Вместе с почтой Маслаев привёз записку от Дудина и Гока Харлампиева. После неудачной попытки взять перевал между пиками Калинина и Ворошилова они отдыхали в подгорном лагере и охотились на кииков. Старший Харлампиев и Волков уже спустились в базовый лагерь у языка Федченко.
«Мы вполне уверены, — писали Гок и Дудин, что пик уже взят, станция поставлена и вся штурмовая бригада спустилась благополучно в ледовый лагерь».
Увы, как далеки были эти оптимистические предположения от действительности! Штурмовики по-прежнему сидели без продовольствия в предательском плену тумана, и мы были бессильны им помочь.
И как бы подтверждая безвыходность положения, из лагеря «5600» спустился «Ураим — голова болит» и принёс записку от доктора. Доктор благодарил за присылку продуктов, но сообщал, что продвинуть их дальше вверх по ребру не было возможности:
стоял густой туман, и самый лучший носильщик, Нишан, все ещё был болен.
Маслаев поместился в палатке Гущина. Он нашёл.в вьючной суме Гущина пару горных башмаков и костюм и немедленно переоделся, сменив своё промокшее и потрёпанное обмундирование.
Маслаев был худощав и немного нескладен. Туристская шляпа забавно сидела на его взъерошенных волосах. Бывший киномеханик, разъезжавший со своей киноустановкой по деревням и колхозам, он учился теперь на инженера, специалиста по радио. Это был скромный человек и на редкость чуткий и добрый товарищ. Немного не от мира сего, он был мечтателен и рассеян. Упустить в трещину, наполненную водой, пуховой мешок и письма — именно то, что больше всего боится сырости, — было вполне в его стиле.
Как и большинство радистов, Маслаев был влюблён в своё дело, и вскоре вся палатка Гущина заполнилась приёмниками, проволокой, деталями радиостанций, плоскогубцами, клеммами и руководствами по радио: Маслаев спешно сооружал полевую радиостанцию, чтобы оповещать мир о восхождении.
Кроме того он немедленно принялся за ремонт наших примусов, пришедших в негодность от долгой службы.
Когда мы на следующее утро вышли из палаток, лагерь был в снегу. Тяжёлые тучи ползли снизу с Бивачного, сырой туман смешивался с снежными хлопьями.
Положение становилось серьёзным. Хотя, по нашим расчётам, до 2 сентября не было особых причин для тревоги, надо было готовиться к организации спасательной партии.
Я послал Ураима Ташпека в лагерь «5600» с продуктами и письмом, в котором убеждал доктора принять все меры к тому, чтобы заставить носильщиков подняться по ребру в верхние лагери. С Позыр-ханом я послал письмо Дудину и Гоку, прося их вернуться в ледниковый лагерь.
Дудин был единственным человеком, обладавшим в отряде административной властью, а Гок — лучшим альпинистом из всех нас, оставшихся внизу.
Когда караван ушёл, мы с Капланом и Маслаевым отправились на ледник. Нам не сиделось в лагере. Гора, державшая в плену наших товарищей, тянула нас к себе.
Положение не изменилось. Видимость по-прежнему менялась or 10 до 100 — 150 метров. Но ледник и основание ребра были в густом тумане.
Маслаев продолжал работать над своей радиостанцией. Он установил антенну из запасных палаточных стоек. Антенна была кривая, проволочные растяжки расходились между палаток по всему лагерю, и мы спотыкались на них, кляня и Маслаева и радио. Но Маслаев упорно лежал в палатке с наушниками и «ловил» ближайшие станции. Никого не «поймав», он все же заставил меня написать радиограмму в «Известия» и потом всю ночь выстукивал её.
На другой день часов в двенадцать пришли Дудин и Гок. Получив накануне записку и учтя серьёзность положения, они вышли из подгорного на рассвете. Вскоре после них появили. Абдурахман и Позыр-хан с двумя лошадьми, навьюченными продуктами и топливом.

Туман по-прежнему окутывал наши палатки. Положение становилось все серьёзнее. Снова Ураим Ташпек с грузом продуктов отправился в лагерь «5600».
В ночь с 1 на 2 сентября разразился снежный шторм. Поры бури с грохотом рождались где-то на леднике между пика Сталина и Орджоникидзе и неслись вниз по грядам сераков. 0ни яростно набрасывались на наш лагерь. Полы наглухо застёгнутых палаток надувались парусом и громко хлопали. Мы лёжа. в наших спальных мешках, тревожно ворочаясь с боку на бок, ежеминутно ожидая, что ветер сорвёт палатки.
Шторм разогнал туман, и утром 2 сентября пик Сталина наконец раскрылся. Окутанный дымкой снежных смерчей, он сверкал свежевыпавшим снегом. Буря продолжала свирепствовать. Было ясно, что штурмовики по-прежнему должны были отсиживаться в палатках.
Но мы все же возобновили наши наблюдения со скал Орджоникидзе, надеясь увидеть носильщиков, поднимающихся по ребру. К нашему удивлению, мы увидали трех человек, очень медленно спускавшихся из лагеря «5900» в лагерь «5600». Кто бы это мог быть?
К вечеру пять человек показались на большом леднике. Они спускались к нам. Вскоре они скрылись в сераках. Сераки и морену они проходили очень долго. Наконец мы снова увидели их на ближайшем к лагерю валу морены. В двух из них мы сразу же узнали штурмовиков. Мы узнали их не только по белым пу — ховым костюмам, но и по походке. Шли люди, сломленные страшной усталостью. Шли, сутуло опираясь на ледорубы, медленно переставляя негнущиеся ноги. У одного из них кисть левой руки была забинтована. Когда они подошли ближе, мы разглядели Гущина и Шиянова. Вместе с ними пришли Абдурахман и оба Ураима. Ураима Керима вели под руки: он был болен ледниковой слепотой и ничего не видел.
Не много удалось нам узнать от Гущина и Шиянова в этот вечер. Они валились с ног от усталости. Они успели только сообщить нам, что вместе с Цаком покинули остальных штурмовиков 30 августа в последнем лагере на высоте 6900 метров. Подробный рассказ был отложен до завтра.
Шиянов лёг в мою палатку. Ночью он мучительно бредил. Он карабкался во сне по отвесным кручам.
— Держи верёвку, — кричал он, — крепче, крепче. Ведь мы должны взять Эверест!
К утру ветер стих. Установилась спокойная солнечная погода. Блокада тумана и шторма была снята. Можно было приступить к оказанию помощи верхней группе. Отправив Маслаева и Абдурахмана на скалы для наблюдения за горой, мы устроили совещание. И прежде всего мы выслушали подробный рассказ Гущина и Шиянова. Вот что мы узнали:
23 августа, на второй день восхождения, когда вторая верёвка, выйдя из ледникового лагеря, поднималась на «5600», Абалаков и Гущин с тремя носильщиками начали подъем по ребру.
По плану они должны были, миновав лагерь «5900», дойти до шестого «жандарма», «обработать» его, оборудовать принесёнными с собою верёвочными лестницами и спуститься в лагерь «5900». Эту задачу первой верёвке выполнить не удалось. Поднявшись к лагерю «5900», Абалаков и Гущин увидели, что передвижкой льда палатки перемещены и почти сползли в трещину. Пришлось вырубать для них во льду новое место. Это потребовало больше четырех часов ледорубной работы. Когда Удалось вновь установить палатки, было слишком поздно, чтобы подниматься к шестому «жандарму». Пришлось заночевать на «5900».
24-го Абалаков и Гущин с носильщиками пошли выше. Они миновали третий и четвёртый «жандармы» и подошли к подножию пятого, который при подготовке восхождения едва не оказался непреодолимым даже для Абалакова, едва не положил конец попыткам форсировать ребро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42