Он вбежал в квартиру. Мавра, как ни в чем не бывала, мела
пол, ломала лучинки и готовилась печь топить. Он в комнату - Васи и след
простыл: он ушел со двора.
Куда? где? куда побежит несчастный? - подумал Аркадий, леденея от ужаса.
Он начал допрашивать Мавру. Та ничего не знала, не ведала, да и не слыхала,
как вышел, прости его господи! Нефедевич бросился к коломенским.
Ему, бог знает отчего, пришло на мысль, что он там. Был уже десятый час,
как он приехал туда. Там его не ждали, ничего не знали, не ведали. Он стоял
перед ними испуганный, расстроенный и спрашивал, где Вася? У старухи
подломились ноги; она рухнулась на диван. Лизанька, вся дрожа от испуга,
начала расспрашивать о случившемся. Что было говорить? Аркадий Иванович
отделался наскоро, выдумал какую-то басню, которой, разумеется, не
поверили, и убежал, оставив всех потрясенными, измученными. Он бросился в
свое ведомство, чтоб по крайней мере не опоздать и дать знать туда, чтоб
поскорее приняли меры. Дорогою ему вздумалось, что Вася у Юлиана
Мастаковича. Это было вернее всего: Аркадий прежде всего, прежде
коломенских, подумал об этом. Проезжая мимо дома его превосходительства, он
хотел остановиться, но тотчас же велел продолжать путь далее. Он решился
попытаться узнать: нет ли чего в ведомстве, и потом, как уж там не найдет,
явиться к его превосходительству по крайней мере в качестве рапортующего об
Васе. Кому-нибудь нужно же было рапортовать!
Еще в приемной окружили его товарищи помоложе, все большею частию ему
равные чином, и в один голос стали расспрашивать, что сделалось с Васей?
Все они в то же время говорили, что Вася с ума сошел и помешался на том,
что его в солдаты хотят отдать за неисправное исполнение дела. Аркадий
Иванович отвечал на все стороны или, лучше сказать, не отвечая положительно
никому, стремился во внутренние покои. На дороге узнал он, что Вася в
кабинете Юлиана Мастаковича, что туда все пошли и что Эспер Иванович тоже
туда пошел. Он было приостановился. Кто-то из старших спросил его, куда он
и что ему надо? Не отличив лица, он проговорил что-то об Васе и пошел прямо
в кабинет. Оттуда уже слышался голос Юлиана Мастаковича. Куда вы? - спросил
его кто-то у самых дверей. Аркадий Иванович почти потерялся; он уже хотел
было воротиться, но из-за приотворенной двери увидел своего бедного Васю.
Он отворил и протеснился кое-как в комнату. Там царствовала суматоха и
недоумение, затем что Юлиан Мастакович был, по-видимому, в сильном
огорчении. Около него стояли все, кто поважнее, толковали и не решили ровно
ничего. Поодаль стоял Вася. Все замерло в груди Аркадия, когда он взглянул
на него. Вася стоял бледный, с поднятой головой, вытянувшись в нитку и
опустив руки по швам. Он глядел прямо в глаза Юлиану Мастаковичу. Тотчас
заметили Нефедевича, и кто-то, знавший, что они сожители, доложил о том его
превосходительству. Аркадия подвели. Он хотел что-то ответить на
предложенные вопросы, взглянул на Юлиана Мастаковича и, видя, что на лице
его изобразилась истинная жалость, затрясся и зарыдал как ребенок. Он даже
сделал более: бросился, схватил руку начальника и поднес к глазам своим,
омывая ее слезами, так что даже сам Юлиан Мастакович принужден был отнять
ее наскоро, махнуть ею по воздуху и сказать: Ну, полно, брат, полно; вижу,
что у тебя доброе сердце. Аркадий рыдал и бросал на всех умоляющие взгляды.
Ему казалось, что все братья его бедному Васе, что все они тоже терзаются и
плачут об нем.
- Как же это, как же это с ним сделалось? - говорил Юлиан Мастакович. -
Отчего же он с ума сошел?
- От бла-благо-дарности! - мог только выговорить Аркадий Иванович.
Все выслушали ответ его в недоумении, и всем показалось странным и
невероятным: как же это так может из благодарности сойти с ума человек?
Аркадий объяснился как умел.
- Боже, как жаль! - проговорил наконец Юлиан Мастакович. - И дело-то,
порученное ему, было неважное и вовсе не спешное. Так-таки, не из-за чего,
погиб человек! Что ж, отвести его!.. - Тут Юлиан Мастакович обратился снова
к Аркадию Ивановичу и снова начал его расспрашивать. - Он просит, - сказал
он, указав на Васю, - чтоб не говорили об этом какой-то девушке; что она,
невеста, что ли, его?
Аркадий стал объяснять. Между тем Вася как будто думал о чем-то, как
будто с величайшим напряжением припоминал одну важную, нужную вещь, которая
вот именно теперь бы и пригодилась. Порой он страдальчески поводил глазами,
как будто надеялся, что кто-нибудь напомнит ему про то, что забыл он. Он
устремился глазами на Аркадия. Наконец, вдруг, как будто надежда блеснула в
глазах его, он двинулся с места с левой ноги, ступил три шага как только
мог ловче и даже пристукнул правым сапогом, как делают солдаты, подойдя к
подозвавшему их офицеру. Все ожидали, что будет.
- Я с телесным недостатком, ваше превосходительство, слабосилен и мал, не
гожусь на службу, - сказал он отрывисто.
Тут все, кто ни были в комнате, все почувствовали, как будто кто-нибудь
сжал им сердце, и даже как ни тверд был характером Юлиан Мастакович, но
слеза потекла из глаз его. Уведите его, - сказал он, махнув рукою.
- Лоб! - сказал Вася вполголоса, повернулся налево кругом и вышел из
комнаты.
За ним бросились все, кого интересовала его участь. Аркадий теснился за
прочими. Васю усадили в приемной в ожидании предписания и кареты, чтоб
отвезти его в больницу. Он сидел молча и был, казалось, в чрезвычайной
заботе. Кого узнавал, тому кивал головою, как будто прощаясь с ним. Он
поминутно оглядывался на дверь и готовился, когда скажут: пора. Кругом его
столпился тесный кружок; все покачивали головами, все сетовали. Многих
поразила его история, которая уже вдруг сделалась известною; одни
рассуждали, другие жалели и хвалили Васю, говорили, что был такой скромный,
тихий молодой человек, что обещал так много; рассказывали, как он старался
учиться, был любознателен, стремился образовать себя. Собственными силами
вышел из низкого состояния! - заметил кто-то. С умилением говорили о
привязанности к нему его превосходительства. Некоторые пустились объяснять,
почему именно пришло в голову Васе и он на том помешался, что его отдадут в
солдаты за то, что не кончил работы. Говорили, что бедняк недавно из
податного звания и только по ходатайству Юлиана Мастаковича, умевшего
отличить в нем талант, послушание и редкую кротость, получил первый чин.
Одним словом, очень много было разных толков и мнений. В особенности, из
потрясенных, заметен был один, очень маленький ростом, сослуживец Васи
Шумкова. И не то чтобы-таки был совсем молодой человек, а примерно лет уже
тридцати. Он был бледен как полотно, дрожал всем телом и как-то странно
улыбался - может быть, потому, что всякое скандалёзное дельце или ужасная
сцена и пугает, и вместе с тем как-то несколько радует постороннего
зрителя. Он поминутно обегал весь кружок, обступивший Шумкова, и так как
был мал, то становился на цыпочки, хватал за пуговицу встречного и
поперечного, то есть из тех, кого имел право хватать, и все говорил, что он
знает, отчего это все, что это не то чтобы простое, а довольно важное дело,
что так оставить нельзя; потом опять становился на цыпочки, нашептывал на
ухо слушателю, опять кивал раза два головою и снова перебегал далее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12