Ищут кулака, каким мы его знаем из плакатов. Но таких кулаков давно уже нет на поверхности. Нынешние кулаки и подкулачники, нынешние антисоветские элементы в деревне — это большей частью люди „тихие“, „сладенькие“, почти „святые“. Их не нужно искать далеко от колхоза, они сидят в самом колхозе и занимают там должности кладовщиков, завхозов, счетоводов, секретарей и т. д. Они никогда не скажут — „долой колхозы“. Они „за“ колхозы. Но они ведут в колхозах такую саботажническую и вредительскую работу, что колхозам от них не поздоровится. Они никогда не скажут — „долой хлебозаготовки“. Они „за“ хлебозаготовки. Они „только“ пускаются в демагогию и требуют, чтобы колхоз образовал резерв для животноводства, втрое больший по размерам, чем это требуется для дела, чтобы колхоз образовал страховой фонд, втрое больший по размерам, чем это требуется для дела, чтобы колхоз выдавал на общественное питание от 6 до 10 фунтов хлеба в день на работника и т. д.».
Такая политика нацеливала на поиск врагов, усиливала террористический психоз. Сначала она ставила под угрозу крестьян, затем от угроз крестьянству перешла к угрозам в адрес совслужащих, позже начала угрожать самой партии. «Говоря о трудностях хлебозаготовок, коммунисты обычно взваливают ответственность на крестьян, утверждая, что во всем виноваты крестьяне. Но это совершенно неверно и безусловно несправедливо. Крестьяне тут ни при чем. Если речь идет об ответственности и виновности, то ответственность падает целиком на коммунистов, а виноваты здесь во всем — только мы, коммунисты… Не в крестьянах надо искать причину затруднений в хлебозаготовках, а в нас самих, в наших собственных рядах. Ибо мы стоим у власти, мы располагаем средствами государства, мы призваны руководить колхозами, и мы должны нести всю полноту ответственности за работу в деревне», — говорил Сталин.
Весной 1933 года Сталин укрепил свое положение, одержав победу на сельскохозяйственном фронте. Но если он победил, зачем же ему потребовалось еще больше укреплять свои позиции? Дело в том, что определенные группы в партийном аппарате и в государственном руководстве, прежде всего люди, симпатизирующие линии Бухарина, несмотря на его организационно-политическое поражение в 1929 году, не оставляли идеи об отстранении Сталина от власти. Эти люди были разобщены, но иногда пытались действовать организованно. Силы, выступавшие против Сталина, не могли одержать победу, потому что у них не было единой политической линии. С другой стороны, официальная партийная политика удерживала около Сталина многих большевиков, не говоря уже о тех членах партии, которые в обмен на свою преданность надеялись что-нибудь получить от него для себя лично. Поэтому они выбирали путь укрепления нового аппарата, усиления механизма власти, а политически необразованные массы превращались в их опору, ведь неистощимый революционный энтузиазм и вера масс были слепо ориентированы на того, кто возглавлял партийное руководство.
Сила сопротивления диктатуре Сталина постепенно слабела. Средства, которые применяли противники сталинщины, оказывались менее эффективными по сравнению с властью, все более укреплявшейся в руках Генерального секретаря ЦК. Попытки выступать против неограниченной личной диктатуры в 1930 — 1932 годах были значительно слабее, чем в 1925 — 1926 годах. По существу, в высшем слое аппарата в 1932 году можно было насчитать не более двух десятков людей, которые оказывали активное сопротивление. У этого сопротивления была своя моральная ценность и историческое значение с точки зрения будущего. Однако практически оно уже не могло ничего изменить. Руководителем одной такой группы сопротивления был Мартемьян Никитович Рютин, мужественный большевик, пользовавшийся большим авторитетом. Он родился в Иркутской губернии в 1890 году в крестьянской семье. В 1914 году вступил в партию большевиков, во время революции был председателем Совета рабочих и солдатских депутатов в Харбине, а затем командующим войсками Иркутского военного округа. В 1923 году стал секретарем Дагестанского обкома партии. Был делегатом многих партийных съездов и конференций. Однако история партии связывает его имя прежде всего с воззванием («Манифестом»), которое он попытался довести в 1932 году до сведения членов партии, подчеркивая, что кризис, переживаемый страной, можно решить только в случае смещения Сталина со своего поста. Содержание «Манифеста» стало широко известно в Советском Союзе только через 56 лет после того, как он был написан.
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Ко всем членам ВКП(б)
Товарищи!
Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана, клеветы и одурачивания партийных лиц, с помощью невероятных насилий и террора, под флагом борьбы за чистоту принципов большевизма и единства партии, опираясь на централизованный мощный партийный аппарат, Сталин за последние пять лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом, стал на путь самого необузданного авантюризма и дикого личного произвола и поставил Советский Союз на край пропасти…»
Сталин, естественно, получил текст этого воззвания. Каменев и Зиновьев также прочитали его, хотя они не были членами группы Рютина. Сталин немедленно потребовал расстрела Рютина. Но Киров, Куйбышев, Орджоникидзе и некоторые другие члены Политбюро отклонили это требование. Однако заключенный компромисс не принес ничего хорошего. Было решено, что Рютин получит «всего» 10 лет тюрьмы, а печать выступит с сообщением о разгроме контрреволюционной банды.
Коллективизация и индустриализация были двумя сторонами одного процесса, влиявшими друг на друга и имевшими много общих черт. С конца 20-х годов Сталин подходил к вопросу индустриализации (особенно быстрого развития тяжелой промышленности), способствовавшей созданию базы военной промышленности, как к основному вопросу сохранения Советского Союза. Ранее он отклонял требования «левой» оппозиции об ускоренной индустриализации, не считая их актуальными. Более того, у Троцкого еще в 1922 — 1923 годах были подготовлены соображения о создании Госплана, и Сталин не сразу понял их значение. Точно так же он относился к предложению о введении монополии внешней торговли. Потребовалось вмешательство Ленина, для того чтобы оба этих начинания были реализованы. Но Сталин учился быстро. Инициатором крутого, поворота в развитии промышленности (на основе ранее высказывавшихся идей) стал Сталин. Госплан сравнительно поздно, только в начале 1929 года, предложил Совнаркому два варианта плана, которые отличались друг от друга только степенью напряженности. Вариант, называвшийся оптимальным, превосходил отправной проект на 20 процентов, то есть предполагал за пять лет достичь того, что по другому варианту планировалось в течение шести лет. На основании докладов Рыкова, Кржижановского и председателя ВСНХ Куйбышева оптимальный план был одобрен в апреле 1929 года на XVI партийной конференции. Затем, на основе решения конференции V съезд Советов СССР принял пятилетний план.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Такая политика нацеливала на поиск врагов, усиливала террористический психоз. Сначала она ставила под угрозу крестьян, затем от угроз крестьянству перешла к угрозам в адрес совслужащих, позже начала угрожать самой партии. «Говоря о трудностях хлебозаготовок, коммунисты обычно взваливают ответственность на крестьян, утверждая, что во всем виноваты крестьяне. Но это совершенно неверно и безусловно несправедливо. Крестьяне тут ни при чем. Если речь идет об ответственности и виновности, то ответственность падает целиком на коммунистов, а виноваты здесь во всем — только мы, коммунисты… Не в крестьянах надо искать причину затруднений в хлебозаготовках, а в нас самих, в наших собственных рядах. Ибо мы стоим у власти, мы располагаем средствами государства, мы призваны руководить колхозами, и мы должны нести всю полноту ответственности за работу в деревне», — говорил Сталин.
Весной 1933 года Сталин укрепил свое положение, одержав победу на сельскохозяйственном фронте. Но если он победил, зачем же ему потребовалось еще больше укреплять свои позиции? Дело в том, что определенные группы в партийном аппарате и в государственном руководстве, прежде всего люди, симпатизирующие линии Бухарина, несмотря на его организационно-политическое поражение в 1929 году, не оставляли идеи об отстранении Сталина от власти. Эти люди были разобщены, но иногда пытались действовать организованно. Силы, выступавшие против Сталина, не могли одержать победу, потому что у них не было единой политической линии. С другой стороны, официальная партийная политика удерживала около Сталина многих большевиков, не говоря уже о тех членах партии, которые в обмен на свою преданность надеялись что-нибудь получить от него для себя лично. Поэтому они выбирали путь укрепления нового аппарата, усиления механизма власти, а политически необразованные массы превращались в их опору, ведь неистощимый революционный энтузиазм и вера масс были слепо ориентированы на того, кто возглавлял партийное руководство.
Сила сопротивления диктатуре Сталина постепенно слабела. Средства, которые применяли противники сталинщины, оказывались менее эффективными по сравнению с властью, все более укреплявшейся в руках Генерального секретаря ЦК. Попытки выступать против неограниченной личной диктатуры в 1930 — 1932 годах были значительно слабее, чем в 1925 — 1926 годах. По существу, в высшем слое аппарата в 1932 году можно было насчитать не более двух десятков людей, которые оказывали активное сопротивление. У этого сопротивления была своя моральная ценность и историческое значение с точки зрения будущего. Однако практически оно уже не могло ничего изменить. Руководителем одной такой группы сопротивления был Мартемьян Никитович Рютин, мужественный большевик, пользовавшийся большим авторитетом. Он родился в Иркутской губернии в 1890 году в крестьянской семье. В 1914 году вступил в партию большевиков, во время революции был председателем Совета рабочих и солдатских депутатов в Харбине, а затем командующим войсками Иркутского военного округа. В 1923 году стал секретарем Дагестанского обкома партии. Был делегатом многих партийных съездов и конференций. Однако история партии связывает его имя прежде всего с воззванием («Манифестом»), которое он попытался довести в 1932 году до сведения членов партии, подчеркивая, что кризис, переживаемый страной, можно решить только в случае смещения Сталина со своего поста. Содержание «Манифеста» стало широко известно в Советском Союзе только через 56 лет после того, как он был написан.
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Ко всем членам ВКП(б)
Товарищи!
Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана, клеветы и одурачивания партийных лиц, с помощью невероятных насилий и террора, под флагом борьбы за чистоту принципов большевизма и единства партии, опираясь на централизованный мощный партийный аппарат, Сталин за последние пять лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом, стал на путь самого необузданного авантюризма и дикого личного произвола и поставил Советский Союз на край пропасти…»
Сталин, естественно, получил текст этого воззвания. Каменев и Зиновьев также прочитали его, хотя они не были членами группы Рютина. Сталин немедленно потребовал расстрела Рютина. Но Киров, Куйбышев, Орджоникидзе и некоторые другие члены Политбюро отклонили это требование. Однако заключенный компромисс не принес ничего хорошего. Было решено, что Рютин получит «всего» 10 лет тюрьмы, а печать выступит с сообщением о разгроме контрреволюционной банды.
Коллективизация и индустриализация были двумя сторонами одного процесса, влиявшими друг на друга и имевшими много общих черт. С конца 20-х годов Сталин подходил к вопросу индустриализации (особенно быстрого развития тяжелой промышленности), способствовавшей созданию базы военной промышленности, как к основному вопросу сохранения Советского Союза. Ранее он отклонял требования «левой» оппозиции об ускоренной индустриализации, не считая их актуальными. Более того, у Троцкого еще в 1922 — 1923 годах были подготовлены соображения о создании Госплана, и Сталин не сразу понял их значение. Точно так же он относился к предложению о введении монополии внешней торговли. Потребовалось вмешательство Ленина, для того чтобы оба этих начинания были реализованы. Но Сталин учился быстро. Инициатором крутого, поворота в развитии промышленности (на основе ранее высказывавшихся идей) стал Сталин. Госплан сравнительно поздно, только в начале 1929 года, предложил Совнаркому два варианта плана, которые отличались друг от друга только степенью напряженности. Вариант, называвшийся оптимальным, превосходил отправной проект на 20 процентов, то есть предполагал за пять лет достичь того, что по другому варианту планировалось в течение шести лет. На основании докладов Рыкова, Кржижановского и председателя ВСНХ Куйбышева оптимальный план был одобрен в апреле 1929 года на XVI партийной конференции. Затем, на основе решения конференции V съезд Советов СССР принял пятилетний план.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87