Вопрос не в том, начал первый слепец, а в том, но фраза повисла в воздухе, потому что он и сам не знал в чем, и все сказанное прежде было не более чем некими разрозненными суждениями из другого, не этого мира, и следовало бы, наверно, воздеть руки да возблагодарить небеса, что ниспослали счастливую возможность оставить позор в черте семейного круга, а не терзаться стыдом за то, что поступаешь на содержание к чужим женам. К жене доктора, если быть совсем точным, потому что у остальных обитательниц первой палаты, исключая девушку в темных очках, особу незамужнюю и свободную, о чьей рассеянной жизни мы уже получили более чем исчерпывающие сведения, мужья если и были, то не здесь. Молчание, повисшее за этой оборванной фразой, будто просило, чтобы кто-нибудь окончательно разъяснил ситуацию, и вот заговорила та, кто и должен был, то есть жена первого слепца: Я такая же, как все, и делать буду то же, что все, произнесла она недрогнувшим, что называется, голосом. Делать будешь, что я скажу, прервал ее муж. Ты бы оставил этот тон, а, потому что видишь не больше, чем я. Это недостойно. В твоей власти поступить достойно, с этой минуты откажись от еды, прозвучал ответ, неожиданно жестокий в устах женщины, которая до сих пор казалась всем человеком кротким и глубоко почитающим мужа. Внезапно зашлась пронзительным смехом горничная: Да как же он, бедняжка, откажется, и смех вдруг сменился плачем, и слова послышались другие: Что ж делать, и звучали они почти как вопрос, на который нельзя ответить иначе, как уныло покачать головой, что и сделала регистраторша, прибавив: Что ж делать. По выражению глаз, вскинутых женой доктора к висящим на гвозде ножницам, можно было бы сказать, что и она спрашивает о том, однако направление взгляда отвечало на встречный, ими заданный вопрос: Что ты хочешь делать нами.
Впрочем, всему свой черед, и кому судьба ночью помереть, уж будьте уверены, до рассвета не дотянет. Слепцы из третьей палаты левого крыла, как люди порядливые, решили начать с тех, кто поближе, то есть с женщин своего крыла. Применение метода ротации, а слово это здесь совершенно уместно, предоставляет все выгоды и избавляет от неудобств потому, прежде всего, что позволяет знать, что было сделано, что делается сейчас, это все равно как взглянуть на часы и сказать о минувшем дне: Я прожил от сих до сих, еще ого-го сколько, или: Ах, как мало осталось, а во-вторых, потому, что, когда вереница палат будет пройдена и круг замкнется, возвращение к изначальным истокам освежит легким сквознячком новизны, и особенно тех, у кого неважная сенсорная память. Стало быть, женщинам правого крыла скомандовано стоять вольно или гуляй пока, ведь, как известно, чужое горе вполгоря горевать, этих слов никто не произнес, но подумали все именно так, и, по правде вам сказать, еще не родилось на свет первое человеческое существо, лишенное этой второй кожи, называемой эгоизмом, что куда прочней первой, которая закровит, чуть только ткни ее. Ну, впрочем, следует отметить, что женщины довольно своеобразно исполнили отданную им команду, ибо непостижимо таинственны изгибы души нашей, и близость неминуемой и несомненной опасности и унижения, которым совсем скоро должны будут их подвергнуть, разбудила и обострила тягу к другой близости, разожгла во всех палатах волчий телесный голод, неутолимый плотский аппетит, сильно поутихший за время карантина, так что мужчины словно бы с неким отчаянием впечатывали в женщин свой след, метили, пока их не увели, своим тавром, а те хотели покрепче запечатлеть в памяти ощущения, полученные добровольно, чтобы выстоять под грядущим натиском ощущений, навязанных насильно, тем паче что их может и не быть. И, взяв для примера первую палату правого крыла, неизбежно должны будем спросить себя, как удалось преодолеть столь значительную количественную диспропорцию между представителями обоих полов, даже если не считать негодных к половой жизни, а они тут наверняка должны быть, взять хоть старика с черной повязкой, да найдутся ему под стать и другие, старые и молодые, по тем или иным причинам оказывающиеся в данном вопросе некомпетентны, чтоб не сказать похуже, но в рифму. Ибо ведь уже давно известно, что женщин в первой палате всего семь, включая ту, которая не спит по ночам, и ту, про кого ничего не известно, а супружеских пар всего две, и это обстоятельство выводит, извините, из игры непомерно значительное число мужчин, косоглазый мальчуган пока не в счет. Быть может, в соседних палатах больше женщин, однако неписаный закон, здесь родившийся и от долгого применения обретший свойственную закону непреложность, велит решать все проблемы там, где они возникли, не вынося их за стены палаты, тем более что пример этого подан был еще в старину и отлит в бронзе народной мудрости, не устающей снова и снова восхищать нас: Ступил за порог да смутился, к жене прилег - излечился. И значит, потребности мужчин первой палаты правого крыла удовлетворяют только женщины, находящиеся с ними под одной крышей, все, кроме жены доктора, которую неведомо почему никто не осмеливается домогаться ни словесно, ни посредством протянутой руки. Вот и жена первого слепца, сделав столь решительный шаг, каким следует признать резкий ответ мужу, делает, стараясь, правда, чтобы вышло понезаметней, то же, что все остальные, о чем в свое время и предупреждала. Случается, однако, и не поддающееся ни доводам рассудка, ни сердечной нежности сопротивление вроде того, которое оказывает девушка в темных очках аптекарю, и сколько бы ни множил тот свои аргументы, как бы ни растекался в мольбах, так ничего и не добился, поплатившись таким образом за слишком развязную реплику, отпущенную некогда из-за прилавка вместе с глазными каплями. И вот эта самая девушка в темных очках, поди их, женщин, пойми, а она здесь самая красивая, лучше всех сложена и сильней прочих, едва лишь разнеслась весть об ее достоинствах, желанна, однажды ночью наконец сделала свой выбор и сама, своей волей, легла в кровать к старику с черной повязкой, а тот принял ее как летний дождь после засухи и расстарался как мог, и, кстати, для своего возраста очень даже недурно, доказав этим, причем в очередной раз, что внешность обманчива и что не гладкостью лица и не ладным кроем фигуры определяется сердечная крепость. Все обитатели палаты поняли, что девушка в темных очках предложила себя старику с черной повязкой из чистого сострадания, но иные мужчины, наделенные нравом чувствительным и мечтательным и к тому же раньше уже имевшие случай насладиться ею, задумались о том, что нет, наверно, в этом мире награды выше, чем так вот лежать одному в своей постели, грезя о недостижимом и невозможном, и вдруг почувствовать, как женщина откидывает одеяло, проскальзывает под него, медленно протягивается рядом, едва касаясь телом тела, и затихает, замирает, безмолвно ожидая, когда вскипевшая кровь уймет внезапную дрожь ошеломленной кожи. И ни за что, за так, просто потому, что ей так захотелось. Значит, судьба-то не всегда рассыпает свои дары вслепую и наугад, значит, иногда хорошо быть стариком и закрывать черной повязкой пустую глазницу. А может быть, и вообще есть на свете такое, что не надо даже и пытаться объяснить, ни доискиваясь причин, ни копаясь в чужой душе, как и поступила жена доктора, когда ночью поднялась с кровати, чтобы укрыть одеялом разметавшегося во сне косоглазого мальчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Впрочем, всему свой черед, и кому судьба ночью помереть, уж будьте уверены, до рассвета не дотянет. Слепцы из третьей палаты левого крыла, как люди порядливые, решили начать с тех, кто поближе, то есть с женщин своего крыла. Применение метода ротации, а слово это здесь совершенно уместно, предоставляет все выгоды и избавляет от неудобств потому, прежде всего, что позволяет знать, что было сделано, что делается сейчас, это все равно как взглянуть на часы и сказать о минувшем дне: Я прожил от сих до сих, еще ого-го сколько, или: Ах, как мало осталось, а во-вторых, потому, что, когда вереница палат будет пройдена и круг замкнется, возвращение к изначальным истокам освежит легким сквознячком новизны, и особенно тех, у кого неважная сенсорная память. Стало быть, женщинам правого крыла скомандовано стоять вольно или гуляй пока, ведь, как известно, чужое горе вполгоря горевать, этих слов никто не произнес, но подумали все именно так, и, по правде вам сказать, еще не родилось на свет первое человеческое существо, лишенное этой второй кожи, называемой эгоизмом, что куда прочней первой, которая закровит, чуть только ткни ее. Ну, впрочем, следует отметить, что женщины довольно своеобразно исполнили отданную им команду, ибо непостижимо таинственны изгибы души нашей, и близость неминуемой и несомненной опасности и унижения, которым совсем скоро должны будут их подвергнуть, разбудила и обострила тягу к другой близости, разожгла во всех палатах волчий телесный голод, неутолимый плотский аппетит, сильно поутихший за время карантина, так что мужчины словно бы с неким отчаянием впечатывали в женщин свой след, метили, пока их не увели, своим тавром, а те хотели покрепче запечатлеть в памяти ощущения, полученные добровольно, чтобы выстоять под грядущим натиском ощущений, навязанных насильно, тем паче что их может и не быть. И, взяв для примера первую палату правого крыла, неизбежно должны будем спросить себя, как удалось преодолеть столь значительную количественную диспропорцию между представителями обоих полов, даже если не считать негодных к половой жизни, а они тут наверняка должны быть, взять хоть старика с черной повязкой, да найдутся ему под стать и другие, старые и молодые, по тем или иным причинам оказывающиеся в данном вопросе некомпетентны, чтоб не сказать похуже, но в рифму. Ибо ведь уже давно известно, что женщин в первой палате всего семь, включая ту, которая не спит по ночам, и ту, про кого ничего не известно, а супружеских пар всего две, и это обстоятельство выводит, извините, из игры непомерно значительное число мужчин, косоглазый мальчуган пока не в счет. Быть может, в соседних палатах больше женщин, однако неписаный закон, здесь родившийся и от долгого применения обретший свойственную закону непреложность, велит решать все проблемы там, где они возникли, не вынося их за стены палаты, тем более что пример этого подан был еще в старину и отлит в бронзе народной мудрости, не устающей снова и снова восхищать нас: Ступил за порог да смутился, к жене прилег - излечился. И значит, потребности мужчин первой палаты правого крыла удовлетворяют только женщины, находящиеся с ними под одной крышей, все, кроме жены доктора, которую неведомо почему никто не осмеливается домогаться ни словесно, ни посредством протянутой руки. Вот и жена первого слепца, сделав столь решительный шаг, каким следует признать резкий ответ мужу, делает, стараясь, правда, чтобы вышло понезаметней, то же, что все остальные, о чем в свое время и предупреждала. Случается, однако, и не поддающееся ни доводам рассудка, ни сердечной нежности сопротивление вроде того, которое оказывает девушка в темных очках аптекарю, и сколько бы ни множил тот свои аргументы, как бы ни растекался в мольбах, так ничего и не добился, поплатившись таким образом за слишком развязную реплику, отпущенную некогда из-за прилавка вместе с глазными каплями. И вот эта самая девушка в темных очках, поди их, женщин, пойми, а она здесь самая красивая, лучше всех сложена и сильней прочих, едва лишь разнеслась весть об ее достоинствах, желанна, однажды ночью наконец сделала свой выбор и сама, своей волей, легла в кровать к старику с черной повязкой, а тот принял ее как летний дождь после засухи и расстарался как мог, и, кстати, для своего возраста очень даже недурно, доказав этим, причем в очередной раз, что внешность обманчива и что не гладкостью лица и не ладным кроем фигуры определяется сердечная крепость. Все обитатели палаты поняли, что девушка в темных очках предложила себя старику с черной повязкой из чистого сострадания, но иные мужчины, наделенные нравом чувствительным и мечтательным и к тому же раньше уже имевшие случай насладиться ею, задумались о том, что нет, наверно, в этом мире награды выше, чем так вот лежать одному в своей постели, грезя о недостижимом и невозможном, и вдруг почувствовать, как женщина откидывает одеяло, проскальзывает под него, медленно протягивается рядом, едва касаясь телом тела, и затихает, замирает, безмолвно ожидая, когда вскипевшая кровь уймет внезапную дрожь ошеломленной кожи. И ни за что, за так, просто потому, что ей так захотелось. Значит, судьба-то не всегда рассыпает свои дары вслепую и наугад, значит, иногда хорошо быть стариком и закрывать черной повязкой пустую глазницу. А может быть, и вообще есть на свете такое, что не надо даже и пытаться объяснить, ни доискиваясь причин, ни копаясь в чужой душе, как и поступила жена доктора, когда ночью поднялась с кровати, чтобы укрыть одеялом разметавшегося во сне косоглазого мальчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81