Спасое. Да, но сейчас еще требуется доказать, что он умер.
Джакович. Нет ничего легче; извольте только сказать, какой стиль бы вас устраивал?
Спасое. Как, какой стиль?
Джакович. Ну, может быть, вы захотите высоким стилем, например так: «Исчезновение индивидуума из житейского общества вытекает из неизбежности процесса, которому подчиняются все явления природы», – или, может, захотите, чтобы я ему просто сказал: «Ты, брат, умер!..»
Спасое. Да, так гораздо яснее.
Джакович. Ну, тогда я ему скажу: «Ты, брат, умер, а что ты умер, вот тебе доказательство: прежде всего ты не живой»…
Спасое (прерывает его). Но он жив.
Джакович. Кто жив?
Спасое. Да тот, кто умер.
Джакович. Я вас не понимаю.
Спасое. В сущности, он умер, как я вам и сказал, и мы похоронили его три года назад, а сейчас вдруг он объявился, оказался живым.
Джакович (качает головой). Гм! Гм! Гм! Это уже несколько необычный случай! Однажды мне приходилось доказывать, что жив человек, который уже целый год лежал в могиле. Нужно было, чтобы мертвые тоже голосовали на выборах депутатов; но это дело другое! Одно дело доказывать, что покойник жив, а другое, что живой – покойник.
Спасое. Знаю, но если есть доказательства?
Джакович. Какие доказательства?
Спасое. Свидетельство о смерти, похороны, мо-1ила.
Джакович. Могила? Могила не доказательство, если человек существует. Он существует?
Спасое. Да, он говорит, что он существует.
Джакович. Вот то-то и оно! Видите ли, а ему, во всяком случае, следует верить.
Спасое. Ну хорошо, но разве ваша сила логики не может как-нибудь доказать, что он не существует?
Джакович (думает). Гм! Действительно, трудная проблема. Может быть, воспользоваться теорией Эйнштейна?
Спасое. А что это за теория?
Джакович. По теории Эйнштейна все явления в жизни относительны. Следовательно, можно было бы считать, что этот человек только относительно жив.
Спасое. А нельзя ли сделать на основании какой-нибудь другой теории?
Джакович. Хорошо, можно и по другой теории. Скажите мне откровенно вот что: этот человек вам будет мешать, если он останется жив? Он портит ваши расчеты, да?
Спасое (замявшись). Да как вам сказать!
Джакович. Вы уже сказали: для меня достаточно и этого, чтобы понять вас. Конечно, тяжело возвращать то, что человек уже получил в наследство.
Спасое (глубоко вздохнув). Тяжело!
Джакович. Ну, хорошо! Теперь все понятно, я ясно вижу всю ситуацию. И если обо всем этом серьезно подумать, выходит, что писать об этом еще рано. Пардон, это только мое мнение! Но, если вы хотите, я напишу; только, знаете, написанное вызовет и ответ. И притом, если об этом деле раззвонить во все колокола, это вскоре приведет вас на скамью подсудимых, а, мне кажется, в данном случае у вас есть все причины, чтобы избегать суда.
Спасое. Ну да, зачем мне суд?
Джакович. Ну вот, видите! Лучше это дело решить как-нибудь так, без огласки. Поверьте, не в моих расчетах давать вам такой совет, так как, если бы я написал, я взял бы с вас гораздо больше. А так, за совет, я должен удовлетвориться только тысячью динаров.
Спасое (поражен). Как, тысячу динаров за ненаписанное?
Джакович. Да в эту сумму еще не вошел гонорар за мое молчание.
Спасое. Какое молчание?
Джакович. А вот скажите, сударь, что мне теперь помешает, когда я уже проник в тайну, разбросать листовку: «Мертвые встали, а живые снова стремятся их похоронить!»
Спасое (потрясенный). Вы, конечно, этого не сделаете?!
Джакович. Вот видите, чего стоит мое молчание! А я даже не требую с вас за все это более тысячи динаров.
Спасое. Хорошо, хорошо, дам!
Джакович. Прекрасно, вот мы и договорились! Я вам советую, не копайтесь в этом и не трезвоньте в колокола. Хорошо?… Но вы не можете сидеть сложа руки, вы должны что-то предпринять…
Спасое. Ну да!
Джакович. Так вот, и в этом отношении я вам дам совет.
Спасое. Опять тысяча динаров?
Джакович. И две, и три, и четыре… но я не буду вас шантажировать и удовлетворюсь лишь тысячью динаров, что с той, первой тысячью, составит две.
Спасое (вздохнув). Две тысячи динаров?!
Джакович. Ну, конечно, две; но вы меня сначала выслушайте, и увидите, что дело этого стоит. Вы, родня… я полагаю, вы родственник этому живому покойнику?
Спасое. Да.
Джакович. Так вот, соберитесь все и объявите сумасшедшим ту личность, которая благодаря сходству с покойником… Он похож, да?
Спасое. Как две капли воды.
Джакович. Вот и объявите его сумасшедшим и отправьте под наблюдение. Затем, проверните все, что полагается, – этому мне вас учить не надо, – и он будет объявлен сумасшедшим. Поверьте, у нас легче объявить человека сумасшедшим, чем нормальным. Доказательством этому может служить сударь, то, что я сам три месяца находился в сумасшедшем доме.
Спасое. Вы?
Джакович. Да! Перед выборами народных депутатов вдруг оказалось, что я сумасшедший, а после окончания выборов оказалось, что я нормальный.
Спасое (обеспокоен). Об этом вашем предложении следует подумать.
Джакович. Разумеется, следует подумать! И теперь вы, вероятно, видите, что я взял недорого!
Спасое (вспомнил). Ах, да! (С тяжелым чувством вынимает из портфеля две тысячи динаров и отдает ему.)
Джакович (Светает). Благодарю вас, сударь! Когда бы я вам ни потребовался, я всегда к вашим услугам: что-либо написать, дать какой-нибудь полезный совет…
Спасое. Спасибо.
Джакович. Не хочу вас больше беспокоить. До свидания!
Спасое. Прощайте!
Джакович уходит.
VIII
Агния, Вукица, Спасое.
Агния (выходя из комнаты Вукицы). Вкус, вкус, вкус! Вкус во всякой мелочи, это надо за тобой признать.
Вукица. Теперь вы не можете сказать, что я вам не все показала.
Агния. О да, все, все, все! Ей-богу, деточка, ты будешь редчайшей невестой с таким прекрасным приданым. Причем все сама, сама, не хотела даже меня позвать, чтобы помочь.
Вукица. Я не хотела вас беспокоить.
Агния. Но почему, почему? Ведь ты великолепно знаешь, что приготовление свадебного приданого мое самое любимое развлечение.
Спасое. Ну мы тебя еще позовем, необходимо кое-что приготовить, время есть.
Агния. Да, конечно, есть, коль свадьба отложена.
Спасое. Ну что ты все об одном и том же!
Вукица. Прошу вас, тетя, не напоминайте мне об этом! (Идет к столику слева и находит себе там какое-то занятие.)
Спасое. Ну конечно, лучше о ней не вспоминать.
Агния (подходит к Спасое, таинственно). Спасое, понимаешь, неудобно говорить тебе при ребенке, но на улице шепчут о каких-то странных вещах.
Спасое. А ты знаешь, что о тебе шепчут?
Агния. Ну-у?
Спасое. Если ты не знаешь, так я знаю, но я никогда не приходил к тебе и не говорил, что о тебе шепчут; поэтому и ты не смей мне говорить, что шепчут обо мне.
Агния. Да ведь я с самыми лучшими намерениями.
Спасое. И с самыми лучшими не надо.
Агния. Хорошо, хорошо, больше никогда не буду! (Подходит к Вукице.) Так ты не забудешь, душа моя, когда будет готово бежевое платье, мне хотелось бы посмотреть, как оно выглядит.
Вукица. Нет, не забуду.
Агния (целует ее, а затем подает руку Спасое). Не сердись, Спасое! До свидания! (Уходит.)
IX
Вукица, Спасое.
Вукица (проводив Агнию, в изнеможении опускается в кресло). Ух!
Спасое. Право скажешь: «Ух»!
Вукица. Не могу больше выносить ее – и только.
Спасое. Ну, и мне нелегко, но что поделаешь?…
Вукица. Если бы ты знал, о чем она все время расспрашивает, это просто ужас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22