Не было никого на всем белом свете, кому она могла бы излить душу, кто внимательно выслушал бы ее, постарался понять и помочь. Пока не появился доктор Годден.
Обратиться к психоаналитику ей посоветовал парень, с которым она встречалась до Фуско. Тогда она только рассмеялась, так как считала, что к психоаналитикам ходят лишь всякие знаменитости со сложными психическими проблемами — кинозвезды, писатели, политики. Обычные люди, такие, как она, обходятся без психоаналитиков. Однако Берт — так звали ее приятеля — пользовался услугами такого врача в надежде избавиться от глубоко засевшего в нем страха, что в нем есть склонность к гомосексуализму. В конце концов он уговорил Элен пойти к доктору Годдену. Вскоре после этого Берт перебрался в Нью-Йорк, в Гринвич-Виллидж, рассчитывая там решить свои проблемы. К этому времени Элен поняла, что в психоанализе есть смысл, и Регулярно ходила к доктору Годдену.
Он помог ей освободиться от укоренившегося в ней комплекса вины, о котором она даже не подозревала; этот комплекс заставлял ее совершать бессмысленные вещи, которые, как она поняла, только причиняли боль ей самой.
Как говорил доктор Годден, она и стремилась к боли, это вполне естественно, потому что она испытывала чувство вины перед родителями, а также перед Фуско, которого предала, подав на развод, когда его посадили в тюрьму.
Но разрыв с Фуско был правильным шагом, сказал доктор Годден, потому что ей нужен совсем другой человек. Фуско всего лишь символ бунта против семьи, нужды в котором уже нет. От гнета родителей она давно освободилась. Стремление к независимости и было истинной причиной развода с Фуско, хотя она и убеждала себя, что делает это ради Памелы.
И по отношению к Памеле она испытывала чувство вины, ей казалось, что она плохая мать, что она недостаточно любит свою дочь. Комплекс вины был сложным, неопределенным, смутным, она с трудом понимала что к чему, но они вместе анализировали ее поведение, чувства, мысли, занимаясь три раза в неделю по часу, по понедельникам, средам и пятницам, и каждая встреча все больше и больше приближала их к решению проблемы, но тут возникло это дело с ограблением, и все пошло насмарку; ей стало казаться, что она ни о чем другом никогда и не говорила с доктором Годденом.
Кошмар начался на прошлой неделе, когда Марти узнал, что так называемый организатор отдыхает после успешной операции в Пуэрто-Рико, и Стен решил оплатить Фуско дорогу, чтобы тот слетал к нему, поговорил с ним и привез его сюда.
И вот этот человек здесь, от разговоров они перешли к делу. Элен сидит в кабинете доктора Годдена и, обняв колени, смотрит на замысловатый узор ковра, чувствуя, как над ней нависает черная грозовая туча неизбежной беды. Прилетев из Пуэрто-Рико, организатор занялся подготовкой операции.
— Расскажите, что это за человек, — попросил доктор Годден своим мягким и спокойным голосом, совсем не театральным, как у тех гипнотизеров, которых показывают в кинофильмах; раньше она думала, что у всех психоаналитиков должен быть такой же голос. У него не было ни бороды, ни иностранного акцента, вообще ничего бросающегося в глаза. Обычный мужчина сорока пяти лет, хорошо одетый, лысый, лишь около ушей и на затылке были черные завитки. Носил очки в светлой пластмассовой оправе, глаза под стеклами очков всегда выражали искреннее сочувствие, никогда он не делал никаких записей, и, если положенный час кончался, он не торопил и не обрывал ее, даже тени недовольства не появлялось на его лице.
— Его фамилия Паркер, имени его я не знаю, — начала она свой рассказ. — Все зовут его Паркер. Мне он не нравится.
— Почему?
— ...Не знаю. Когда я смотрю на него, мне кажется — передо мной дьявол. Это, конечно, не так, на самом деле я не думаю, что он злой человек. Во всяком случае, он не из тех, кому жестокость доставляет удовольствие. Я не побоялась, например, оставить с ним Пему. Но в то же время...
—Что?
— Он не обидит Пему, но и не проявит заботы о ней. Если с ней что-нибудь случится, он и пальцем не пошевельнет, чтобы помочь. Разве только, если ему почему-то будет это выгодно.
— Вы хотите сказать, что у него нет сердца?
— Ему безразличны люди. Он вообще лишен каких-либо чувств.
— Так не бывает, — сказал доктор Годден, и, хотя Элен не смотрела на него, по его голосу она почувствовала, что он мягко улыбается, — у всех есть чувства. Мы все ими обладаем — вы, я, любой человек. Даже ваш Паркер. Видимо, он прячет их глубже, чем большинство людей, в этом весь фокус.
— Тогда это все равно, что их нет, — возразила Элен. — Если они у него есть, но он их скрывает, значит, их и нет.
— Верно. Но вы видите этого человека только за работой. А в Пуэрто-Рико он, может статься, совсем другой. На отдыхе он расслабляется и дает волю своим чувствам.
Она покачала головой.
— Не могу себе такого даже представить. Чтобы он плакал? Или смеялся? Невероятно!
— Боюсь, — мягко заметил доктор Годден, — вы делаете из него какую-то мифическую фигуру.
— Не знаю. Видимо, вы правы. Это все потому, что дело становится все более реальным, и, если бы не он, этого бы не было.
— Вы говорили в понедельник, что его зовут организатором.
Ее всегда приятно поражало, что доктор Годден держит в памяти все, что она ему говорит. У него ведь есть и другие пациенты, и она платит ему лишь за то, что он выслушивает ее, он не обязан помнить все ее слова.
— Да, да, — сказала она. — Он прилетел из Пуэрто-Рико.
— Он уже встречался со Стеном?
— Сегодня Стен возил его на базу. Поэтому я и опоздала.
— Может быть, он решит, что операция слишком трудная, и скажет Стену, что за нее не стоит браться.
Элен упрямо покачала головой.
— Они возьмутся за нее, — сказала она. — Я знаю. Вижу по их глазам.
— Вместе с этим человеком?
— Непременно.
— Что вы видите в его глазах?
— Не знаю, это трудно объяснить. Во всяком случае, он явно готов взяться за это дело, и ничто его не остановит.
— Гм... Они назначили день?
— Не знаю.
— Скорее всего, это произойдет в день получки, не так ли? Или накануне. Когда ближайшая получка?
— Пятнадцатого. В следующий вторник.
— Через четыре дня. И они собираются так быстро все организовать?
— Не думаю. Помню, у Марта подготовка всегда занимала неделю или две, иногда даже больше. У них пока еще не хватает людей. Марти сказал, что в деле будут участвовать кроме них троих еще и другие.
— Тогда, наверное, это произойдет в следующую получку, — предположил доктор Годден. — Первого октября. Ну-ка, посмотрим — это будет четверг. Примерно через три недели. Вряд ли они захотят мозолить здесь глаза дольше. Если, конечно, вы правы и они действительно намерены устроить ограбление.
— Они сделают это, — сказала Элен обреченным тоном.
— Ну, впереди три недели. Пока еще только все начинается. Не стоит, по-моему, так отчаиваться. Вы знаете, о чем я сейчас думаю?
— О том, о чем вы мне говорили много раз, — ответила Элен, застенчиво улыбаясь и не отрывая глаз от узора ковра.
— Скажите мне это сами, — мягко, но настойчиво попросил доктор.
— Во мне сидит чувство, что я не заслуживаю ничего хорошего, и поэтому со мной и не происходит ничего хорошего. Я считаю, что они непременно пойдут на ограбление, и уверена, что их поймают, и я потеряю Стена. Потому что я его не заслуживаю. — Элен украдкой взглянула на доктора, на его доброе лицо, на его лысину, мерцающую в свете настольной лампы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Обратиться к психоаналитику ей посоветовал парень, с которым она встречалась до Фуско. Тогда она только рассмеялась, так как считала, что к психоаналитикам ходят лишь всякие знаменитости со сложными психическими проблемами — кинозвезды, писатели, политики. Обычные люди, такие, как она, обходятся без психоаналитиков. Однако Берт — так звали ее приятеля — пользовался услугами такого врача в надежде избавиться от глубоко засевшего в нем страха, что в нем есть склонность к гомосексуализму. В конце концов он уговорил Элен пойти к доктору Годдену. Вскоре после этого Берт перебрался в Нью-Йорк, в Гринвич-Виллидж, рассчитывая там решить свои проблемы. К этому времени Элен поняла, что в психоанализе есть смысл, и Регулярно ходила к доктору Годдену.
Он помог ей освободиться от укоренившегося в ней комплекса вины, о котором она даже не подозревала; этот комплекс заставлял ее совершать бессмысленные вещи, которые, как она поняла, только причиняли боль ей самой.
Как говорил доктор Годден, она и стремилась к боли, это вполне естественно, потому что она испытывала чувство вины перед родителями, а также перед Фуско, которого предала, подав на развод, когда его посадили в тюрьму.
Но разрыв с Фуско был правильным шагом, сказал доктор Годден, потому что ей нужен совсем другой человек. Фуско всего лишь символ бунта против семьи, нужды в котором уже нет. От гнета родителей она давно освободилась. Стремление к независимости и было истинной причиной развода с Фуско, хотя она и убеждала себя, что делает это ради Памелы.
И по отношению к Памеле она испытывала чувство вины, ей казалось, что она плохая мать, что она недостаточно любит свою дочь. Комплекс вины был сложным, неопределенным, смутным, она с трудом понимала что к чему, но они вместе анализировали ее поведение, чувства, мысли, занимаясь три раза в неделю по часу, по понедельникам, средам и пятницам, и каждая встреча все больше и больше приближала их к решению проблемы, но тут возникло это дело с ограблением, и все пошло насмарку; ей стало казаться, что она ни о чем другом никогда и не говорила с доктором Годденом.
Кошмар начался на прошлой неделе, когда Марти узнал, что так называемый организатор отдыхает после успешной операции в Пуэрто-Рико, и Стен решил оплатить Фуско дорогу, чтобы тот слетал к нему, поговорил с ним и привез его сюда.
И вот этот человек здесь, от разговоров они перешли к делу. Элен сидит в кабинете доктора Годдена и, обняв колени, смотрит на замысловатый узор ковра, чувствуя, как над ней нависает черная грозовая туча неизбежной беды. Прилетев из Пуэрто-Рико, организатор занялся подготовкой операции.
— Расскажите, что это за человек, — попросил доктор Годден своим мягким и спокойным голосом, совсем не театральным, как у тех гипнотизеров, которых показывают в кинофильмах; раньше она думала, что у всех психоаналитиков должен быть такой же голос. У него не было ни бороды, ни иностранного акцента, вообще ничего бросающегося в глаза. Обычный мужчина сорока пяти лет, хорошо одетый, лысый, лишь около ушей и на затылке были черные завитки. Носил очки в светлой пластмассовой оправе, глаза под стеклами очков всегда выражали искреннее сочувствие, никогда он не делал никаких записей, и, если положенный час кончался, он не торопил и не обрывал ее, даже тени недовольства не появлялось на его лице.
— Его фамилия Паркер, имени его я не знаю, — начала она свой рассказ. — Все зовут его Паркер. Мне он не нравится.
— Почему?
— ...Не знаю. Когда я смотрю на него, мне кажется — передо мной дьявол. Это, конечно, не так, на самом деле я не думаю, что он злой человек. Во всяком случае, он не из тех, кому жестокость доставляет удовольствие. Я не побоялась, например, оставить с ним Пему. Но в то же время...
—Что?
— Он не обидит Пему, но и не проявит заботы о ней. Если с ней что-нибудь случится, он и пальцем не пошевельнет, чтобы помочь. Разве только, если ему почему-то будет это выгодно.
— Вы хотите сказать, что у него нет сердца?
— Ему безразличны люди. Он вообще лишен каких-либо чувств.
— Так не бывает, — сказал доктор Годден, и, хотя Элен не смотрела на него, по его голосу она почувствовала, что он мягко улыбается, — у всех есть чувства. Мы все ими обладаем — вы, я, любой человек. Даже ваш Паркер. Видимо, он прячет их глубже, чем большинство людей, в этом весь фокус.
— Тогда это все равно, что их нет, — возразила Элен. — Если они у него есть, но он их скрывает, значит, их и нет.
— Верно. Но вы видите этого человека только за работой. А в Пуэрто-Рико он, может статься, совсем другой. На отдыхе он расслабляется и дает волю своим чувствам.
Она покачала головой.
— Не могу себе такого даже представить. Чтобы он плакал? Или смеялся? Невероятно!
— Боюсь, — мягко заметил доктор Годден, — вы делаете из него какую-то мифическую фигуру.
— Не знаю. Видимо, вы правы. Это все потому, что дело становится все более реальным, и, если бы не он, этого бы не было.
— Вы говорили в понедельник, что его зовут организатором.
Ее всегда приятно поражало, что доктор Годден держит в памяти все, что она ему говорит. У него ведь есть и другие пациенты, и она платит ему лишь за то, что он выслушивает ее, он не обязан помнить все ее слова.
— Да, да, — сказала она. — Он прилетел из Пуэрто-Рико.
— Он уже встречался со Стеном?
— Сегодня Стен возил его на базу. Поэтому я и опоздала.
— Может быть, он решит, что операция слишком трудная, и скажет Стену, что за нее не стоит браться.
Элен упрямо покачала головой.
— Они возьмутся за нее, — сказала она. — Я знаю. Вижу по их глазам.
— Вместе с этим человеком?
— Непременно.
— Что вы видите в его глазах?
— Не знаю, это трудно объяснить. Во всяком случае, он явно готов взяться за это дело, и ничто его не остановит.
— Гм... Они назначили день?
— Не знаю.
— Скорее всего, это произойдет в день получки, не так ли? Или накануне. Когда ближайшая получка?
— Пятнадцатого. В следующий вторник.
— Через четыре дня. И они собираются так быстро все организовать?
— Не думаю. Помню, у Марта подготовка всегда занимала неделю или две, иногда даже больше. У них пока еще не хватает людей. Марти сказал, что в деле будут участвовать кроме них троих еще и другие.
— Тогда, наверное, это произойдет в следующую получку, — предположил доктор Годден. — Первого октября. Ну-ка, посмотрим — это будет четверг. Примерно через три недели. Вряд ли они захотят мозолить здесь глаза дольше. Если, конечно, вы правы и они действительно намерены устроить ограбление.
— Они сделают это, — сказала Элен обреченным тоном.
— Ну, впереди три недели. Пока еще только все начинается. Не стоит, по-моему, так отчаиваться. Вы знаете, о чем я сейчас думаю?
— О том, о чем вы мне говорили много раз, — ответила Элен, застенчиво улыбаясь и не отрывая глаз от узора ковра.
— Скажите мне это сами, — мягко, но настойчиво попросил доктор.
— Во мне сидит чувство, что я не заслуживаю ничего хорошего, и поэтому со мной и не происходит ничего хорошего. Я считаю, что они непременно пойдут на ограбление, и уверена, что их поймают, и я потеряю Стена. Потому что я его не заслуживаю. — Элен украдкой взглянула на доктора, на его доброе лицо, на его лысину, мерцающую в свете настольной лампы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35