— Я хочу, чтобы ты вернулась в «Дивную рощу». Поместье принадлежит тебе по праву, и ты можешь распорядиться им как захочешь. Можешь продать его и уехать в другое место, где не будет… где воспоминания не будут тебя терзать. А можно жить здесь. Ураган на многие годы станет темой светских разговоров, о тебе просто-напросто забудут. Если не случится ничего особенного, ты сможешь спокойно жить, не вспоминая о прошлом.
«Спокойно жить… не вспоминая о прошлом… Что он такое говорит? — подумала Амалия обиженно. — Что это? Его жертва во имя моего покоя? Или форма прощания: живи, мол, тихо, мирно, а я тебе ничем не обязан, поэтому разойдемся, как в море корабли?»
— А наш ребенок?
— Дай ему фамилию Жюльена. Он бы обрадовался. И это будет справедливо по отношению к их памяти: Мами и Жюльена.
В «Роще» царил хаос. Весь тростник побил дождь и поломал ветер. В каналах застоялась вода, которую не принимала промокшая насквозь земля. Плантации угрожали эпидемии лихорадки и дизентерии. Ураган снес крышу стойла, вывернул с корнями два старых дуба перед фасадом дома, сбросил черепицу с кровли, просочившаяся вода повредила штукатурку потолков верхних комнат. Единственное, что не только уцелело, но и расцвело — это кустарники Джорджа. Им дождь пошел только на пользу.
До похорон Мами и Полины, которых извлекли из временных могил и привезли в «Рощу», делать что-либо по дому не полагалось. Потому многие часы Амалия провела с адвокатом семьи за изучением бесчисленных бумаг, чтением их, подписанием, попытками осмыслить свое новое положение и обязанности в этой связи. Необходимо было срочно оценить финансовое положение поместья с учетом всех последствий урагана. Кроме того, Амалии следовало как можно быстрее найти нового оптовика по закупкам сахарного тростника или же уладить отношения с месье Калло, сведя их до уровня деловых, чтобы исключить всякие контакты с его женой. Уже сегодня надо было думать и планировать будущие урожаи. И наконец, главное — волнения и заботы, связанные с появлением ребенка. Не забыла Амалия и о таланте Айзы. Она решила написать французским родственникам семьи Деклуе письмо с просьбой принять мальчика на год-другой, когда он подрастет, устроив изучать живопись в Париже. «Там Айза расцветет, — думала Амалия. — Уехав из Америки, он станет свободным. В Париже таланты ценятся неизмеримо выше цвета кожи».
Наконец все формальности были улажены, бумажная канитель закончена, и Амалия могла полностью посвятить себя работе по восстановлению плантации и усадьбы, работе целительной и охлаждающей рассудок.
Делом первостепенной важности она считала здоровье всех без исключения работников и слуг. Амалия приказала изолировать каждого, у кого отмечены признаки недомогания, в специальном помещении, где три пожилые женщины ухаживали за больными. Справившись с этим, она занялась поисками нового надсмотрщика. Дело это оказалось очень непростым: никто не хотел подчиняться женщине, угождать ее капризам. Она уже совсем было отчаялась, когда однажды утром появился Роберт в сопровождении молодого шотландца. К полудню работа закипела: необходимо было еще раз вычистить дренажные канавы и стоки, распилить и увезти поваленные ураганом деревья, отремонтировать стойла для скота.
После этого Роберта часто видели на плантации и почти никогда — в доме. Если Амалии требовался его совет, она должна была говорить с ним, стоя на нижней галерее, а он находился на нижней ступени лестницы. Роберт мог принять чашку кофе или стакан воды из рук Марты на кухне или во дворе, но отказывался от всех предложений перекусить в обществе Амалии. Он даже не зашел в дом, чтобы осмотреть повреждения и протечки, причиненные ураганом, а ограничился осмотром кровли снаружи. На вопрос, какая крыша лучше — из стальных листов или кипарисовых черепиц, Роберт ответил, что ей лучше обратиться в банк, поскольку это вопрос прежде всего финансовых возможностей.
Если Хлоя и Джордж догадывались о причине охлаждения отношений между Амалией и Робертом, то предпочитали об этом не говорить. Зная Хлою и ее прежнюю бесцеремонность, Амалия могла предположить, что замужество научило ее сдержанности или же их размолвка не была столь очевидной для окружающих, как это ей казалось.
Все решилось случайно в тот день, когда к ним заехал один из священников, которые после урагана разъезжали по всей Акадии, заглядывая в самые отдаленные места, чтобы утешить в беде, поддержать, а также совершить обряды таинств погребения, покаяния, крещения и брака.
Считалось честью, если кто-либо из священнослужителей останавливался в доме разделить трапезу или переночевать. Отец Франсис, молодой человек, лишь недавно посвященный в сан, пообещал и то и другое. Он также дал согласие отслужить мессу в часовне для Амалии и всех работников плантации.
В тот день Амалия навещала больницу вместе с отцом Франсисом, она показывала ему строящееся отделение для детей, а также детские кроватки и колыбели, которые мастерили сами работники. После посещения больницы она, следуя советам и примеру своей тети, должна была хорошенько вымыться и переодеться. Пока Лали готовила воду, Амалия выглянула в окно и увидела Роберта, который вел под уздцы своего коня, шагая по тропинке в сторону полей. Она решила пригласить его поужинать вместе с отцом Франсисом, которого, как она знала, Роберт уважал и ценил. Она быстро накинула пеньюар и выбежала через комнату Жюльена в лоджию.
— Роберт! — окликнула она его, перегнувшись через перила и удерживая рукой распахнувшийся ворот пеньюара.
Он появился между домом и «гарсоньеркой» и медленно подошел к лоджии. Заметив, как она одета, Роберт изменился в лице.
— Да? — сказал он сухо.
— Я хотела пригласить тебя поужинать с нами сегодня. Приехал отец Франсис.
Роберт развернул коня и вскочил в седло. С этой более высокой позиции он снова поднял глаза на Амалию. Его взгляд задержался на манящих округлостях ее груди с острыми пиками сосков, просматривавшимися сквозь тонкий батист, скользнул по приоткрытым ногам и возвратился к лицу.
— Ты специально разделась, чтобы спросить меня об этом?
— Ты видел меня и менее одетой, — парировала Амалия, уловив осуждение в его голосе.
— Так крикни об этом на весь мир, почему нет?
— Мне нечего стыдиться, Роберт, даже если стыдишься ты.
— Я не стыжусь, я боюсь. — С этими словами он развернул коня и ускакал прочь, словно за ним гнались. Амалия долго стояла, глядя ему вслед, потом загадочно улыбнулась и вернулась к себе.
К вечеру план был готов. Она поговорила с отцом Франсисом, исповедалась, получила отпущение грехов и обещание помочь.
Амалия приказала Лали приготовить платье для верховой езды и распорядиться, чтобы после ужина у подъезда стояла пара оседланных лошадей.
За ужином она была молчалива и печальна, почти ничего не ела. Зато священник, тихо беседовавший с Джорджем и Хлоей, ел за двоих. Какое-то время она еще посидела вместе со всеми за бокалом вина, потом поднялась, взглянув испуганно на священника, извинилась и вышла. У себя в комнате Амалия переоделась в платье для верховой езды, прошла через опустевший холл к галерее и спустилась вниз. Отец Франсис уже ждал ее.
— Вы сказали им? — спросила Амалия приглушенным голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
«Спокойно жить… не вспоминая о прошлом… Что он такое говорит? — подумала Амалия обиженно. — Что это? Его жертва во имя моего покоя? Или форма прощания: живи, мол, тихо, мирно, а я тебе ничем не обязан, поэтому разойдемся, как в море корабли?»
— А наш ребенок?
— Дай ему фамилию Жюльена. Он бы обрадовался. И это будет справедливо по отношению к их памяти: Мами и Жюльена.
В «Роще» царил хаос. Весь тростник побил дождь и поломал ветер. В каналах застоялась вода, которую не принимала промокшая насквозь земля. Плантации угрожали эпидемии лихорадки и дизентерии. Ураган снес крышу стойла, вывернул с корнями два старых дуба перед фасадом дома, сбросил черепицу с кровли, просочившаяся вода повредила штукатурку потолков верхних комнат. Единственное, что не только уцелело, но и расцвело — это кустарники Джорджа. Им дождь пошел только на пользу.
До похорон Мами и Полины, которых извлекли из временных могил и привезли в «Рощу», делать что-либо по дому не полагалось. Потому многие часы Амалия провела с адвокатом семьи за изучением бесчисленных бумаг, чтением их, подписанием, попытками осмыслить свое новое положение и обязанности в этой связи. Необходимо было срочно оценить финансовое положение поместья с учетом всех последствий урагана. Кроме того, Амалии следовало как можно быстрее найти нового оптовика по закупкам сахарного тростника или же уладить отношения с месье Калло, сведя их до уровня деловых, чтобы исключить всякие контакты с его женой. Уже сегодня надо было думать и планировать будущие урожаи. И наконец, главное — волнения и заботы, связанные с появлением ребенка. Не забыла Амалия и о таланте Айзы. Она решила написать французским родственникам семьи Деклуе письмо с просьбой принять мальчика на год-другой, когда он подрастет, устроив изучать живопись в Париже. «Там Айза расцветет, — думала Амалия. — Уехав из Америки, он станет свободным. В Париже таланты ценятся неизмеримо выше цвета кожи».
Наконец все формальности были улажены, бумажная канитель закончена, и Амалия могла полностью посвятить себя работе по восстановлению плантации и усадьбы, работе целительной и охлаждающей рассудок.
Делом первостепенной важности она считала здоровье всех без исключения работников и слуг. Амалия приказала изолировать каждого, у кого отмечены признаки недомогания, в специальном помещении, где три пожилые женщины ухаживали за больными. Справившись с этим, она занялась поисками нового надсмотрщика. Дело это оказалось очень непростым: никто не хотел подчиняться женщине, угождать ее капризам. Она уже совсем было отчаялась, когда однажды утром появился Роберт в сопровождении молодого шотландца. К полудню работа закипела: необходимо было еще раз вычистить дренажные канавы и стоки, распилить и увезти поваленные ураганом деревья, отремонтировать стойла для скота.
После этого Роберта часто видели на плантации и почти никогда — в доме. Если Амалии требовался его совет, она должна была говорить с ним, стоя на нижней галерее, а он находился на нижней ступени лестницы. Роберт мог принять чашку кофе или стакан воды из рук Марты на кухне или во дворе, но отказывался от всех предложений перекусить в обществе Амалии. Он даже не зашел в дом, чтобы осмотреть повреждения и протечки, причиненные ураганом, а ограничился осмотром кровли снаружи. На вопрос, какая крыша лучше — из стальных листов или кипарисовых черепиц, Роберт ответил, что ей лучше обратиться в банк, поскольку это вопрос прежде всего финансовых возможностей.
Если Хлоя и Джордж догадывались о причине охлаждения отношений между Амалией и Робертом, то предпочитали об этом не говорить. Зная Хлою и ее прежнюю бесцеремонность, Амалия могла предположить, что замужество научило ее сдержанности или же их размолвка не была столь очевидной для окружающих, как это ей казалось.
Все решилось случайно в тот день, когда к ним заехал один из священников, которые после урагана разъезжали по всей Акадии, заглядывая в самые отдаленные места, чтобы утешить в беде, поддержать, а также совершить обряды таинств погребения, покаяния, крещения и брака.
Считалось честью, если кто-либо из священнослужителей останавливался в доме разделить трапезу или переночевать. Отец Франсис, молодой человек, лишь недавно посвященный в сан, пообещал и то и другое. Он также дал согласие отслужить мессу в часовне для Амалии и всех работников плантации.
В тот день Амалия навещала больницу вместе с отцом Франсисом, она показывала ему строящееся отделение для детей, а также детские кроватки и колыбели, которые мастерили сами работники. После посещения больницы она, следуя советам и примеру своей тети, должна была хорошенько вымыться и переодеться. Пока Лали готовила воду, Амалия выглянула в окно и увидела Роберта, который вел под уздцы своего коня, шагая по тропинке в сторону полей. Она решила пригласить его поужинать вместе с отцом Франсисом, которого, как она знала, Роберт уважал и ценил. Она быстро накинула пеньюар и выбежала через комнату Жюльена в лоджию.
— Роберт! — окликнула она его, перегнувшись через перила и удерживая рукой распахнувшийся ворот пеньюара.
Он появился между домом и «гарсоньеркой» и медленно подошел к лоджии. Заметив, как она одета, Роберт изменился в лице.
— Да? — сказал он сухо.
— Я хотела пригласить тебя поужинать с нами сегодня. Приехал отец Франсис.
Роберт развернул коня и вскочил в седло. С этой более высокой позиции он снова поднял глаза на Амалию. Его взгляд задержался на манящих округлостях ее груди с острыми пиками сосков, просматривавшимися сквозь тонкий батист, скользнул по приоткрытым ногам и возвратился к лицу.
— Ты специально разделась, чтобы спросить меня об этом?
— Ты видел меня и менее одетой, — парировала Амалия, уловив осуждение в его голосе.
— Так крикни об этом на весь мир, почему нет?
— Мне нечего стыдиться, Роберт, даже если стыдишься ты.
— Я не стыжусь, я боюсь. — С этими словами он развернул коня и ускакал прочь, словно за ним гнались. Амалия долго стояла, глядя ему вслед, потом загадочно улыбнулась и вернулась к себе.
К вечеру план был готов. Она поговорила с отцом Франсисом, исповедалась, получила отпущение грехов и обещание помочь.
Амалия приказала Лали приготовить платье для верховой езды и распорядиться, чтобы после ужина у подъезда стояла пара оседланных лошадей.
За ужином она была молчалива и печальна, почти ничего не ела. Зато священник, тихо беседовавший с Джорджем и Хлоей, ел за двоих. Какое-то время она еще посидела вместе со всеми за бокалом вина, потом поднялась, взглянув испуганно на священника, извинилась и вышла. У себя в комнате Амалия переоделась в платье для верховой езды, прошла через опустевший холл к галерее и спустилась вниз. Отец Франсис уже ждал ее.
— Вы сказали им? — спросила Амалия приглушенным голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97