Его огромные руки, будь на них перья, казалось, способны, как крылья, поднять его ввысь.
Он обладал каменной волей и жестким упорством, удивляя нас своей феноменальной памятью и способностью к математическим вычислениям, от которых мы, мариане, избалованные вычислительными устройствами, совсем отвыкли. Собственно, ему, а не нам обязаны инки созданием своего государства. Если я был «первым инкой», то он был первым из инков. Он понимал, что процветание его народа основано на дружбе с пришельцами.
Тиу Хаунак поразил меня своими расчетами, сообщив:
— Если время оборота вокруг Солнца трех планет: Вечерней Звезды, Луны — так называл он Луа — и Земли относилось бы почти как восемь к десяти и к тринадцати, 225 — 280 — 365 земных дней, то орбита Луны была бы устойчивой, как камень, скатившийся в ущелье.
— Но орбита ее неустойчива? — осведомился я.
— Да, как камень на краю утеса, потому что на самом деле год Луны равен не 280, а 290 дням. При опасных сближениях Луны с Землей «камень с утеса» может сорваться.
— Разве сыны Солнца говорили Тиу Хаунаку об опасности предстоящего сближения планет? — напрямик спросил я своего ученика.
— Тиу Хаунак сам понял, почему сыны Солнца прилетели на Землю и зачем их братья стремятся на Луну.
Однажды он привел меня на берег моря. Позади высились громады новых зданий. Впереди расстилался неспокойный простор. Небо хмурилось, ветер доносил брызги с гребней волн. Я вытер ладонью лицо.
— Мудрейший Кон-Тики, наш первый инка, все же не знает людей, — загадочно начал он. — Люди становятся лучше от общения с сынами Солнца, но в своей основе остаются столь же жестокими, как жрецы Толлы.
Порыв ветра рванул наши плащи, сделанные из еще пока грубой ткани, появившейся у инков. Он продолжал:
— Мудрый Нот Кри объяснил Тиу Хаунаку, что причина кроется в самой крови людей, в которой таится сердце ягуара.
— Нот Кри придает излишнее значение наследственности. Долг инков так воспитать своих детей, чтобы сердце ягуара не просыпалось в них Сестра Кон-Тики Ива все силы отдает такому воспитанию.
— Как ни приручай ягуара, он все равно будет смотреть в лес. Что больше любви и преданности может дать воспитание? И все же девушка Шочикетсаль предала и тех, кого любила, и даже свой народ, едва сердце ягуара проснулось в ней.
В черной туче над морем сверкнула молния. Донесся раскат грома.
— Почему Тиу Хаунак бередит свежие раны друзей?
— Потому что он с тревогой и болью услышал слова Нота Кри о скором возвращении мариан на родную планету.
Корабль Гиго Ганта с надутыми парусами спешил укрыться в бухте от начинающегося шторма за уходящей в море недавно построенной защитной каменной стеной.
— Разве сыны Солнца не научили людей основам добра, знания и справедливости? — спросил я.
— Этого мало, — с необычной резкостью ответил Тиу Хаунак. — Миссия Разума никогда не должна закончиться.
— Пришельцы смертны, — напомнил я.
— Все бессмертны в своем потомстве, — возразил Тиу. — Если Кон-Тики женится на Эре Луа, или Нот Кри на Каре Яр, или же Гиго Гант на Иве Тихой, то любая эта чета может остаться с инками, дав им в правители своих детей, в крови которых не будет крупинок сердца ягуара.
Я даже вздрогнул. Он сумел увидеть то, чего я не хотел видеть. Я и Эра Луа! Нот Кри и Кара Яр! И даже моя сестра Ива с Гиго Гантом!..
Со дней моей марианской молодости я считал себя влюбленным в Кару Яр, хотя она ни разу не дала мне повода почувствовать взаимность.
А Эра Луа? Не потому ли она участвует в Миссии Разума, чтобы быть рядом со мной?
Поэты Мара утверждали, что истинно любят не за что-нибудь, а вопреки. Вопреки всему: обстоятельствам, здравому смыслу. И не за качества характера или внешность, не в благодарность, не из жалости, не из долга, а в силу необъяснимой внутренней тяги к другому существу, хотя бы и несовершенному, которому готовы простить все его недостатки.
Вместе с ближайшими помощниками Чичкаланом, Тиу Хаунаком, Хигучаком и его старшей дочерью Имой, заботившейся о нашей пище, мы, мариане, жили в одном из первых воздвигнутых здесь каменных зданий.
Хигучак вбежал ко мне, вырвал из седых волос яркое перышко и бросил его на пол:
— Горе нам! Прекрасная врачевательница, пришедшая с первым инком к костру Хигучака, сейчас открыла двери смерти.
Я вскочил, недоуменно смотря на него.
— Ничто не спасет Эру Луа, — продолжал он, топча свое перышко.
Я бросился в покои, которые занимали наши подруги, где Ива и Кара Яр хлопотали около Эры Луа.
Услышав мой голос, она посмотрела на меня, передавая взглядом все то, что не могла сказать словами.
— Сок гаямачи, — указал Хигучак на уголки страдальчески искривленного рта Эры Луа.
Я заметил красноватую пену, словно она до крови закусила губы.
— Сок гаямачи, — твердил Хигучак. — Конец всего живого.
И тут вбежала Има и упала к ногам отца. Тот схватил ее за золотистые волосы.
— Тиу Хаунак рядом со смертью, — произнесла она.
— Сок гаямачи? — свирепо спросил отец.
— Сок гаямачи, — покорно ответила девушка. Отец выхватил из-за пояса боевой топор.
— Тиу Хаунак! Нет, нет! — твердила Има.
Я стоял на коленях перед ложем Эры Луа и держал ее руку. Ива, приставив к ее плечу баллончик высокого давления, впрыскивала ей через поры кожи лекарство. Но ведь от сока гаямачи не было противоядия!
Кара Яр помчалась с другим таким же баллончиком к Тиу Хаунаку.
Има посмотрела на нас с Эрой Луа и завыла раненым зверем.
Я оглянулся на нее. Внезапное просветление помогло мне понять все… Как же я был слеп! Прав был бедный Тиу Хаунак, сказав мне, что я, «первый инка», все же не знаю людей!..
Много позже я попытался разобраться в чувствах и мыслях Имы Хигучак.
Чуткая на глухих тропках, с верным глазом и сильной рукой, не знавшей промаха при метании копья, с простодушным сердцем пришла она из леса в Город Солнца.
Дочери Солнца научили ее многому, даже умению изображать слова в виде знаков на камне или дереве, хотя произносить слова ей было куда проще и приятнее.
С рождения она уважала силу, ловкость, отвагу. Ее воспитание было похоже на то, которое дает самка ягуара своим детенышам.
Ей непонятны были рассуждения сынов Солнца о доброте, но она ценила сделанное ей добро.
Когда отец и мать стали выращивать кукурузу, она лишь пожала плечами, оправив на себе пятнистую шкуру. Охота в лесу казалась ей занятием более достойным, чем копание в земле и выращивание из травы кустарника.
Има чувствовала себя в лесу не женщиной, а мужчиной. Не всякий воин мог соперничать с ней в быстроте бега, ловкости и точности удара копьем, умении читать следы у водопоя. И она болезненно переживала, что мужчины ее племени не желали признать ее равной себе, считали, что и она должна стать обычной женой, матерью, рабой своего мужа.
И вот такой девушке повстречался белокожий бородач, безмятежно уснувший на пороге ее хижины, не остерегаясь копья. Он сразу покорил Иму тем, что признал в ней Великую Охотницу, во всем равную мужчинам. А потом, когда ему подчинился отец и стали повиноваться все кагарачи, она увлеклась им.
Она гордилась им, никого не унизившим, равным со всеми: и с мужчинами, и с женщинами, даже со сгорбленной Киченой. Он был необыкновенен в ее представлении. Недаром он сумел научить людей строить каменные шалаши, работая вместе со всеми, поднимая камни или взрыхляя землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Он обладал каменной волей и жестким упорством, удивляя нас своей феноменальной памятью и способностью к математическим вычислениям, от которых мы, мариане, избалованные вычислительными устройствами, совсем отвыкли. Собственно, ему, а не нам обязаны инки созданием своего государства. Если я был «первым инкой», то он был первым из инков. Он понимал, что процветание его народа основано на дружбе с пришельцами.
Тиу Хаунак поразил меня своими расчетами, сообщив:
— Если время оборота вокруг Солнца трех планет: Вечерней Звезды, Луны — так называл он Луа — и Земли относилось бы почти как восемь к десяти и к тринадцати, 225 — 280 — 365 земных дней, то орбита Луны была бы устойчивой, как камень, скатившийся в ущелье.
— Но орбита ее неустойчива? — осведомился я.
— Да, как камень на краю утеса, потому что на самом деле год Луны равен не 280, а 290 дням. При опасных сближениях Луны с Землей «камень с утеса» может сорваться.
— Разве сыны Солнца говорили Тиу Хаунаку об опасности предстоящего сближения планет? — напрямик спросил я своего ученика.
— Тиу Хаунак сам понял, почему сыны Солнца прилетели на Землю и зачем их братья стремятся на Луну.
Однажды он привел меня на берег моря. Позади высились громады новых зданий. Впереди расстилался неспокойный простор. Небо хмурилось, ветер доносил брызги с гребней волн. Я вытер ладонью лицо.
— Мудрейший Кон-Тики, наш первый инка, все же не знает людей, — загадочно начал он. — Люди становятся лучше от общения с сынами Солнца, но в своей основе остаются столь же жестокими, как жрецы Толлы.
Порыв ветра рванул наши плащи, сделанные из еще пока грубой ткани, появившейся у инков. Он продолжал:
— Мудрый Нот Кри объяснил Тиу Хаунаку, что причина кроется в самой крови людей, в которой таится сердце ягуара.
— Нот Кри придает излишнее значение наследственности. Долг инков так воспитать своих детей, чтобы сердце ягуара не просыпалось в них Сестра Кон-Тики Ива все силы отдает такому воспитанию.
— Как ни приручай ягуара, он все равно будет смотреть в лес. Что больше любви и преданности может дать воспитание? И все же девушка Шочикетсаль предала и тех, кого любила, и даже свой народ, едва сердце ягуара проснулось в ней.
В черной туче над морем сверкнула молния. Донесся раскат грома.
— Почему Тиу Хаунак бередит свежие раны друзей?
— Потому что он с тревогой и болью услышал слова Нота Кри о скором возвращении мариан на родную планету.
Корабль Гиго Ганта с надутыми парусами спешил укрыться в бухте от начинающегося шторма за уходящей в море недавно построенной защитной каменной стеной.
— Разве сыны Солнца не научили людей основам добра, знания и справедливости? — спросил я.
— Этого мало, — с необычной резкостью ответил Тиу Хаунак. — Миссия Разума никогда не должна закончиться.
— Пришельцы смертны, — напомнил я.
— Все бессмертны в своем потомстве, — возразил Тиу. — Если Кон-Тики женится на Эре Луа, или Нот Кри на Каре Яр, или же Гиго Гант на Иве Тихой, то любая эта чета может остаться с инками, дав им в правители своих детей, в крови которых не будет крупинок сердца ягуара.
Я даже вздрогнул. Он сумел увидеть то, чего я не хотел видеть. Я и Эра Луа! Нот Кри и Кара Яр! И даже моя сестра Ива с Гиго Гантом!..
Со дней моей марианской молодости я считал себя влюбленным в Кару Яр, хотя она ни разу не дала мне повода почувствовать взаимность.
А Эра Луа? Не потому ли она участвует в Миссии Разума, чтобы быть рядом со мной?
Поэты Мара утверждали, что истинно любят не за что-нибудь, а вопреки. Вопреки всему: обстоятельствам, здравому смыслу. И не за качества характера или внешность, не в благодарность, не из жалости, не из долга, а в силу необъяснимой внутренней тяги к другому существу, хотя бы и несовершенному, которому готовы простить все его недостатки.
Вместе с ближайшими помощниками Чичкаланом, Тиу Хаунаком, Хигучаком и его старшей дочерью Имой, заботившейся о нашей пище, мы, мариане, жили в одном из первых воздвигнутых здесь каменных зданий.
Хигучак вбежал ко мне, вырвал из седых волос яркое перышко и бросил его на пол:
— Горе нам! Прекрасная врачевательница, пришедшая с первым инком к костру Хигучака, сейчас открыла двери смерти.
Я вскочил, недоуменно смотря на него.
— Ничто не спасет Эру Луа, — продолжал он, топча свое перышко.
Я бросился в покои, которые занимали наши подруги, где Ива и Кара Яр хлопотали около Эры Луа.
Услышав мой голос, она посмотрела на меня, передавая взглядом все то, что не могла сказать словами.
— Сок гаямачи, — указал Хигучак на уголки страдальчески искривленного рта Эры Луа.
Я заметил красноватую пену, словно она до крови закусила губы.
— Сок гаямачи, — твердил Хигучак. — Конец всего живого.
И тут вбежала Има и упала к ногам отца. Тот схватил ее за золотистые волосы.
— Тиу Хаунак рядом со смертью, — произнесла она.
— Сок гаямачи? — свирепо спросил отец.
— Сок гаямачи, — покорно ответила девушка. Отец выхватил из-за пояса боевой топор.
— Тиу Хаунак! Нет, нет! — твердила Има.
Я стоял на коленях перед ложем Эры Луа и держал ее руку. Ива, приставив к ее плечу баллончик высокого давления, впрыскивала ей через поры кожи лекарство. Но ведь от сока гаямачи не было противоядия!
Кара Яр помчалась с другим таким же баллончиком к Тиу Хаунаку.
Има посмотрела на нас с Эрой Луа и завыла раненым зверем.
Я оглянулся на нее. Внезапное просветление помогло мне понять все… Как же я был слеп! Прав был бедный Тиу Хаунак, сказав мне, что я, «первый инка», все же не знаю людей!..
Много позже я попытался разобраться в чувствах и мыслях Имы Хигучак.
Чуткая на глухих тропках, с верным глазом и сильной рукой, не знавшей промаха при метании копья, с простодушным сердцем пришла она из леса в Город Солнца.
Дочери Солнца научили ее многому, даже умению изображать слова в виде знаков на камне или дереве, хотя произносить слова ей было куда проще и приятнее.
С рождения она уважала силу, ловкость, отвагу. Ее воспитание было похоже на то, которое дает самка ягуара своим детенышам.
Ей непонятны были рассуждения сынов Солнца о доброте, но она ценила сделанное ей добро.
Когда отец и мать стали выращивать кукурузу, она лишь пожала плечами, оправив на себе пятнистую шкуру. Охота в лесу казалась ей занятием более достойным, чем копание в земле и выращивание из травы кустарника.
Има чувствовала себя в лесу не женщиной, а мужчиной. Не всякий воин мог соперничать с ней в быстроте бега, ловкости и точности удара копьем, умении читать следы у водопоя. И она болезненно переживала, что мужчины ее племени не желали признать ее равной себе, считали, что и она должна стать обычной женой, матерью, рабой своего мужа.
И вот такой девушке повстречался белокожий бородач, безмятежно уснувший на пороге ее хижины, не остерегаясь копья. Он сразу покорил Иму тем, что признал в ней Великую Охотницу, во всем равную мужчинам. А потом, когда ему подчинился отец и стали повиноваться все кагарачи, она увлеклась им.
Она гордилась им, никого не унизившим, равным со всеми: и с мужчинами, и с женщинами, даже со сгорбленной Киченой. Он был необыкновенен в ее представлении. Недаром он сумел научить людей строить каменные шалаши, работая вместе со всеми, поднимая камни или взрыхляя землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120