Пока этот предрассудок присутствует в христианском сознании, еврей всегда будет отверженным, с отличительным знаком в виде желтой звезды, чтобы быть узнанным непременно.
Религиозная веротерпимость в Америке провозглашена законом, но на практике она часто оказывается благопристойно прикрытым обманом; ненависть к инакомыслию и предвзятость стали лишь менее заметны, они никогда не уменьшались и не умирали; они могут возникнуть снова от малейшего дуновения, подобно ряби на стоячей воде пруда. Достаточно лишь похвалить еврея перед неевреем, чтобы брови последнего поднялись, а глаза затуманились, и он начал бормотать: «Ну, конечно, некоторые из них… но, знаете ли, у евреев нет способности к сопротивлению» (сюда можно вставить любую другую на ходу придуманную вину). Такой человек не может относиться к евреям как к народу, у которого есть свои грешники и свои святые, где множество добрых людей, но немало и дурных; евреи для него — это племя, обуреваемое жаждой наживы, себялюбием, страстью к деньгам и надувательству простаков, мечтающее о власти. Такой человек не осознает, что этот портрет, который он сует под нос каждому еврею, на самом деле является слепком с его собственного дурного начала, образом Иуды в его душе, предающего Христа вновь и вновь. Он не понимает, что отнюдь не еврея видит он, ненавистного и коварного, но Иуду внутри самого себя, Иуду, предательство которого он переносит на еврея, изгоняя таким образом предательство из своей души. Когда же предатель твердо ассоциируется с евреем, тогда он уничтожает еврея. Обличая и преследуя еврея, он тем самым уничтожает предателя внутри себя. То, что эта практика имеет теологические корни, является страшной неожиданностью для антисемитов, ужасом, который выявил и документально доказал Малколм Хэй в книге «Кровь брата твоего».
Каждое слово этого горького и полного неприятных открытий произведения обращено к американским язычникам так же, как и к современным немцам или к уже ушедшим в прошлое испанцам, французам, англичанам и прочим европейцам, чьи деяния встают со страниц этой книги, навевая ужас и леденя кровь. Мы не меньше заражены этим, ведь и мы не лучшие христиане, чем они: просто наши сознание и подсознание более адаптированы, и мы меньше нуждаемся сейчас в козле отпущения для собственных грехов.
Теперь читатель знает, что Малколм Хэй потратил двадцать лет, стремясь выявить причины несправедливого отношения протестантов к католикам, а затем применил свои познания, профессионализм историка и добросовестность исследователя — исследователя христианского образа действий и мировоззрения — для создания книги о народе Израиля.
Я сейчас перечел эту книгу в третий раз и полюбил ее еще больше, чем раньше. Это великолепная книга, великая и отважная работа, и я горжусь тем, что впервые она была опубликована в Соединенных Штатах Америки.
Томас Сюгрю, 1950
Златоуст
Никому и ничему не дано избегнуть вечного наказания, которым история карает зло.
Лорд Эктон *1
Люди не рождаются с ненавистью в сердце. Они заражаются ею от других людей. Микроб ненависти нередко внедряют сознательно, а иногда и бессознательно, родители или учителя. У взрослых, если их не спасает интеллект или сильно развитое нравственное чувство, мало шансов избежать заражения. Болезнь может поразить страну подобно эпидемии, и тогда какой-либо класс общества, религия или народ могут стать объектом общей ненависти. При этом никто толком не сумеет объяснить, откуда она возникла. Появятся самые различные мнения на этот счет, возникнут даже споры о подлинных причинах этого явления, но никто не сможет предугадать его неотвратимых последствий.
Ибо ненависть следует извращенными путями, как сказал бы Св. Павел, если бы он писал свое Послание к коринфянам *2 сегодня, — она возносится вместе с гордыней, радуется несправедливости и пренебрегает истиной. Три вещи опасны для мира: безверие, отчаяние и ненависть, но самая опасная из них — ненависть.
Весной 1945 года три грузовика, каждый из которых вез по 8-9 тонн человеческого пепла, выехали из концентрационного лагеря Заксенхаузен и сбросили свой груз в канал, чтобы скрыть масштабы происходившего в этом концлагере уничтожения евреев. Когда на Нюрнбергском процессе немецкого генерала спросили, как могли совершаться подобные вещи, он ответил: «По-моему, если годами и десятилетиями проповедовать доктрину, что евреи, в сущности, не люди, подобный результат неизбежен». Этот ответ поразительно точен, но требует некоторого дополнения. Доктрина, которая привела к такому результату, проповедовалась не годами и даже не десятилетиями — она проповедовалась не одно столетие и на протяжении средневековья много раз грозила истреблением еврейскому народу. "Евреи, — писал Леон Блуа *3, — самые подлинные свидетели гонений средневековья, ненавидевшего их во имя любви к Богу и столь часто желавшего истребить их. В те времена убийства евреев оправдывались тем, что они «не люди» и, если воспользоваться лексиконом Рейха, «неспособны к адаптации»: они не вписывались в средневековую концепцию «всемирного государства»4.
Совершенное немцами преступление — геноцид, уничтожение целого народа, логически коренится в средневековой теории, утверждавшей, что евреи — изгои, осужденные Богом на вечное рабство, и сам геноцид подготовлен предшествующими периодами истории. Более того, ответственность за немецкий план уничтожения целого народа, едва не увенчавшийся успехом, нельзя возлагать лишь на Гитлера и его подручных или только на немецкий народ. План этот чуть не увенчался полным успехом потому, что никто не помешал его осуществлению.
«Когда Солона *5 спросили, — писал Ричард Бентли *6, — что могло бы избавить мир от несправедливости, он дал замечательный ответ: 'Если бы стоящие в стороне способны были почувствовать то же, что жертвы несправедливости'». Об ответственности тех, кто «стоял в стороне» и бездействовал при осуществлении немецкого плана, говорил Ян Масарик *7. Он заслуживает такого упрека меньше, чем другие политические деятели Европы того времени — при его помощи многие тысячи евреев были спасены от немецких газовых камер. Масарик сказал:
«Я не специалист по Ближнему Востоку и ничего не знаю о трубопроводах. Но один образ преследует меня постоянно: желоб, по которому столетиями льется еврейская кровь; прежде это происходило периодически, а с 1937 по 1945 год — ужасным непрерывным потоком. Я не могу, не хочу забыть этот чудовищный факт. Я со стыдом опускаю голову как один из тех, кто позволил произойти величайшему из массовых убийств, вместо того, чтобы мужественно и решительно выступить против готовивших его, пока еще не было поздно». Даже после Нюрнбергских законов 1935 года *8 для евреев, бегущих от фашистского террора, официально были закрыты границы всех стран, хотя некоторые из них, случалось, приоткрывали для беглецов «черный ход».
В 1938 году представители 32 стран собрались в Эвиане на конференцию (Эвианская конференция) для обсуждения проблемы беженцев. Ими был сформирован постоянный межправительственный Комитет по делам беженцев *9 для осуществления необходимых приготовлений, позволяющих принять иммигрантов из Германии. «Вплоть до августа 1939 года Комитет не преуспел в изыскании возможностей для иммиграции, хотя велись переговоры с Доминиканской республикой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Религиозная веротерпимость в Америке провозглашена законом, но на практике она часто оказывается благопристойно прикрытым обманом; ненависть к инакомыслию и предвзятость стали лишь менее заметны, они никогда не уменьшались и не умирали; они могут возникнуть снова от малейшего дуновения, подобно ряби на стоячей воде пруда. Достаточно лишь похвалить еврея перед неевреем, чтобы брови последнего поднялись, а глаза затуманились, и он начал бормотать: «Ну, конечно, некоторые из них… но, знаете ли, у евреев нет способности к сопротивлению» (сюда можно вставить любую другую на ходу придуманную вину). Такой человек не может относиться к евреям как к народу, у которого есть свои грешники и свои святые, где множество добрых людей, но немало и дурных; евреи для него — это племя, обуреваемое жаждой наживы, себялюбием, страстью к деньгам и надувательству простаков, мечтающее о власти. Такой человек не осознает, что этот портрет, который он сует под нос каждому еврею, на самом деле является слепком с его собственного дурного начала, образом Иуды в его душе, предающего Христа вновь и вновь. Он не понимает, что отнюдь не еврея видит он, ненавистного и коварного, но Иуду внутри самого себя, Иуду, предательство которого он переносит на еврея, изгоняя таким образом предательство из своей души. Когда же предатель твердо ассоциируется с евреем, тогда он уничтожает еврея. Обличая и преследуя еврея, он тем самым уничтожает предателя внутри себя. То, что эта практика имеет теологические корни, является страшной неожиданностью для антисемитов, ужасом, который выявил и документально доказал Малколм Хэй в книге «Кровь брата твоего».
Каждое слово этого горького и полного неприятных открытий произведения обращено к американским язычникам так же, как и к современным немцам или к уже ушедшим в прошлое испанцам, французам, англичанам и прочим европейцам, чьи деяния встают со страниц этой книги, навевая ужас и леденя кровь. Мы не меньше заражены этим, ведь и мы не лучшие христиане, чем они: просто наши сознание и подсознание более адаптированы, и мы меньше нуждаемся сейчас в козле отпущения для собственных грехов.
Теперь читатель знает, что Малколм Хэй потратил двадцать лет, стремясь выявить причины несправедливого отношения протестантов к католикам, а затем применил свои познания, профессионализм историка и добросовестность исследователя — исследователя христианского образа действий и мировоззрения — для создания книги о народе Израиля.
Я сейчас перечел эту книгу в третий раз и полюбил ее еще больше, чем раньше. Это великолепная книга, великая и отважная работа, и я горжусь тем, что впервые она была опубликована в Соединенных Штатах Америки.
Томас Сюгрю, 1950
Златоуст
Никому и ничему не дано избегнуть вечного наказания, которым история карает зло.
Лорд Эктон *1
Люди не рождаются с ненавистью в сердце. Они заражаются ею от других людей. Микроб ненависти нередко внедряют сознательно, а иногда и бессознательно, родители или учителя. У взрослых, если их не спасает интеллект или сильно развитое нравственное чувство, мало шансов избежать заражения. Болезнь может поразить страну подобно эпидемии, и тогда какой-либо класс общества, религия или народ могут стать объектом общей ненависти. При этом никто толком не сумеет объяснить, откуда она возникла. Появятся самые различные мнения на этот счет, возникнут даже споры о подлинных причинах этого явления, но никто не сможет предугадать его неотвратимых последствий.
Ибо ненависть следует извращенными путями, как сказал бы Св. Павел, если бы он писал свое Послание к коринфянам *2 сегодня, — она возносится вместе с гордыней, радуется несправедливости и пренебрегает истиной. Три вещи опасны для мира: безверие, отчаяние и ненависть, но самая опасная из них — ненависть.
Весной 1945 года три грузовика, каждый из которых вез по 8-9 тонн человеческого пепла, выехали из концентрационного лагеря Заксенхаузен и сбросили свой груз в канал, чтобы скрыть масштабы происходившего в этом концлагере уничтожения евреев. Когда на Нюрнбергском процессе немецкого генерала спросили, как могли совершаться подобные вещи, он ответил: «По-моему, если годами и десятилетиями проповедовать доктрину, что евреи, в сущности, не люди, подобный результат неизбежен». Этот ответ поразительно точен, но требует некоторого дополнения. Доктрина, которая привела к такому результату, проповедовалась не годами и даже не десятилетиями — она проповедовалась не одно столетие и на протяжении средневековья много раз грозила истреблением еврейскому народу. "Евреи, — писал Леон Блуа *3, — самые подлинные свидетели гонений средневековья, ненавидевшего их во имя любви к Богу и столь часто желавшего истребить их. В те времена убийства евреев оправдывались тем, что они «не люди» и, если воспользоваться лексиконом Рейха, «неспособны к адаптации»: они не вписывались в средневековую концепцию «всемирного государства»4.
Совершенное немцами преступление — геноцид, уничтожение целого народа, логически коренится в средневековой теории, утверждавшей, что евреи — изгои, осужденные Богом на вечное рабство, и сам геноцид подготовлен предшествующими периодами истории. Более того, ответственность за немецкий план уничтожения целого народа, едва не увенчавшийся успехом, нельзя возлагать лишь на Гитлера и его подручных или только на немецкий народ. План этот чуть не увенчался полным успехом потому, что никто не помешал его осуществлению.
«Когда Солона *5 спросили, — писал Ричард Бентли *6, — что могло бы избавить мир от несправедливости, он дал замечательный ответ: 'Если бы стоящие в стороне способны были почувствовать то же, что жертвы несправедливости'». Об ответственности тех, кто «стоял в стороне» и бездействовал при осуществлении немецкого плана, говорил Ян Масарик *7. Он заслуживает такого упрека меньше, чем другие политические деятели Европы того времени — при его помощи многие тысячи евреев были спасены от немецких газовых камер. Масарик сказал:
«Я не специалист по Ближнему Востоку и ничего не знаю о трубопроводах. Но один образ преследует меня постоянно: желоб, по которому столетиями льется еврейская кровь; прежде это происходило периодически, а с 1937 по 1945 год — ужасным непрерывным потоком. Я не могу, не хочу забыть этот чудовищный факт. Я со стыдом опускаю голову как один из тех, кто позволил произойти величайшему из массовых убийств, вместо того, чтобы мужественно и решительно выступить против готовивших его, пока еще не было поздно». Даже после Нюрнбергских законов 1935 года *8 для евреев, бегущих от фашистского террора, официально были закрыты границы всех стран, хотя некоторые из них, случалось, приоткрывали для беглецов «черный ход».
В 1938 году представители 32 стран собрались в Эвиане на конференцию (Эвианская конференция) для обсуждения проблемы беженцев. Ими был сформирован постоянный межправительственный Комитет по делам беженцев *9 для осуществления необходимых приготовлений, позволяющих принять иммигрантов из Германии. «Вплоть до августа 1939 года Комитет не преуспел в изыскании возможностей для иммиграции, хотя велись переговоры с Доминиканской республикой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89