..
Вася вскинул на воздух посланника и влепил в его губки, которые ужасно
походили на Лизанькины, медовый, длинный, восторженный поцелуй.
- Целуй, Аркадий! - говорил он, передав ему Петю, и Петя, не касаясь
земли, тотчас же перешел в мощные и жадные в полном смысле слова объятия
Аркадия Ивановича.
- Голубчик ты мой, хочешь чайку?
- Покорно благодарю-с. Уж мы пили! Сегодня поднялись рано. Наши к обедне
ушли. Сестрица два часа меня завивала, напомадила, умыла, панталончики мне
зашила, потому что я их разодрал вчера с Сашкой на улице: мы в снежки стали
играть...
- Ну-ну-ну-ну!
- Ну, все меня наряжала к вам идти; потом напомадила, а потом зацеловала
совсем, говорит: Сходи к Васе, поздравь да спроси, довольны ли они, покойно
ли почивали и еще... и еще что-то спросить - да! и еще, кончено ль дело, об
котором вы вчера... там как-то... да вот, у меня записано, - сказал
мальчик, читая по бумажке, которую вынул из кармана, - да! беспокоились.
- Будет кончено! будет! так ей и скажи, что будет, непременно кончу,
честное слово!
- Да еще... ах! я и забыл; сестрица записочку и подарок прислала, а я и
забыл!..
- Боже мой!.. Ах ты, голубчик мой! где... где? вот-а?! Смотри, брат, что
мне пишет. Го-лу-бушка, миленькая! Знаешь, я вчера видел у ней бумажник для
меня; он не кончен, так вот, говорит, посылаю вам локон волос моих, а то от
вас не уйдет. Смотри, брат, смотри!
И потрясенный от восторга Вася показывал локон густейших, чернейших в
свете волос Аркадию Ивановичу; потом горячо поцеловал их и спрятал в
боковой карман, поближе к сердцу.
- Вася! Я тебе медальон закажу для этих волос! - решительно сказал
наконец Аркадий Иванович.
- А у нас жаркое телятина будет, а потом завтра мозги; маменька хочет
бисквиты готовить... а пшенной каши не будет, - сказал мальчик, подумав,
как заключить свои россказни.
- Фу, какой хорошенький мальчик! - закричал Аркадий Иванович. - Вася, ты
счастливейший смертный!
Мальчик кончил чай, получил записочку, тысячу поцелуев и вышел счастливый
и резвый по-прежнему.
- Ну, брат, - заговорил обрадованный Аркадий Иванович, - видишь, как
хорошо, видишь! Все уладилось к лучшему, не горюй, не робей! вперед!
Кончай, Вася, кончай! В два часа я домой; заеду к ним, потом к Юлиану
Мастаковичу...
- Ну, прощай, брат, прощай... Ах, кабы!.. Ну, хорошо, ступай, хорошо, -
сказал Вася, - я, брат, решительно не пойду к Юлиану Мастаковичу.
- Прощай!
- Стой, брат, стой; скажи им... ну, все, что найдешь; ее поцелуй... да
расскажи, братец, все потом расскажи...
- Ну уж, ну уж - известно, знаем что! Это счастье перевернуло тебя! Это
неожиданность; ты сам не свой со вчерашнего дня. Ты еще не отдохнул от
вчерашних своих впечатлений. Ну, конечно! оправься, голубчик Вася! Прощай,
прощай!
Наконец друзья расстались. Все утро Аркадий Иванович был рассеян и думал
только об Васе. Он знал слабый, раздражительный характер его. Да, это
счастье перевернуло его, я не ошибся! - говорил он сам про себя. - Боже
мой! Он и на меня нагнал тоску. И из чего этот человек способен поднять
трагедию! Экая горячка какая! Ах, его нужно спасти! нужно спасти! -
проговорил Аркадий, сам не замечая того, что в своем сердце уже возвел до
беды, по-видимому, маленькие домашние неприятности, в сущности ничтожные.
Только в одиннадцать часов попал он в швейцарскую Юлиана Мастаковича, чтоб
примкнуть свое скромное имя к длинному столбцу почтительных лиц,
расписавшихся в швейцарской на листе закапанной и кругом исчерченной
бумаги. Но каково было его удивление, когда перед ним мелькнула собственная
подпись Васи Шумкова! Это его поразило. Что с ним делается? - подумал он.
Аркадий Иванович, взыгравший еще недавно надеждой, вышел расстроенный.
Действительно, приготовлялась беда; но где? но какая?
В Коломну он приехал с мрачными мыслями, был рассеян сначала, но,
поговорив с Лизанькой, вышел со слезами на глазах, потому что решительно
испугался за Васю. Домой он пустился бегом и на Неве носом к носу
столкнулся с Шумковым.Тот тоже бежал.
- Куда ты? - закричал Аркадий Иванович.
Вася остановился, как пойманный в преступлении.
- Я, брат, так; я прогуляться хотел.
- Не утерпел, в Коломну шел? Ах, Вася, Вася! Ну, зачем ты ходил к Юлиану
Мастаковичу?
Вася не отвечал; но потом махнул рукой и сказал:
- Аркадий! я не знаю, что со мной делается! я...
- Полно, Вася, полно! ведь я знаю, что это такое. Успокойся! ты
взволнован и потрясен со вчерашнего дня! Подумай: ну, как не снесть этого!
Все-то тебя любят, все-то около тебя ходят, работа твоя подвигается, ты ее
кончишь, непременно кончишь, я знаю: ты вообразил что-нибудь, у тебя страхи
какие-то...
- Нет, ничего, ничего...
- Помнишь, Вася, помнишь, ведь это было с тобою; помнишь, когда ты чин
получил, ты от счастья и от благодарности удвоил ревность и неделю только
портил работу. С тобой и теперь то же самое...
- Да, да, Аркадий; но теперь другое, теперь совсем не то.
- Да как не то, помилуй! И дело-то, может быть, вовсе но спешное, а ты
себя убиваешь...
- Ничего, ничего, я только так. Ну, пойдем!
- Что ж ты домой, а не к ним?
- Нет, брат, с каким я лицом явлюсь?.. Я раздумал. Я только один без тебя
не высидел; а вот ты теперь со мной, так я и сяду писать. Пойдем!
Они пошли и некоторое время молчали. Вася спешил.
- Что ж ты меня не расспрашиваешь об них? - сказал Аркадий Иванович.
- Ах, да! Ну, Аркашенька, что ж?
- Вася, ты на себя непохож!
- Ну, ничего, ничего. Расскажи же мне все, Аркаша! - сказал Вася
умоляющим голосом, как будто избегая дальнейших объяснений.
Аркадий Иванович вздохнул. Он решительно терялся, смотря на Васю. Рассказ
о коломенских оживил его. Он даже разговорился. Они пообедали. Старушка
наложила бисквитами полный карман Аркадия Ивановича, и приятели, кушая их,
развеселились. После обеда Вася обещал заснуть, чтоб просидеть всю ночь. Он
действительно лег. Утром кто-то, перед кем нельзя было отказаться, позвал
Аркадия Ивановича на чай. Друзья расстались. Аркадий положил прийти как
можно раньше, если можно, даже в восемь часов. Три часа разлуки прошли для
него как три года. Наконец он вырвался к Васе. Войдя в комнату, он увидел,
что все темно. Васи не было дома. Он спросил Мавру. Мавра сказала, что все
писал и не спал ничего, потом ходил по комнате, а потом, час тому назад,
убежал, сказав, что через полчаса будет; а когда, мол, Аркадий Иванович
придут, так скажи, мол, старуха, - заключила Мавра, - что гулять я пошел, и
три, не то, мол, четыре раза наказывал.
У Артемьевых он! - подумал Аркадий Иванович и покачал головой.
Через минуту он вскочил, оживленный надеждой. Он просто кончил, подумал
он; вот и все; не утерпел да и убежал туда. Впрочем, нет! Он меня бы
дождался... Взгляну-ка я, что там у него!
Он зажег свечку и бросился к письменному столу Васи: работа шла, и,
казалось, до конца было не так далеко. Аркадий Иванович хотел было
исследовать дальше, но вдруг вошел Вася...
- А, ты здесь? - закричал он, вздрогнув от испуга.
Аркадий Иванович молчал. Он боялся спросить Васю. Тот потупил глаза и
тоже молча начал разбирать бумаги. Наконец глаза их встретились. Взгляд
Васи был такой просящий, умоляющий, убитый, что Аркадий вздрогнул, когда
встретил его. Сердце его задрожало и переполнилось...
- Вася, брат мой, что с тобой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12