти человеческого мозга огромен и никто еще не исчерпал его до предела, далеко не все люди умеют его использовать с должной эффективностью. К тому же, время существования какого-либо блока информации ограничивается жизнью его носителя.
Второй – ограниченность расстояния, на которое можно ее передать: теоретически оно ограничено пределом, на которое разносится человеческий голос, обычно гораздо меньше и не превышает размеров университетской аудитории или поляны под священным дубом.
Как же сохранить информацию, закодированную звуками, помимо человеческой памяти? Герои Рабле слышали слова, оттаивающие после того, как они замерзли на морозе, барон Мюнхаузен слышал мелодию из оттаивающего охотничьего рожка. В этих шутках – давняя мечта человечества, которая, как ковер-самолет, реализовалась совсем недавно – в дисках и магнитофонных лентах. Но и задолго до этого человек успешно «запасал» информацию впрок.
Началось это с первых рисунков на стенах пещер и предметах утвари. Этот метод быстро разделился на живопись и скульптуру с одной стороны (информация для сферы эмоций) и письменную речь – с другой. Сначала было пиктографическое, рисуночное письмо, затем иероглифическое, слоговое и, наконец, алфавитное, дополняемое чертежами, рисунками, схемами. Параллельно развивались специализированные знаковые системы – жестовый язык глухонемых и своеобразный жестовый язык североамериканских индейцев, служивший для общения между разноязычными племенами.
До открытия электричества попытки передачи информации на большие расстояния без медлительного посредника-гонца были разнообразными, но не очень удачными и не решали проблему до конца. Это и сигнальные барабаны, и свистовой язык – стильбо жителей Канарских островов, и сигнальные костры и дымы, наконец, оптический телеграф Шаппа. Лишь электрический телеграф Морзе впервые решил проблему. А дальше радио и телевизор, видеомагнитофон и прочие ухищрения современной техники.
И лишь в XX веке люди сообразили, что информацию, закодированную электрическими импульсами, можно не только хранить и передавать, но и автоматически обрабатывать. Так появились первые ЭВМ. Споры о том, думают ли современные компьютеры и можно ли вообще построить «думающую» машину, мне кажутся бессмысленными. Сейчас на Земле только два устройства могут обрабатывать большие объемы информации – мозг и ЭВМ. Пока мозг работает лучше, но вряд ли это положение сохранится навек. Во всяком случае, появление ЭВМ – огромный скачок, сравнимый по масштабу с «изобретением» лингвистического канала.
Но и до этого в эволюции «замороженной» речи были революционные скачки – в первую очередь книгопечатание. Для изучения эволюции мемофондов письменная речь имеет огромное значение. Знаки на стенах пещер, египетские папирусы и новгородские берестяные грамоты, летописи и памятные надписи хранят большие объемы информации о былом, недаром историю, несколько условно, делят на письменную и дописьменную. Условно, потому что многие народности до XX века не знали своей письменности, да и развивалась она столь неравномерно, что и в XIX веке пиктография кое-где существовала.
Вряд ли кто-нибудь будет отрицать важность для истории летописей и грамот. Но не надо недооценивать значение и других памятников материальной культуры. Из них важнейшими, помимо остатков орудий производства, являются именно первые попытки письменности. Закодированная в них информация и сейчас «летит издалека, сердца пронзая и века». Правда, порой немало трудов приходится тратить на ее расшифровку. Но игра, как мне кажется, стоит свеч. Поэтому приведу несколько примеров.
Как торчали бивни у мамонта? Все мы привыкли на многочисленных иллюстрациях и у скелетов, смонтированных в музеях, видеть бивни мамонтов направленными вверх и в стороны. Но в последнее время стало побеждать иное мнение: мамонтовые бивни были направлены вниз и навстречу друг другу. Нашлось и рациональное объяснение: мамонт-де, как бульдозер, разгребал бивнями снег в поисках травы. С. В. Томирдиаро полагает, что мамонты выламывали ими куски льда из ледяных жил. Ведь зимой большинство источников воды замерзало. Подтверждением этого как будто бы служит тот факт, что большинство крупных бивней еще при жизни было сломано. Однако сломанные бивни столь же часто встречаются и у африканских слонов, жажду льдом не утоляющих.
Вы спросите: неужели не нашлось ни одного черепа мамонта с целыми бивнями? Нет, они находились десятками, если не сотнями. Но когда в альвеолах истлевает органика, бивни свободно вращаются в них и могут изменить положение, если грунт проседает. Часто в процессе захоронения бивни давлением земли просто выдергиваются из альвеол. Кто же прав: старые реставраторы прошлого века или современные?
Обратимся к ныне живущим африканским слонам. Их бивни по длине и массе лишь незначительно уступают мамонтовым. Оказывается, форма и направление бивней варьируют в очень широких пределах. Встречается и «старое» и «новое» расположение. Бивни мамонтов еще более разнообразны. Значит, вопрос, поставленный в заголовке, следует сформулировать иначе: какое расположение их у мамонтов было обычным, наиболее частым?
Трудно понять, почему «мамонтоведы» не обратились за консультациями к людям, которые видели мамонтов каждый день, убивали их и питались их мясом. Ведь иконография мамонтов на стенах пещер и предметах обихода людей палеолита достаточно обширна. Эти изображения – самый веский, неопровержимый аргумент в ученых спорах. Так обратимся же к нему!


Рис. 2. Фотография (вверху) и прорисовка сцены с бизонами и мамонтами. Пещера Фон де Гом, Франция. (По Брейлю)

Рис. 3. Изображение мамонта. Пещера фон де Гом, Франция
На рисунках 2 и 3 представлены известные и самые четкие изображения. Как вы можете заметить, везде бивни расположены так, как предполагали первые реставраторы. Видимо, это расположение, вверх и в стороны, было нормой, а другое – исключением, причем настолько редким, что не заслужило увековечения. Спорить, по-видимому, не о чем.
Это не единственный пример, когда информация древних людей уточняла реконструкцию внешнего вида вымерших животных. Вот и другой: аборигены Австралии рассказывали белым поселенцам о давно прошедшем золотом веке, когда «кролики были ростом с быка». Действительно, совсем недавно, около 10 000 лет назад до нашей эры резко возросшая засушливость климата погубила значительную часть фауны крупных сумчатых австралийского континента (рис. 4). Были среди них и дипротодоны – огромные, не уступавшие быку или носорогу травоядные сумчатые. Их многочисленные скелеты находят по берегам пересохших озер в центре Австралии, там, где ландшафт из степного стал пустынным.

Рис. 4. Наскальное изображение гигантского сумчатого и гигантского пресноводного крокодила, вымерших около 10 тыс. лет назад. Дангуррунг, Австралия
Но почему аборигены сравнили их с кроликами, которых завезли европейцы? Только ли из-за крупных резцов? Это станет понятно, если сравнить реконструкцию дипротодона (не из самых удачных) и наскальный рисунок, возраст которого более 10 тыс. лет, обнаруженный палеонтологом П.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20