— Артур мне её подарил».
Процесс миссис Хинд выигрывает. Но поискам, кажется, не будет конца, пока кто-то не догадывается заглянуть в один из конвертов с корреспонденцией, позыбытых за всей этой суматохой на письменном столе покойного. Из конверта выпархивает присланный хозяину после очередной выставки бумажный «кораблик».
Переменив фамилию на Скала, бывшая миссис Хинд решает расстаться с филателистическим уникумом. «Британская Гвиана» снова пересекает океан в обратном направлении, теперь уже будучи надёжно застрахованной. Однако европейские коллекционеры не решаются выложить сумму, которая удовлетворила бы владелицу. И марка переходит в другие руки только в 1940 году за 42 тысячи долларов. Имя очередного обладателя тридцать лет остаётся загадкой для всех — таково его желание, оговорённое при покупке условие. Пока редчайшая из редких принадлежит Фредерику Т. Смоллу, никто не должен знать об этом. Его тщеславие молчит, он вообще не филателист, а живущий в Америке австралийский миллионер-скотовладелец. На марки Смолл смотрит как на акции, которые, в отличие от настоящих, никогда не падают в цене. Как и подобает ценным бумагам, «Британская Гвиана» отныне действительно хранится в сейфе одной из Нью-Йоркских фирм.
В 1970 году марка перекочёвывает от Смолла к восьми пенсильванским предпринимателям. Новая цена «кораблика» — 280 тысяч долларов. И заплачены они, конечно, не за право любоваться редкой маркой. Спустя десять лет глава пенсильванского синдиката Ирвин Вейнберг во всеуслышание заявит: «В своё время мы купили её, страхуясь от инфляции. Каковы же темпы роста инфляции, наглядно показал сегодняшний аукцион».
Эти слова сказаны в 1980 году, когда «Британская Гвиана» была в очередной раз перепродана за фантастическую сумму в 850 тысяч долларов. Для сделки потребовалась всего одна минута — столько времени длился, быть может, самый короткий в мире аукцион.
Если речь идёт о деньгах, зарубежные журналисты не прочь ослепить читателя радугой цифр и различных сопоставлений. Они, разумеется, не упустили случая скрупулёзно проследить, как же поднималась на финансовый пьедестал «Британская Гвиана». Напомним, её первоначальная, номинальная стоимость — один цент. Воган продал марку по курсу того времени за полтора доллара, Маккинон — за 530 долларов вместе со всей своей коллекцией. Феррари заплатил за марку 670 долларов. Дальше счёт идёт на десятки и сотни тысяч: Хинд — 30 тысяч, Смолл — 42 тысячи, Ирвин Вейнберг — 280 тысяч и, наконец, 850 тысяч долларов. Получается, что сейчас квадратный сантиметр миниатюры стоит уже 212 500 долларов; цена экземпляра превышает номинальную в 85 миллионов раз!
Конечно, «Британская Гвиана» — уникальный знак почтовой оплаты. Но можно ли его назвать самым редким? Нет. Известно несколько уникальных марок. И всё-таки ни одна из них не получила столь широкой известности и даже сколько-нибудь не приблизилась по цене. Почему?
Нашедший и нелепо потерявший героиню нашего повествования Вернон Воган увлекался филателией всю жизнь. Но больше ему так сказочно не везло, и коллекцию он оставил скромную. Когда миссис Хинд доказывала свои права в суде, семидесятипятилетний Воган выступил с воспоминаниями в одной из лондонских газет. Он поведал историю находки, между прочим заметив, что если бы «Британская Гвиана» по-прежнему находилась в его альбоме, она бы столько не стоила. Причину непомерной дороговизны старый филателист видел в прихотливом соперничестве коллекционеров-миллионеров, разжигаемом финансовыми интересами торговцев марками. «Люди спрашивают меня, каково моё настроение, — размышлял на страницах газеты Воган. — Но я теперь совсем не думаю об этом деле и не испытываю поэтому никакого разочарования и никакой печали. К чему это?»
То, что произошло с «Британской Гвианой», давно не укладывается в рамки филателии. В любых руках она теперь прежде всего — объект наживы, уникальная бумажная драгоценность, приобретение которой сулит выгодное вложение капитала. Ещё задолго до последнего аукциона Ирвин Вейнберг оценивал её в миллион долларов. В погоне за рекламой он, конечно, преувеличивал, но, как мы знаем, не фантастически. Вполне возможно, что когда-нибудь марка с необычной судьбой действительно будет стоить миллион и даже больше — ведь коммерческий интерес к ней подогревается десятки лет. Рекламе способствовало и тридцатилетнее инкогнито одного из владельцев, вызвавшее слухи, что след «Британской Гвианы» вообще затерялся. И рассказы о том будто сейф с нею днём и ночью охраняется двумя детективами, вооружёнными автоматами. И истории о тех, кто, по роковому стечению обстоятельств, «чуть-чуть» не стал обладателем уникума. Это были известный английский филателист Эдуард Пэмбертон, его сын и, наконец, сам Британский музей. Первый из них уже договорился о покупке коллекции Маккинона, но не успел вовремя заплатить деньги, и её перехватил Ридпат. Пэмбертон младший предложил за марку на аукционе 1935 года самую высокую цену, но миссис Скала сочла её недостаточной. Британский музей, вероятно, и победил бы Вейнберга на аукционе 1970 года, если б бюрократический механизм английской казны сработал проворнее…
Вот, собственно, и вся история о том, как марка, место которой в музее, оказалась заточенной в бронированные сейфы. И кто знает, быть может, это заключение пожизненное? Временами знаменитая узница появляется на крупнейших филателистических выставках. Везут её под конвоем, а выставляют за специальным непробиваемым стеклом. Рядом, словно почётный караул, дежурят детективы. Правда, от скептиков можно услышать, что на выставки, для пущей безопасности, ездит не сама «Британская Гвиана», а её искуснейшая, по высокому классу точности изготовленная копия — фальшивая марка. Что ж, в мире, где главное — нажива, все возможно. Но нет ли и в этих разговорах привкуса коммерческой рекламы? Так же, как, впрочем, и в самих визитах на выставки знаменитой исключительно благодаря филателии но, увы, по прихоти толстосумов отлучённой от неё узницы?..
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Процесс миссис Хинд выигрывает. Но поискам, кажется, не будет конца, пока кто-то не догадывается заглянуть в один из конвертов с корреспонденцией, позыбытых за всей этой суматохой на письменном столе покойного. Из конверта выпархивает присланный хозяину после очередной выставки бумажный «кораблик».
Переменив фамилию на Скала, бывшая миссис Хинд решает расстаться с филателистическим уникумом. «Британская Гвиана» снова пересекает океан в обратном направлении, теперь уже будучи надёжно застрахованной. Однако европейские коллекционеры не решаются выложить сумму, которая удовлетворила бы владелицу. И марка переходит в другие руки только в 1940 году за 42 тысячи долларов. Имя очередного обладателя тридцать лет остаётся загадкой для всех — таково его желание, оговорённое при покупке условие. Пока редчайшая из редких принадлежит Фредерику Т. Смоллу, никто не должен знать об этом. Его тщеславие молчит, он вообще не филателист, а живущий в Америке австралийский миллионер-скотовладелец. На марки Смолл смотрит как на акции, которые, в отличие от настоящих, никогда не падают в цене. Как и подобает ценным бумагам, «Британская Гвиана» отныне действительно хранится в сейфе одной из Нью-Йоркских фирм.
В 1970 году марка перекочёвывает от Смолла к восьми пенсильванским предпринимателям. Новая цена «кораблика» — 280 тысяч долларов. И заплачены они, конечно, не за право любоваться редкой маркой. Спустя десять лет глава пенсильванского синдиката Ирвин Вейнберг во всеуслышание заявит: «В своё время мы купили её, страхуясь от инфляции. Каковы же темпы роста инфляции, наглядно показал сегодняшний аукцион».
Эти слова сказаны в 1980 году, когда «Британская Гвиана» была в очередной раз перепродана за фантастическую сумму в 850 тысяч долларов. Для сделки потребовалась всего одна минута — столько времени длился, быть может, самый короткий в мире аукцион.
Если речь идёт о деньгах, зарубежные журналисты не прочь ослепить читателя радугой цифр и различных сопоставлений. Они, разумеется, не упустили случая скрупулёзно проследить, как же поднималась на финансовый пьедестал «Британская Гвиана». Напомним, её первоначальная, номинальная стоимость — один цент. Воган продал марку по курсу того времени за полтора доллара, Маккинон — за 530 долларов вместе со всей своей коллекцией. Феррари заплатил за марку 670 долларов. Дальше счёт идёт на десятки и сотни тысяч: Хинд — 30 тысяч, Смолл — 42 тысячи, Ирвин Вейнберг — 280 тысяч и, наконец, 850 тысяч долларов. Получается, что сейчас квадратный сантиметр миниатюры стоит уже 212 500 долларов; цена экземпляра превышает номинальную в 85 миллионов раз!
Конечно, «Британская Гвиана» — уникальный знак почтовой оплаты. Но можно ли его назвать самым редким? Нет. Известно несколько уникальных марок. И всё-таки ни одна из них не получила столь широкой известности и даже сколько-нибудь не приблизилась по цене. Почему?
Нашедший и нелепо потерявший героиню нашего повествования Вернон Воган увлекался филателией всю жизнь. Но больше ему так сказочно не везло, и коллекцию он оставил скромную. Когда миссис Хинд доказывала свои права в суде, семидесятипятилетний Воган выступил с воспоминаниями в одной из лондонских газет. Он поведал историю находки, между прочим заметив, что если бы «Британская Гвиана» по-прежнему находилась в его альбоме, она бы столько не стоила. Причину непомерной дороговизны старый филателист видел в прихотливом соперничестве коллекционеров-миллионеров, разжигаемом финансовыми интересами торговцев марками. «Люди спрашивают меня, каково моё настроение, — размышлял на страницах газеты Воган. — Но я теперь совсем не думаю об этом деле и не испытываю поэтому никакого разочарования и никакой печали. К чему это?»
То, что произошло с «Британской Гвианой», давно не укладывается в рамки филателии. В любых руках она теперь прежде всего — объект наживы, уникальная бумажная драгоценность, приобретение которой сулит выгодное вложение капитала. Ещё задолго до последнего аукциона Ирвин Вейнберг оценивал её в миллион долларов. В погоне за рекламой он, конечно, преувеличивал, но, как мы знаем, не фантастически. Вполне возможно, что когда-нибудь марка с необычной судьбой действительно будет стоить миллион и даже больше — ведь коммерческий интерес к ней подогревается десятки лет. Рекламе способствовало и тридцатилетнее инкогнито одного из владельцев, вызвавшее слухи, что след «Британской Гвианы» вообще затерялся. И рассказы о том будто сейф с нею днём и ночью охраняется двумя детективами, вооружёнными автоматами. И истории о тех, кто, по роковому стечению обстоятельств, «чуть-чуть» не стал обладателем уникума. Это были известный английский филателист Эдуард Пэмбертон, его сын и, наконец, сам Британский музей. Первый из них уже договорился о покупке коллекции Маккинона, но не успел вовремя заплатить деньги, и её перехватил Ридпат. Пэмбертон младший предложил за марку на аукционе 1935 года самую высокую цену, но миссис Скала сочла её недостаточной. Британский музей, вероятно, и победил бы Вейнберга на аукционе 1970 года, если б бюрократический механизм английской казны сработал проворнее…
Вот, собственно, и вся история о том, как марка, место которой в музее, оказалась заточенной в бронированные сейфы. И кто знает, быть может, это заключение пожизненное? Временами знаменитая узница появляется на крупнейших филателистических выставках. Везут её под конвоем, а выставляют за специальным непробиваемым стеклом. Рядом, словно почётный караул, дежурят детективы. Правда, от скептиков можно услышать, что на выставки, для пущей безопасности, ездит не сама «Британская Гвиана», а её искуснейшая, по высокому классу точности изготовленная копия — фальшивая марка. Что ж, в мире, где главное — нажива, все возможно. Но нет ли и в этих разговорах привкуса коммерческой рекламы? Так же, как, впрочем, и в самих визитах на выставки знаменитой исключительно благодаря филателии но, увы, по прихоти толстосумов отлучённой от неё узницы?..
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11