Вид у обвинителя был хорош: одно ухо красное и распухшее, под глазом -
здоровенный синяк. Однако он, нимало не смущаясь, заговорил с важностью,
отчего зрителям стало еще смешней:
- Мы издали законы "О нравственности" и "Об уклонении от налогов". И
вот, вчера вечером, в роще за городом, я и еще пятеро свидетелей застали
подсудимых (тут Апельсин величественным жестом указал на скамью) за
действиями, нарушающими...
Тут в толпе кто-то, не выдержав, захохотал в голос. Апельсин
недовольно умолк и обратился к председателю:
- Я прошу тишины.
Котелок, раздосадованный, что Учитель опустил торжественное
вступление, вскочил и замахал рукой:
- Тихо! Тихо! Здесь вам не балаган! Здесь вам суд!
Народ притих, фыркая в кулаки. Апельсин же, выждав немного,
продолжил:
- Да... Так вот, эти двое злостно нарушали законы: он подарил ей
кольцо, а подарки, согласно новому закону, должны облагаться налогом. Она
же его целовала, не будучи законной женой, что противоречит закону "О
нравственности". Подтвердить это могут платный осведомитель Торгового
совета Собачий Нюх и еще четверо стражников, принимавших участие...
До людей стало доходить, о чем толкует оранжевый надзиратель за
нравами. Его речь перебил удивленный голос:
- Это что же теперь - подарить ничего нельзя?
- Да, нельзя, - самодовольно подтвердил Апельсин, - если налог не
уплачен.
- Порядочки... - выдохнула толпа.
Председатель Котелок, чувствуя, что суд уходит в какую-то не ту
сторону, встал и громко спросил:
- Вопросы к обвинителю есть? - помолчал для виду, и хотел уже
посадить Апельсина на место, чтобы не позорил совет, но раздался голос:
"Есть вопрос!" - и Котелку ничего не оставалось, как сделать приглашающий
жест - мол, пожалуйста. Вперед вышел худой бородатый старик с
бочкообразной грудною клеткой - старшина стеклодувов:
- А какого такого Смута вы налоги вдвое подняли, а?
Такого вопроса Апельсин не ожидал и развел короткими ручками:
- Это решение Торгового совета... Но лично я... - и снова развел.
Старшина же воинственно выставил бороду:
- Торговый совет - это ладно. Сидите там - и сидите, Смут с вами,
решайте себе... А мы при чем?
Котелок метнул тревожный взгляд на Нагаста, который слушал возникшую
перепалку с нескрываемым удовольствием, снова встал и возвысил голос:
- Прошу вопросы по сути дела!
- А налоги - не суть? - возмутился старый стеклодув.
Но тут кто-то из веселящейся в толпе молодежи выкрикнул:
- Эй, Апельсин! Ты лучше расскажи, кто тебе в глаз засветил?
Надзиратель за нравами ответил на этот нескромный вопрос таким
высокомерным образом:
- Ясно кто - преступники. Вот поймаем - тоже на этой скамейке сидеть
будут.
- У-у! - дурашливо загудела толпа.
- Вот вам и "у-у"! - Апельсин все меньше становился похож на грозного
обвинителя. - Увидите, увидите: поймаем и посадим!
- У-у! - снова накатил гул.
Суд неотвратимо скатывался в балаган, и председатель Котелок, по
чести, не видел, как остановить этот срам. На кой Смут доверился он дураку
Апельсину? Да и собратья-бунтовщики вели себя по-предательски: Учитель
сидел, опустив голову, Лыбица веселилась вместе с толпой, а Бочонок так и
ерзал глазками, испытывая, видимо, сильнейшее желание убежать. "Всем
хочется, - злорадно подумал Котелок. - Сиди теперь, толстопузый..." Он
встал и, гулко хлопнув ладонью по столу, крикнул с надрывом:
- Прекратить!!!
Вот тут-то Апельсин его и добил: не разобрав, к кому обращен был сей
выкрик, он гордо повернулся к председателю подбитым глазом и запальчиво
выкрикнул:
- А не прекращу! Ишь, какой... Тебе бы так! Их обязательно надо
найти! - и, шмыгнув от чувств, отвернулся.
Но не успел еще Котелок прийти в себя от столь неожиданного в своей
нелепости демарша, как прозвучал над площадью молодой гортанный голос:
- А чего меня искать? Вот он я!
Все обернулись на звук и увидели незнакомого (для всех, кроме
Сметлива, разумеется) человека лет тридцати с кучерявой черной бородкой,
нос горбинкой... Словом, понятно. Смел стоял, сложив руки на груди, и
глядя на Апельсина в упор, продолжал:
- Хочешь, еще добавлю?
Апельсин, вытянув шею, несколько мгновений разглядывал незнакомца,
сравнивая его с ночною тенью, и - узнал. Он вытянул короткую ручку с
указующим перстом, захлебнулся визгом:
- Вот он! Хватайте его! Это он!
Сметлив хотел уже вскочить на ноги, но был удержан на месте железною
хваткой охраны. Остальные стражники, сомневаясь, поглядывали друг на
друга, на домината и на Котелка, но с места двинуться не решались. Точнее,
вроде бы двинулись, но ровно настолько, чтобы создать видимость движения.
Котелок в это время лихорадочно соображал, что делать, и наконец решился:
любым путем надо остановить комедию. Он повторил жест Апельсина и грозным
голосом приказал солдатам:
- Взять его!
Но и тут дворцовые стражники не стали спешить. Зато ринулся
арестовывать Смела Собачий Нюх, до смерти преданный Торговому совету,
оценившему его усилия. Он врезался в толпу так, что, казалось, рассечет ее
пополам и вылетит на другом краю, но как-то неожиданно завял, потом его
длинная фигура сложилась пополам и исчезла из глаз, а еще мгновение спустя
толпа вытолкнула его назад в лежачем виде и изрядно помятым. На этот раз
уже и стражники заволновались: очевидно, надо было срочно что-то делать.
Однако доминат, откинувшись на высокую спинку кресла, любовался
происходящим со странной улыбкой - он и думать не думал вмешиваться.
Стражники вновь остыли.
Тогда Апельсин, видя, что его обидчика никто не хватает и не тащит в
тюрьму, а Нюх на карачках отползает в сторону, совсем одурел: он спрыгнул
с тумбочки для речей и кинулся в толпу, по стопам платного осведомителя. С
надзирателем обошлись еще хуже: его приняли на руки, и отшвырнули - так,
что он покатился по булыжникам. Но теперь людская стена качнулась вслед за
своей жертвой, равновесие нарушилось и Котелок вдруг подумал: пора бежать.
Но первым побежал Пуд Бочонок. Он вскочил, опрокинув стул, и со
скоростью, невероятной для его тучной фигуры, устремился через площадь в
боковой переулок. За ним - Котелок, потом Лыбица, Наперсток, Батон Колбаса
и даже успевший каким-то чудом вскочить на ноги Апельсин. Народ, улюлюкая,
кинулся за ними.
Только один остался сидеть на месте - толпа опрокинула прямо на него
стол, за которым восседали лавочники, хлынула, прошлась сотнями ног по
крышке - никто и не услышал стонов Учителя.

Уложив Учителя на кровать, Сметлив утомленно присел на табурет. Перед
ним все качалось, в голове гудело - сказывалась ночь в тюрьме и кошмар
последних мгновений на площади: мечущаяся в толпе Цыганочка, безжизненно
распростертое на камнях тело, розовая пена на губах... А потом он нес
Учителя на руках домой, как ребенка, а Цыганочка все твердила:
"Осторожнее..."
Сейчас она, захлебываясь слезами, то принималась обтирать ссадины на
лице отца мокрым полотенцем, то надолго припадала к его плечу. Передохнув,
Сметлив бережно поднял Цыганочку с колен и приложил ухо к груди Учителя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68