Мотылек содрогнулась:
— Великий Жрец хочет, чтобы северные варвары разграбили город, убили мужчин, женщин, детей?
— Великий Жрец договорится с вождем варваров, чтобы всех пленных из прежних рабов передали бы жрецам для принесения их в жертву богам. В их числе окажутся и белые бродяги. Тайная дочь Великого Жреца будет отомщена.
Отец заметил мрачный огонь в глазах Шочикетсаль и нахмурился:
— Жрецы станут охранять тайную дочь Змеи Людей. Белым бродягам из дворца владыки, где они почивают на коврах из птичьих перьев, не дотянуться сюда. Когда падет город Толла и запылают дома горожан, жрецы звуками морских раковин созовут на площадь и варваров-победителей, и побежденных людей Толлы. Вот тогда Шочикетсаль скажет всю правду о Кетсалькоатле. Все статуи его будут разбиты, имя его будет стерто со всех памятников, которые ныне спешат ему соорудить.
— Кровь, — сказала Мотылек.
— Кровь солена на вкус и горяча, когда стекает с сердца. Она пьянит, как пульке, и она искупает все. Этими вот руками Великий Жрец за свою долгую жизнь служения богам вырвал из груди жертв и бросил на золотое блюдо больше сердец, чем бьется сейчас у всех жителей города Толлы.
Мотылек слушала с поникшей головой.
— Змея Людей уйдет под покровом ночи, — сказал ее отец. — Жрецы будут охранять его дочь, и горе ей, если она не дождется отца. Ее сердце ляжет первым на тоскующее по крови нетускнеющее блюдо.
Краска залила смуглое лицо Мотылька.
— Шочикетсаль сама просила в свое время сделать это! — с вызовом и презрением бросила она.
— Богам угодна даже поздняя жертва, — с загадочным ехидством сказал Змея Людей и скрылся в тайниках храма.
Подземный ход должен был вывести его прямо в сельву. Перед путешествием ему пришлось впервые за много лет отмочить свои спекшиеся волосы. Это было трудно, потому что кровь, смешанная с соком аки, предохранявшим ее от разложения, стала каменной. Но все же в конце концов искусно сделанная змея исчезла с его головы. Никто не должен был узнать жреца.
Мотылек вымеряла шагами площадку для наблюдения звезд.
Перед нею расстилался город Толла. Прямые, как лучи солнца, улицы. Великолепные ступенчатые пирамиды в центре зеленых прямоугольников. Роскошные каменные дворцы внизу. Извилистая синяя змея реки, словно улегшейся меж строений города. А вдали зеленый простор непроходимой сельвы.
Может быть, по ней уже крадется одному ему известными тропами Великий Жрец, чтобы оружием варваров вернуть силу поверженным богам и помочь оскорбленной женщине жестоко отомстить белому бородатому пришельцу и его бледной подруге, не сводящей с него влюбленных глаз.
При одной мысли об этом Шочикетсаль содрогнулась. Сейчас она готова была в самых страстных и гневных словах разоблачить ЛжеТопельцина, отдать его на растерзание толпе, бросить на жертвенный камень…
Но сможет ли она это сделать, когда внизу, среди дымящихся развалин, в дикой оргии будут неистовствовать дикари?
Глава третья. ОГОНЬ НЕБЕСНОЙ ЧАШИ
Исступленное улюлюканье, вопли боли и ужаса, стоны умирающих, топот сотен ног, стук оружия, визг женщин, плач детей — все это смешалось в дикую какофонию.
Трупы убитых и тела раненых завалили улицы. Размалеванные краской воины перебирались через эти жуткие препятствия, пиная ногами мертвых, приканчивая копьями еще живых.
Они врывались в дома, громя все внутри, поджигая мебель и дорогие циновки, разбивая бесценные статуи. Горожан, пытавшихся спастись в дальних комнатах, запирали там, а в окна забрасывали горящие факелы.
Никто в Толле не оказал северным кочевникам сопротивления. Город был захвачен врасплох, разграблен, подожжен.
Дым пожарищ стелился у подножия пирамид. А сверху, из портиков храма, бесстрастно взирали жрецы. Их пышные головные уборы сверкали на солнце.
Наконец с высокой пирамиды главного храма пронзительно заревели морские раковины.
Подвывая и приплясывая, победители стали остриями копий сгонять окровавленных мужчин и рыдающих полураздетых женщин на площадь.
Бывшие рабы и их недавние господа, избитые и жалкие, все с веревками на шеях, задыхаясь от дыма, смотрели вверх.
По замыслу Великого Жреца, сейчас перед ними должна была в сиянии солнца предстать Шочикетсаль назвав истинного виновника всех несчастий Толлы. Змея Людей еще до ухода к варварам подготовил ей речь.
Змея Людей приказал жрецам привести Мотылька.
Испуганные жрецы пали ниц. Его дочь исчезла в разгар набега варваров. Может быть, она рискнула спуститься по крутому откосу пирамиды. Возможно, она разбилась или дикари приняли ее за обычную горожанку, что еще хуже.
Змея Людей в бешенстве приказал распластать на камне двух жрецов, охранявших Мотылька, и сам после долгого перерыва с наслаждением погрузил им под ребра нож из обсидиана, вырвав их неверные сердца.
Это были первые жертвоприношения, которые должны были вернуть Толле прощение богов и былое процветание.
Но пока что руины города дымились в толпа горожан ждала внизу приговора или искупления.
И тогда речь произнес сам Змея Людей:
— Горе людям Толлы, горе? Лжебоги усыпили их, чтобы не было сопротивления набегу, и теперь, справедливо побежденные, люди должны вернуться к истинным богам. Милость богов будет тем щедрее, чем скорее пленные, переданные жрецам великодушными победителями, будут принесены в жертву по давнему закону предков.
Стон прошел по толпе. Никто не знал, поднимется ли он с веревкой на шее по ступенькам пирамиды или дождется милости богов.
— Смерть ЛжеТопельцину, обманувшему и людей Толлы, и доверчивую девушку Шочикетсаль, — хриплым голосом кричал Великий Жрец. — Жертвенный камень — Кетсалькоатлю. Пусть будет уничтожен и он сам, и все его мерзкие изображения, святотатственно выбитые на камне. На штурм дворца владыки, на штурм вместе с победителями!
Вовремя предупрежденные обитатели дворца владыки успели укрыться за крепкими запорами.
Мотылек была дочерью своего народа. Нежная преданность, доставшаяся ей от матери, вдовы нукера — военачальника, — приглянувшейся жрецу, и не терпящий препятствий бешеный нрав отца всегда противоборствовали в ней. После гибели Топельцина Мотылек, безутешная в горе и безмерная в гордыне, отреклась от радостей жизни, решив стать жрицей. И вдруг все переменилось:
Топельцин вернулся, но отверг ее.
Когда она металась по площадке, смотря с вершины пирамиды на звезды и зловещую черную сельву, противоречивые начала попеременно брали в ней верх. Но к восходу солнца любовь все же восторжествовала над ненавистью.
«Во что бы то ни стало предупредить Топельцина!» — решила она.
Однако жрецы-стражи неотступно следили за ней.
Прошли томительные дни и столь же томительные ночи, в течение которых Мотылек не знала сна. Не спали и бдительные стражи. И только когда первые отряды дикарей ворвались в город, стражи отвлеклись видом начавшейся бойни. Мотылек бросилась к откосу пирамиды, но жрец вцепился в нее. Тогда девушка ринулась вниз вместе с ним. Они катились по крутой гладкой стене. Жрец оказался внизу, и это спасло жизнь Мотыльку.
Придя в себя, она вскочила, перепачканная кровью погибшего жреца, и побежала к дворцовой двери.
В первом же зале она наткнулась на величественного Гремучего Змея, спешившего узнать, что за шум снаружи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120