Но мы наконец увидели свою Землю.
Значит, лот не обманул. Не зря он отмечал постепенное поднятие дна.
— Северо-восток, девятнадцать градусов, — пробормотал Андрей.
Молодец! Как ни волновался, все же успел засечь направление к Земле по компасу.
Тотчас я передал на «Пятилетку» ликующее сообщение. Тюлин поздравил меня, но как-то неуверенно, смущенно. В наушниках что-то шуршало, кашляло.
— Что там у вас, Никандр Федосеич? Случилось что-нибудь на корабле?
— Все в порядке… Алексей Петрович, вам надо возвращаться на корабль!
— Возвращаться? Почему?
— Начался поворот, смена направления дрейфа. Нас тащит на северо-запад. Скорость — до одного узла. Наше место…
Я молчал, ошеломленный.
Стало быть, «Пятилетка» уже прошла со льдами половину зигзага и дрейф ускоряется? Все расчеты полетели кувырком. А мы-то думали, что в нашем распоряжении еще три-четыре дня. Получалось, что внутри «белого пятна» нельзя оставаться ни одного лишнего часа.
— Ну, что он сказал? Что? — Андрей теребил меня сзади за рукав.
Я передал содержание разговора. Мой друг смог только изумленно выругаться.
Санная группа оказалась в опасности. Рисковала, выйдя в условленном месте на соединение с «Пятилеткой», уже не застать ее. Нас, попросту говоря, могли не успеть подобрать. Мы бы очутились тогда в положении зазевавшегося пассажира, который отстал от поезда на полустанке. Сходство, впрочем, кончалось на этом. Мы-то ведь были не на полу ставке, а на окраине Восточно-Сибирского моря, в трехстах пятидесяти милях от острова Врангеля. Разминуться с кораблем, застрять во льдах, вызывать на помощь самолеты с Большой земли? Я не хотел думать об этом.
Значит, спасовать? Возвратиться на «Пятилетку», как советовал капитан? Увидеть Землю Ветлугина — и, не дойдя до нее, уйти, отступить?..
Нет!
— Свертываю лагерь, Никандр Федосеич. Возобновляю движение к Земле, — твердо сказал я. — Ждите в эфире в одиннадцать часов.
И снова нас обступило безмолвие пустыни.

Мы двигались курсом: Земля Ветлугина. Видимость то и дело менялась. Вдруг появлялся просвет, лучи солнца пучком вырывались оттуда, и тогда дразнящая оранжевая полоска возникала вдали. Потом все опять темнело, сплошная масса быстро несущихся, низких облаков как бы прижимала нас ко льду.
Андрей догнал меня.
— Нельзя так, Леша, — сказал он вполголоса, чтобы Тынты не слышал. — Вспомни Суворова, его слова: «Будь отважен, но без запальчивости!»
— Там Земля! Наша Земля, Андрей! Земля, к которой мы шли всю жизнь!
— Вернемся сюда еще раз. В следующем году…
— Осталось совсем немного. Нельзя поворачивать, когда Земля так близко!
Мой друг продолжал шагать рядом.
— Что же ты молчишь?.. Как бы ты поступил на моем месте?
— Вернулся бы, — сказал Андрей и, задержавшись, пропустил мимо себя мою упряжку.
Он был очень собранным, дисциплинированным человеком, мой друг. Даже в такой момент не забывал, что я начальник экспедиции, не спорил, не возмущался, не уговаривал меня. Ведь в Арктике люди зачастую гибнут из-за того, что во время опасности возникает несогласие между ними.
Я проверил отсчет одометра. С каждым оборотом велосипедного колеса мы приближались к Земле Ветлугина, правда, не так быстро, как хотелось бы.
Кратковременный отдых на второй гряде торосов совсем не подкрепил наших собак. Силы их были, видимо, уже на пределе. Вскоре пришлось выпрячь Фею, а за ней и Вулкана и положить в сани: они до того обессилели, что другие собаки чуть не волоком тащили их за собой.
Уже полтора часа мы были в пути. До Земли оставалось примерно десять километров, если рефракция не подводила нас.
Но мы очень отклонялись в сторону от линии зигзага, от места своей будущей встречи с кораблем. Одиннадцать часов! Время радиосвязи с «Пятилеткой»!
Я приказал остановиться посреди промоины на одиноком ледяном бугре. На нем было так тесно, что в поисках сухого места собаки начали, визжа, взбираться на сани поверх поклажи. Вид у бедняг был самый жалкий, мокрая шерсть слиплась комками, лапы кровоточили. Тынты и Андрей тотчас же захлопотали возле них. Я занялся рацией. Голос капитана, необычно взволнованный, донесся из наушников:
— Место корабля… Корабль выходит за пределы «белого пятна». Алексей Петрович! Не повернете немедленно — рискуете разминуться с нами!..
— Но Земля Ветлугина есть, Никандр Федосеич! Мы видим ее!
— Прошу вернуться, Алексей Петрович! Вы рискуете жизнью не только своей, но и двух ваших подчиненных…
Я повторил:
— Не могу, нет!
Услышав это, Андрей и Тынты уже поднимали собак.
Вихрем, кажется, промчался бы остающиеся десять километров, если бы не проклятый фирн, не эти предательские озера талой воды!
А ветер, как назло, усиливался. Рябь, пробегавшая поверху, превратилась в настоящие маленькие волны.
С тревогой я прислушивался к нарастающему вою ветра. Он забирал все более и более высокую ноту. Облака неслись очень низко, почти над самой головой, цепляясь за ропаки и торосы. Земля уже давно скрылась в сером клубящемся месиве.
Но я поминутно сверялся с компасом:
— Норд-ост девятнадцать… Норд-ост девятнадцать… — бормотал я, словно бы мог забыть курс к своей Земле.
Упрямо продолжал убеждать себя в том, что еще успеем дойти до Земли и вернуться на корабль. Конечно, риск был очень велик! Но ведь нельзя же не рисковать, когда впереди наша Земля!
Главное, дойти до нее, захватить с собой образцы грунта, мха и вернуться на корабль с неопровержимыми фактическими доказательствами!
— Вперед! Вперед!..
Местами, где лед был гладким, мы переводили собак в галоп, а сами бежали рядом, упершись хореем в сани.
Переждать непогоду было некогда и негде.
Одометр показал, что санная группа продвинулась к Земле Ветлугина еще на три километра.
Но наши острова, кто их знает, могли быть и очень маленькими. Легко можно было проскочить мимо них в этом крошеве, в этой дождливо-снежной мути…
Внезапно вожак моей упряжки как-то странно ткнулся мордой в лед. Другие собаки тотчас остановились. Они неподвижно, стояли рядом с ним, поводя боками, понурые, мокрые.
— Рекс! — окликнул я.
Рекс, услышав мой голос, сделал попытку подняться, минуту или две качался на подгибающихся ногах и снова упал. Он был мертв!
Я в волнении нагнулся над ним. Оскаленная пасть, остекленевшие глаза! А ведь это была лучшая собака нашей стаи, самая работящая, терпеливая, послушная.
Трясущимися руками Тынты помог высвободить мертвого Рекса из лямки.
— Вперед, Тува, вперед!
Но не прошло и часу, как пали еще две собаки, на этот раз из упряжки Андрея.
— Что-то делай, начальник! — сказал Тынты, выпрямляясь над мертвыми собаками. — Не тянут.
— Хорошо, — ответил я, подумав. — Связывай лямки для нас! А ты, Андрей, проверь, без чего можно обойтись. Облегчай сани.
Так аэронавты вслед за балластом выбрасывают за борт вещи, лишь бы хоть немного продержаться еще в воздухе, достигнуть намеченной высоты…
Перекинув через плечо ременные лямки, подбадривая, понукая собак, мы поволокли свою кладь дальше, навстречу летящему мокрому снегу.
Так преодолели еще полтора километра.
Тринадцать часов. Время связи с «Пятилеткой»!
Антенна гнулась. Полотнище палатки вздувалось и хлопало.
Сквозь щебет и лопающийся треск пробился издалека напряженный голос:
— Товарищ Ладыгин!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66