«Я имею счастье быть знакомым с несколькими еврейскими семействами в Лондоне, — так помпезно начал он свое выступление, — в числе которых самые утонченные дамы и самые гуманные, сердечные, утонченные и образованные джентльмены, которых я когда-либо встречал. Поэтому я надеюсь, что никто не подумает, что, говоря о Дизраэли *2 как о сыне еврея, я хочу оскорбить его. Некогда евреи были народом, избранным Богом». После этой преамбулы O'Коннелл перешел именно к тому, чего, по его словам, он вовсе не собирался делать:
«Однако среди них были и негодяи, и от одного из таких негодяев определенно происходит Дизраэли. (Смех в зале.) Он обладает как раз теми качествами нераскаявшегося разбойника *3, который умер на кресте и чье имя, как я совершенно уверен, было Дизраэли. (Смех в зале.) Ибо, насколько мне известно, нынешний Дизраэли происходит от него, и, допуская это, я прощаю теперь законного наследника богохульного разбойника, умершего на кресте. (Гул одобрения и смех в зале.)»
Перечень современных писателей и ораторов, использовавших подобные жульнические уловки, слишком длинен. Бывший коллега Дрюмона Альбер Моннио, ставший в 1933 году лидером фашистов Франции, объявил, что «у антисемитов… как сказал Дрюмон, благородная арийская душа; они не испытывают ненависти к отдельным евреям и всегда готовы быть с ними на дружеской ноге». «У меня множество еврейских друзей», — писал в 1939 году Герберт Уэллс и на той же странице выражал мнение, что «хриплый голос нациста, в конечном счете, возможно, говорит вещи, к которым стоило бы прислушаться». «Я горжусь тем, что среди моих друзей много евреев,» — заявил маркиз Лондондерри, а в 1936 году он написал Риббентропу письмо, в котором в характерной английской манере недомолвок заверял, что «не испытывает к евреям особых чувств». Десятью годами позже Риббентроп пытался спасти свою шкуру, прибегнув к тому же приему. В протоколах Нюрнбергского процесса записан его протест: «Многие из моих друзей — евреи».
Даже если Беллок действительно «не испытывал вражды к евреям», был далек от ненависти к ним и «искал их общества», он не побуждал своих читателей следовать его примеру. Возможно, ненависть — слишком сильное определение, но враждебность и презрение к «неполноценному народу» можно встретить почти на каждой странице книги Беллока. «Еврей должен помнить, — пишет он, -что не только его господство, но даже само его присутствие на любом высоком посту ненавистно расе, в среде которой он обретается» (20, 193). Подобное чувство еще откровеннее было выражено одним литературным другом еврейского писателя Якоба Вассермана, который заметил в связи с борьбой немецких либералов за допуск евреев на административные должности:
«Я люблю евреев, но не желаю, чтобы они управляли мною». Тот же Беллок утверждал, что «почти все люди, не принадлежащие к еврейской расе, в среде которых живут евреи, испытывают по отношению к ним национальный антагонизм». Он был уверен, что «обычный английский солдат и гражданин не имеет связей» с евреями и «не испытывает к ним симпатии». Тот, кто пишет, что «богатые европейцы… с их готовностью… идти на любое бесчестье ради увеличения своего состояния, выдают дочерей замуж за евреев» (20, 88), не должен удивляться, если читатели заподозрят его в антисемитизме.
С начального этапа дела Дрейфуса, когда Беллок некоторое время жил во Франции и познакомился там с сочинениями Дрюмона, он не переставал верить в существование международных еврейских сил, стремящихся к разрушению или к захвату христианского мира. Он так никогда и не узнал или, во всяком случае, не сообщил своим читателям имен этих всемогущих людей. Все, что о них известно, это то, что они — евреи и что при помощи каких-то тайных методов они могут делать все, что им заблагорассудится, с прессой и банками. И впрямь, в такой силе есть что-то мистическое; это, по его словам, «корпоративная и полуорганизованная» мощь, «хотя отдельный банкир или финансист может и не знать о ней». Никто не знал, кто эти заговорщики, однако существование самого заговора было одним из тех «хорошо известных фактов», которые нечего и доказывать. «Все образованные люди, даже из сравнительно низких, непривилегированных классов общества, прекрасно осведомлены об этом, и все, кто осведомлен, возмущены». Особенно возмущало англичанина, если только он не находился ниже «даже непривилегированного» класса общества, вмешательство этих заговорщиков в британскую политику общественных реформ, например, в проблемы страховки по безработице и пенсии по старости. Эти проблемы были предметом обсуждения и законодательства в те годы, когда Беллок наблюдал за коварными манипуляциями «евреев». Удивительно читать, что «евреи, контролирующие международные финансы», вмешивались во внутренние дела Англии не с тем, чтобы воспрепятствовать этим реформам, а наоборот, чтобы способствовать им. «Они, — писал Беллок, — стоят за теми великими проектами промышленного страхования, которые столь желанны для народных масс… паразиты на жалких страховках бедняков».
По возвращении из Америки Беллок изобрел новое название для антисемитизма, весьма подходящее для его теории еврейского заговора: он назвал антисемитизм «оборонным движением». В своей следующей книге Беллок писал; что «ввиду резкого раздражения, вызванного евреями, в Нью-Йорке начинает создаваться оборонное движение». В том же году, говоря о начавшейся антисемитской кампании, кардинал 0'Коннелл осудил «оборонное движение», обнаруженное Беллоком за несколько недель, проведенных в Америке. «Мое внимание, — сказал кардинал, — привлекла организованная антиеврейская кампания в Америке»:
«Такая кампания совершенно противоречит лучшим традициям и идеалам Америки; ее единственным результатом может быть введение религиозных ограничений для предоставления гражданства и воцарения предвзятости и ненависти, совершенно несовместимых с лояльным и рациональным американским сознанием. Дискриминация какой-либо расы или религии — совершенно не американское явление, и я хочу заявить свой протест против всякой травли евреев или любой другой религиозной группы, составляющей великое гражданское единство этой страны». Кардиналу возразил один из «оборонцев», который написал в «Ревю Интернасьональ де Сосьете Секрет» (июль 1921): «На это можно достойно ответить: пусть сначала евреи прекратят нападать на общественные устои со своим большевизмом и социализмом, а на церковь — со своим масонством, как они делают это во всем мире; тогда у антисемитизма не останется никаких причин для существования».
Через 11 лет «оборонная организация в Нью-Йорке» обнаружила единственный эффективный способ борьбы с «острым раздражением, вызванным евреями» в этом городе. В листовке «Американской нееврейской молодежной организации» содержалось логическое заключение, к которому неизбежно ведет антисемитизм, как бы он ни маскировался: «Чтобы обрести вечный мир и процветание, каждый народ должен убить своих евреев». С благословения одного из лидеров немецких «оборонцев», Юлиуса Штрайхера, перевод этой листовки был доведен до сведения немцев на страницах «Дер Штюрмер» (1939).
Борьба против евреев, как утверждали виновники массовых убийств на процессе в Нюрнберге, была средством защиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
«Однако среди них были и негодяи, и от одного из таких негодяев определенно происходит Дизраэли. (Смех в зале.) Он обладает как раз теми качествами нераскаявшегося разбойника *3, который умер на кресте и чье имя, как я совершенно уверен, было Дизраэли. (Смех в зале.) Ибо, насколько мне известно, нынешний Дизраэли происходит от него, и, допуская это, я прощаю теперь законного наследника богохульного разбойника, умершего на кресте. (Гул одобрения и смех в зале.)»
Перечень современных писателей и ораторов, использовавших подобные жульнические уловки, слишком длинен. Бывший коллега Дрюмона Альбер Моннио, ставший в 1933 году лидером фашистов Франции, объявил, что «у антисемитов… как сказал Дрюмон, благородная арийская душа; они не испытывают ненависти к отдельным евреям и всегда готовы быть с ними на дружеской ноге». «У меня множество еврейских друзей», — писал в 1939 году Герберт Уэллс и на той же странице выражал мнение, что «хриплый голос нациста, в конечном счете, возможно, говорит вещи, к которым стоило бы прислушаться». «Я горжусь тем, что среди моих друзей много евреев,» — заявил маркиз Лондондерри, а в 1936 году он написал Риббентропу письмо, в котором в характерной английской манере недомолвок заверял, что «не испытывает к евреям особых чувств». Десятью годами позже Риббентроп пытался спасти свою шкуру, прибегнув к тому же приему. В протоколах Нюрнбергского процесса записан его протест: «Многие из моих друзей — евреи».
Даже если Беллок действительно «не испытывал вражды к евреям», был далек от ненависти к ним и «искал их общества», он не побуждал своих читателей следовать его примеру. Возможно, ненависть — слишком сильное определение, но враждебность и презрение к «неполноценному народу» можно встретить почти на каждой странице книги Беллока. «Еврей должен помнить, — пишет он, -что не только его господство, но даже само его присутствие на любом высоком посту ненавистно расе, в среде которой он обретается» (20, 193). Подобное чувство еще откровеннее было выражено одним литературным другом еврейского писателя Якоба Вассермана, который заметил в связи с борьбой немецких либералов за допуск евреев на административные должности:
«Я люблю евреев, но не желаю, чтобы они управляли мною». Тот же Беллок утверждал, что «почти все люди, не принадлежащие к еврейской расе, в среде которых живут евреи, испытывают по отношению к ним национальный антагонизм». Он был уверен, что «обычный английский солдат и гражданин не имеет связей» с евреями и «не испытывает к ним симпатии». Тот, кто пишет, что «богатые европейцы… с их готовностью… идти на любое бесчестье ради увеличения своего состояния, выдают дочерей замуж за евреев» (20, 88), не должен удивляться, если читатели заподозрят его в антисемитизме.
С начального этапа дела Дрейфуса, когда Беллок некоторое время жил во Франции и познакомился там с сочинениями Дрюмона, он не переставал верить в существование международных еврейских сил, стремящихся к разрушению или к захвату христианского мира. Он так никогда и не узнал или, во всяком случае, не сообщил своим читателям имен этих всемогущих людей. Все, что о них известно, это то, что они — евреи и что при помощи каких-то тайных методов они могут делать все, что им заблагорассудится, с прессой и банками. И впрямь, в такой силе есть что-то мистическое; это, по его словам, «корпоративная и полуорганизованная» мощь, «хотя отдельный банкир или финансист может и не знать о ней». Никто не знал, кто эти заговорщики, однако существование самого заговора было одним из тех «хорошо известных фактов», которые нечего и доказывать. «Все образованные люди, даже из сравнительно низких, непривилегированных классов общества, прекрасно осведомлены об этом, и все, кто осведомлен, возмущены». Особенно возмущало англичанина, если только он не находился ниже «даже непривилегированного» класса общества, вмешательство этих заговорщиков в британскую политику общественных реформ, например, в проблемы страховки по безработице и пенсии по старости. Эти проблемы были предметом обсуждения и законодательства в те годы, когда Беллок наблюдал за коварными манипуляциями «евреев». Удивительно читать, что «евреи, контролирующие международные финансы», вмешивались во внутренние дела Англии не с тем, чтобы воспрепятствовать этим реформам, а наоборот, чтобы способствовать им. «Они, — писал Беллок, — стоят за теми великими проектами промышленного страхования, которые столь желанны для народных масс… паразиты на жалких страховках бедняков».
По возвращении из Америки Беллок изобрел новое название для антисемитизма, весьма подходящее для его теории еврейского заговора: он назвал антисемитизм «оборонным движением». В своей следующей книге Беллок писал; что «ввиду резкого раздражения, вызванного евреями, в Нью-Йорке начинает создаваться оборонное движение». В том же году, говоря о начавшейся антисемитской кампании, кардинал 0'Коннелл осудил «оборонное движение», обнаруженное Беллоком за несколько недель, проведенных в Америке. «Мое внимание, — сказал кардинал, — привлекла организованная антиеврейская кампания в Америке»:
«Такая кампания совершенно противоречит лучшим традициям и идеалам Америки; ее единственным результатом может быть введение религиозных ограничений для предоставления гражданства и воцарения предвзятости и ненависти, совершенно несовместимых с лояльным и рациональным американским сознанием. Дискриминация какой-либо расы или религии — совершенно не американское явление, и я хочу заявить свой протест против всякой травли евреев или любой другой религиозной группы, составляющей великое гражданское единство этой страны». Кардиналу возразил один из «оборонцев», который написал в «Ревю Интернасьональ де Сосьете Секрет» (июль 1921): «На это можно достойно ответить: пусть сначала евреи прекратят нападать на общественные устои со своим большевизмом и социализмом, а на церковь — со своим масонством, как они делают это во всем мире; тогда у антисемитизма не останется никаких причин для существования».
Через 11 лет «оборонная организация в Нью-Йорке» обнаружила единственный эффективный способ борьбы с «острым раздражением, вызванным евреями» в этом городе. В листовке «Американской нееврейской молодежной организации» содержалось логическое заключение, к которому неизбежно ведет антисемитизм, как бы он ни маскировался: «Чтобы обрести вечный мир и процветание, каждый народ должен убить своих евреев». С благословения одного из лидеров немецких «оборонцев», Юлиуса Штрайхера, перевод этой листовки был доведен до сведения немцев на страницах «Дер Штюрмер» (1939).
Борьба против евреев, как утверждали виновники массовых убийств на процессе в Нюрнберге, была средством защиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89