Было бы ошибкой для терапевта верить, что родители действительно пребывают в состоянии девственного неведения относительно мер воспитания. На самом деле все их «отнекивания» служат определенной цели — заставить других проявить ответственность там, где ответственность должна исходить от них самих. Можно предположить, что родители запускают цепочку коммуникативных актов, устанавливающих иерархию, в которой они снимают с себя ответственность.
Терапевт может начать с выражения ожиданий, что позиция родителей позволит им высказать все вопросы, которые они считают важными. Однако если родители ответят на это заявление ссылками на свою несостоятельность, терапевту следует сузить проблему, сведя ее к какой-либо частности, не представляющей трудности для соглашения. Например, терапевт может попросить родителей согласовать свои ожидания и условиться относительно правил, которые должны быть предъявлены сыну или дочери к моменту его (ее) возвращения из больницы. Если родители не в состоянии сформулировать ни одного правила, что случается нередко, терапевту остается самому сделать первый шаг: «На самом деле, имеется в виду какое-то самое простое и конкретное указание для вашего сына. Например, позволено ли ему ломать мебель в вашем доме? Или есть ли у него определенное представление о том, когда он должен утром вставать с постели?» Вопросы, допускающие лаконичный «да-нет» ответ, позволяют форсировать процесс, в котором родители начинают занимать более решительную позицию, достигая все большего согласия друг с другом. Вместе с тем, данный результат уже можно расценивать как начало изменения внутрисемейной иерархии.
Зачастую родители прибегают к абстрактным заявлениям, которые кажутся исполненными значительного смысла (например, «Я хочу, чтобы мой сын был достойным человеком»), хотя на самом деле под личиной отвлеченной торжественности скрывается все то же нежелание принимать на себя ответственность. В ответ на родительскую реплику терапевт может заметить: само по себе такое ожидание великолепно, но означает ли оно, что каждый вечер сын должен приходить домой в двенадцать или что он не смеет бить своих родителей? Основная задача терапевта — возвращать разговор от абстракций к конкретным вопросам и конкретному поведению. Это как раз тот уровень обсуждения, который не позволяет родителям уклониться от ответственности.
Следует избегать соблазна брать на себя те задачи, справиться с которыми предстоит самим родителям. Например, устанавливать правила для сына или дочери. Поскольку терапевт добивается установления в семье такой иерархии, при которой мать и отец занимают подобающее для них место, он не в праве при сыне или дочери дискредитировать их роль, как бы присваивая себе родительскую позицию. Только в том случае, если терапевт остро чувствует, что решение, принятое родителями, в корне ошибочно и способно нанести подростку дополнительный вред, он может пойти наперекор их авторитету, настояв на альтернативном решении. Но и это — с глазу на глаз с родителями, в отсутствие самого молодого человека.
Передача полномочий проблемному подростку. Иногда родители самим характером своих действий предлагают власть подростку. Например, в ответ на обращенную к ним просьбу принять относительно сына то или иное решение, они у самого же молодого человека испрашивают совета или заявляют, что это решение зависит от тех планов, которых он придерживается в отношении себя. А им, родителям, остается-де пожелать ему счастья. В таких случаях терапевт должен подчеркнуть, что юное существо нуждается в родительском руководстве и что только начав вести себя соответствующим образом, молодой человек обретет способность отвечать за себя. Если в ответ на это последуют возражения со стороны самого подростка, терапевт может обрисовать все те преимущества, которые предлагаемый им подход обещает для молодого человека. Ему следует подчеркнуть, что юноша будет жить в предсказуемом мире, точно зная свои обязанности и привилегии и не пробуя больше искать себя в авантюрных предприятиях, чреватых наказанием и жестокой расплатой, от которых в опасную минуту его никто не предостерег.
В такие моменты, когда родители вступают в разговор друг с другом и на горизонте начинает брезжить надежда, что они наконец придут к согласию, чем, несомненно, укрепят свою власть над трудным подростком, юное существо начинает вести себя самым эксцентричным образом, всячески препятствуя ходу важной беседы. Перспективе родительского альянса приходит конец, поскольку родители уже полностью сфокусированы на своем неординарном ребенке. Терапевт должен быть готов к тому, что в начале терапии подросток, стараясь привлечь внимание к себе, скорее всего, будет вмешиваться, едва родители заговорят друг с другом. Терапевту следует попытаться успокоить молодого человека или попросить родителей, чтобы они сами умиротворили его.
Описывая цепочку подобных взаимодействий, Хейли (1980) утверждал: если ребенок беспрерывно вмешивается в разговор родителей, заставляя их прерывать беседу, он это делает из желания предупредить разногласия между ними. На наш взгляд, существуют, по крайней мере, два возможных толкования той функции, которая проявляется в поведении подобного рода. Первое подчеркивает, что благодаря вмешательству ребенка родительские разногласия и конфликты откладываются на более поздний срок; второе, напротив, предполагает, что оно служит препятствием на пути к согласию. С точки зрения автора данной книги, назойливое вмешательство подростка в родительскую беседу мешает пониманию между родителями, предупреждая самую его возможность. Когда родители беседуют друг с другом при участии терапевта, который, в надежде достучаться до их чувства ответственности, старается привести их к единству, а юноша беспрерывно вмешивается в этот разговор, подобное вмешательство служит только одной цели — не дать состояться родительскому союзу, обещающему возврат родительского авторитета. Даже если беседа родителей начинается с разногласий, надо радоваться тому, что они все-таки вступили в разговор, и терапевт помогает им, значит, не так уж нереальна возможность, чтобы они, открыто выразив свои расхождения, смогли договориться по их существу и достигнуть желанного согласия. Именно эту возможность и блокирует юный пациент своим вмешательством. Понятно, что различия в интерпретации той функции, которую выполняет поведение подростка, ведет к совершенно разным терапевтическим стратегиям.
Не приходится сомневаться: когда семью приводят к терапевту серьезные отклонения в поведении взрослеющего ребенка, между родителями существует раскол. Однако, вероятнее всего, этот раскол является результатом, а не причиной тех страданий, перебранок, взаимных укоров и вины, которые неизбежно скапливаются вокруг больной для них проблемы. Отклоняющееся поведение подростка или юноши, как уже говорилось, увековечивает эту проблему. И хотя она в известной мере предотвращает родительский развод, ибо вынуждает родителей держаться вместе, чтобы заботиться об их дефективном отпрыске, та же самая проблема лишает их возможности встретиться в радости, с легким сердцем и хорошим настроением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Терапевт может начать с выражения ожиданий, что позиция родителей позволит им высказать все вопросы, которые они считают важными. Однако если родители ответят на это заявление ссылками на свою несостоятельность, терапевту следует сузить проблему, сведя ее к какой-либо частности, не представляющей трудности для соглашения. Например, терапевт может попросить родителей согласовать свои ожидания и условиться относительно правил, которые должны быть предъявлены сыну или дочери к моменту его (ее) возвращения из больницы. Если родители не в состоянии сформулировать ни одного правила, что случается нередко, терапевту остается самому сделать первый шаг: «На самом деле, имеется в виду какое-то самое простое и конкретное указание для вашего сына. Например, позволено ли ему ломать мебель в вашем доме? Или есть ли у него определенное представление о том, когда он должен утром вставать с постели?» Вопросы, допускающие лаконичный «да-нет» ответ, позволяют форсировать процесс, в котором родители начинают занимать более решительную позицию, достигая все большего согласия друг с другом. Вместе с тем, данный результат уже можно расценивать как начало изменения внутрисемейной иерархии.
Зачастую родители прибегают к абстрактным заявлениям, которые кажутся исполненными значительного смысла (например, «Я хочу, чтобы мой сын был достойным человеком»), хотя на самом деле под личиной отвлеченной торжественности скрывается все то же нежелание принимать на себя ответственность. В ответ на родительскую реплику терапевт может заметить: само по себе такое ожидание великолепно, но означает ли оно, что каждый вечер сын должен приходить домой в двенадцать или что он не смеет бить своих родителей? Основная задача терапевта — возвращать разговор от абстракций к конкретным вопросам и конкретному поведению. Это как раз тот уровень обсуждения, который не позволяет родителям уклониться от ответственности.
Следует избегать соблазна брать на себя те задачи, справиться с которыми предстоит самим родителям. Например, устанавливать правила для сына или дочери. Поскольку терапевт добивается установления в семье такой иерархии, при которой мать и отец занимают подобающее для них место, он не в праве при сыне или дочери дискредитировать их роль, как бы присваивая себе родительскую позицию. Только в том случае, если терапевт остро чувствует, что решение, принятое родителями, в корне ошибочно и способно нанести подростку дополнительный вред, он может пойти наперекор их авторитету, настояв на альтернативном решении. Но и это — с глазу на глаз с родителями, в отсутствие самого молодого человека.
Передача полномочий проблемному подростку. Иногда родители самим характером своих действий предлагают власть подростку. Например, в ответ на обращенную к ним просьбу принять относительно сына то или иное решение, они у самого же молодого человека испрашивают совета или заявляют, что это решение зависит от тех планов, которых он придерживается в отношении себя. А им, родителям, остается-де пожелать ему счастья. В таких случаях терапевт должен подчеркнуть, что юное существо нуждается в родительском руководстве и что только начав вести себя соответствующим образом, молодой человек обретет способность отвечать за себя. Если в ответ на это последуют возражения со стороны самого подростка, терапевт может обрисовать все те преимущества, которые предлагаемый им подход обещает для молодого человека. Ему следует подчеркнуть, что юноша будет жить в предсказуемом мире, точно зная свои обязанности и привилегии и не пробуя больше искать себя в авантюрных предприятиях, чреватых наказанием и жестокой расплатой, от которых в опасную минуту его никто не предостерег.
В такие моменты, когда родители вступают в разговор друг с другом и на горизонте начинает брезжить надежда, что они наконец придут к согласию, чем, несомненно, укрепят свою власть над трудным подростком, юное существо начинает вести себя самым эксцентричным образом, всячески препятствуя ходу важной беседы. Перспективе родительского альянса приходит конец, поскольку родители уже полностью сфокусированы на своем неординарном ребенке. Терапевт должен быть готов к тому, что в начале терапии подросток, стараясь привлечь внимание к себе, скорее всего, будет вмешиваться, едва родители заговорят друг с другом. Терапевту следует попытаться успокоить молодого человека или попросить родителей, чтобы они сами умиротворили его.
Описывая цепочку подобных взаимодействий, Хейли (1980) утверждал: если ребенок беспрерывно вмешивается в разговор родителей, заставляя их прерывать беседу, он это делает из желания предупредить разногласия между ними. На наш взгляд, существуют, по крайней мере, два возможных толкования той функции, которая проявляется в поведении подобного рода. Первое подчеркивает, что благодаря вмешательству ребенка родительские разногласия и конфликты откладываются на более поздний срок; второе, напротив, предполагает, что оно служит препятствием на пути к согласию. С точки зрения автора данной книги, назойливое вмешательство подростка в родительскую беседу мешает пониманию между родителями, предупреждая самую его возможность. Когда родители беседуют друг с другом при участии терапевта, который, в надежде достучаться до их чувства ответственности, старается привести их к единству, а юноша беспрерывно вмешивается в этот разговор, подобное вмешательство служит только одной цели — не дать состояться родительскому союзу, обещающему возврат родительского авторитета. Даже если беседа родителей начинается с разногласий, надо радоваться тому, что они все-таки вступили в разговор, и терапевт помогает им, значит, не так уж нереальна возможность, чтобы они, открыто выразив свои расхождения, смогли договориться по их существу и достигнуть желанного согласия. Именно эту возможность и блокирует юный пациент своим вмешательством. Понятно, что различия в интерпретации той функции, которую выполняет поведение подростка, ведет к совершенно разным терапевтическим стратегиям.
Не приходится сомневаться: когда семью приводят к терапевту серьезные отклонения в поведении взрослеющего ребенка, между родителями существует раскол. Однако, вероятнее всего, этот раскол является результатом, а не причиной тех страданий, перебранок, взаимных укоров и вины, которые неизбежно скапливаются вокруг больной для них проблемы. Отклоняющееся поведение подростка или юноши, как уже говорилось, увековечивает эту проблему. И хотя она в известной мере предотвращает родительский развод, ибо вынуждает родителей держаться вместе, чтобы заботиться об их дефективном отпрыске, та же самая проблема лишает их возможности встретиться в радости, с легким сердцем и хорошим настроением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77