У Центра было маленькое общежитие в Эйлате, и Реувен неосторожно предложил мне пожить там, если возникнет необходимость. Общага (Беня называл ее притоном) пустовала до середины января, когда начнется весенняя миграция. Эйлат особенно славится в BW-мире мартовским пролетом хищных птиц — через Араву летят почти все хищники Восточной Европы и Западной Сибири, зимующие в Африке и Аравии. В это время в Израиль съезжаются орнитологи-любители и проводят учет мигрантов, перегородив всю страну цепью из двухсот-трехсот наблюдателей (ширина Израиля не больше 100 км).
Предложение Реувена оказалось как нельзя кстати, потому что после Нового Года я собирался перебраться в Эйлат и поискать другую работу. Уезжать из Хай-Бара не хотелось ужасно, но должен же я был привезти домой хоть какие-то деньги! Однако, зная по опыту, что полагаться на подобные обещания рискованно, я решил сперва съездить в Эйлат и посмотреть, как там обстоят дела. Денег на автобус не было, и я покатил на велосипеде.
Дно Аравы плавно понижалось по мере приближения к морю, а в спину мне дул резкий северный ветер, так что я мчался по шоссе, почти не крутя педали и не держась за руль. До наступления жары я успел промчаться все сорок километров. Впереди широкая долина плавно переходила в темно-синий Эйлатский залив, уходивший в горячую дымку на юге.
Израилю принадлежит чуть больше десяти километров побережья Красного моря, и пять из них занимает Эйлат — цветущий городок, амфитеатром поднимающийся на склоны гор. Впритык к нему, словно зеркальное отражение, расположена Акаба — единственный иорданский порт. Горы, тянущиеся вдоль залива дальше на юг, принадлежат соответственно Египту (со стороны Эйлата) и Саудовской Аравии (со стороны Акабы). С центрального городского пляжа отлично видно все четыре страны.
BW-притон оказался двухкомнатной квартиркой, забитой многоярусными нарами и сплошь оклеенной вперемежку фотографиями голых баб и редких птичек. Из ее обитателей один Шари не был англичанином, остальные разговаривали только на те темы, на которые любит беседовать английская молодежь: о телках, рок-группах, наркотике «фэнтэзи» и о том, от кого из присутствующих плохо пахнет. Впрочем, бесплатное жилье в Израиле — в любом случае находка, так что Реувену я искренне благодарен.
Неприятности начались, когда я выехал из Эйлата. Ветер теперь дул в лицо, а ехать надо было в гору. Прямо двигаться вообще не удавалось, приходилось ползти галсами (зигзагом) с черепашьей скоростью. Километров через двадцать ветер усилился, и я понял, что домой попаду в лучшем случае поздно ночью. Пришлось свернуть с шоссе и укрыться от ветра в Эйн-Нетафиме, крошечном оазисе метрах в тридцати от границы.
«Оазис» представлял собой высохшую лужицу с пятном жидкой грязи посередине, окруженную рощей высоких дум-пальм с аккуратно раздвоенными в виде буквы Y стройными стволами. Здесь, в компании газелей-доркас, маленьких ярких птичек — зеленых щурок и здоровенных травоядных ящериц-поясохвостов я дождался вечера.
Но, вопреки обыкновению, ветер не стихал, а на севере появились самые настоящие грозовые тучи.
Пришлось отчаянно налечь на педали. Километровые столбики почему-то все реже выплывали мне навстречу из сгустившихся сумерек. Ветер уже достиг такой силы, что даже вести велосипед «в поводу» удавалось с трудом. На автобус надеяться не приходилось: был вечер пятницы, а в это время они не ходят — до пяти вечера в субботу. Машины меня иногда обгоняли, но автостоп в Израиле — очень трудное дело из-за всеобщего страха перед террористами. Только солдат все охотно подвозят, поэтому иногда удается остановить попутку, если одет во что-нибудь защитного цвета. Сейчас, голому по пояс и с велосипедом, рассчитывать мне было не на что.
Когда я наконец увидел впереди ограду Хай-Бара, гроза как раз оказалась над самой головой. Молнии ударяли в скалы, эхо громовых раскатов перекатывалось по Араве, серые полосы дождя свешивались из-под черных туч, порывы ветра гнали по саванне высокие стены желтой пыли. Но ни одна капля не долетела до земли: до сезона дождей оставалась еще неделя. Последние два километра до дома я так и не дополз, заночевал у Бени.
В субботу мы с ним прошвырнулись в киббуц Йотвата, и я повидался с Кэти
— как оказалось, в последний раз. Надеюсь, они с Аликом счастливы и по-прежнему Граждане Соединенных Штатов.
Воскресенье в Израиле рабочий день. Зайдя наутро в контору, я застал Тони Ринга и остальных погруженными в решение сложной научной проблемы.
На Ближнем Востоке широко распространена дикая степная кошка. Четыре этих красивых зверя жили и у нас в зоопарке. От нее происходит домашняя кошка, которая, естественно, легко скрещивается с дикой. Теперь из-за обилия повсюду бродячих домашних кошек встретить чистокровную степную становится все труднее, и она неожиданно оказалась в числе видов, которым угрожает исчезновение.
Так вот, к нам приехала целая депутация из киббуца Цофар в Северной Араве и привезла в ящике кота, пойманного в киббуцном курятнике. Более типичного представителя степных котов мне видеть не приходилось: в полтора раза больше сибирского, с дымчато-серой шерстью, чуть зеленоватой на спине, в круглых черных пятнышках.
— Какой шикарный экземпляр! — хором вскричали мы с Беней. — Отвезем его в Вади Самар, там как раз сейчас живет одна самка!
— Стоп, — сказал Тони Ринг. — Мы же не знаем, чистокровный он или помесь.
— Да сам посмотри! Разве у помесей бывают такие резкие пятна? А хвост? Толстый, с коротким мехом, конец закругленный — где ты видел помесей с таким хвостом? А уши-то, уши!
Уши кота действительно были украшены коротенькими черными кисточками.
— Да ну вас, — отмахнулся Тони, — вы всегда по каким-то кисточкам судите! Пока посадим в вольер, а там разберемся.
— Как ты будешь с ним разбираться?
— Очень просто. Промерим все показатели экстерьера, заложим в компьютер, он сравнит с типовыми промерами дикого кота. Если расхождение меньше 10,5%, значит, кот дикий.
— А почему не 10 или 11%?
— В справочнике (Тони показал на толстенную книгу «Экстерьерные особенности диких и домашних млекопитающих») написано 10,5. Вам не пора работать?
Кота посадили в клетку и благополучно забыли. Через три дня мы с Беней, обходя вольеры, остановились перед несчастным узником.
— Нельзя его больше держать, — сказал Беня, — привыкнет к людям, потом попадется кому-нибудь.
— Надо Тони напомнить…
— Бесполезно. Если проблему не решили сразу, лучше к ней не возвращаться.
Израильский менталитет.
— А что, если нам…
— Тихо, аспирант (Беня снова стал называть меня аспирантом после истории с волками). Разберемся.
И он разобрался. Будучи по каким-то делам в Эйлате, он зашел в приют для бездомных животных и взял у них свежесдохшую кошку подходящей масти. В следующую пятницу, во время вечернего кормления, заменил ею кота, а его отвез в Вади Самар. За субботу вороны и стервятники хорошо поработали над трупом несчастной кошки, так что заподозрить подмену было невозможно. С тех пор каждый раз, как Тони Ринг пытался спорить с нами по какому-либо поводу, мы поминали ему загубленного степного кота, и он сразу сникал.
— Раз вы такие крутые зоологи, — сказал Тони, — займетесь наукой. Беня будет наблюдать за ослами, а Вови считать газелей икс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43