— Да, очень красиво, ты хорошо это увидел, Михель.
Мальчик горячо сказал:
— Когда вырасту, я буду лазать по горам, переплывать реки, проходить сквозь леса… Всю Землю увижу и узнаю!
— Это ещё нескоро, Михель. Пока пойдём домой, мама тревожится. Ты не устал? Обними меня за шею, я понесу тебя.
И это изображение погасло. И его тотчас заменило новое. По прекрасному городу Дрездену шагал юноша — невысокий, быстрый, весёлый. Сидя в кресле, похожем на трон, Бах понял, что это он сам, но не узнал себя в юноше. Ватута точно сказал — Бах был незнаком себе. Проходя мимо музея Цвингер, юноша напевал песенку. Он торопился, ему надо было в другое место, а не в музей, он отлично знал все, что было в музее. Из картинной галереи вышла девушка — и юноша замер. Он потряс головой, чтобы сбросить наваждение. На него шла святая Инеса с картины Хосе Рибейры, висевшей в галерее. Сколько раз он всматривался в это прекрасное лицо, сколько восхищался удивительными волосами, закрывшими коленопреклонённое тело! Это была она, точно она, его юная святая Инеса — только не нагая, а в нарядном платье, и волосы не раскинуты свободной струёй по всему телу, а собраны в два ручья на спине.
Юноша повернул за девушкой. Он уже не помнил, куда шёл. Во всем мире теперь существовала только одна эта девушка, и было только одно дело — идти и идти за ней.
Девушка почувствовала преследование.
— Что вам надо от меня? — спросила она гневно. У неё был звучный голос, низкое контральто.
— Мне нужно смотреть на вас! — Он сам ужаснулся глупости ответа.
— Не терплю, когда на меня бессмысленно глазеют! — Она взмахнула двумя жгутами волос и пошла быстрее.
Он тоже прибавил шагу — она побежала. Бежать за ней по улице он не осмелился. Вдалеке пропадал тонкий силуэт незнакомой девушки, так удивительно похожей на юную страдалицу Инесу с картины великого испанца Хосе Марии Рибейры.
— Важная информация, — насмешливо прокомментировал картину Ватута. — Неплохо бы поглядеть, во что девица потом превратилась.
И словно отвечая Ватуте, на экране показалась та же женщина — уже не юная, а представительная дама со светлой косой, дважды обёрнутой вокруг головы. Она сидела в первом ряду академической аудитории и слушала лекцию профессора Михаила Петера Баха об открытых им поселениях в Месопотамии, построенных почти шесть тысяч лет назад. Она слушала, а он — впервые в жизни — путался в словах. Он сразу узнал её, хотя с их единственной случайной встречи прошло почти двадцать лет. Он смотрел на неё, думал о ней и мысленно одёргивал себя, чтобы не сбиться. После лекции она собралась уходить, он перехватил её у двери. Он не придумал вопроса умней:
— Зачем вы пришли сюда?
Она спокойно ответила:
— Чтобы услышать вашу лекцию, разумеется.
Он все больше волновался.
— Как вас зовут? Я хочу поговорить с вами.
В её голосе зазвучал металл:
— Мне кажется, я сказала очень ясно: я пришла слушать вашу лекцию, а не беседовать с вами, профессор.
Картина погасла.
— Вот пока все воспоминания с высоким потенциалом сохранения, Властитель, — донеслось до Баха объяснение министра Прогнозов и Ведовства.
— Зато сейчас…
Бах сердито прервал Кун Канну:
— Протестую, Ватута! Ваш импульсатор чудовищно искажает мою жизнь. Ту женщину я видел всего два раза, не знаю даже её имени. А в промежутке между этими встречами я влюбился в чудесную девушку Ирмгард Вебер, она стала моей женой, у нас трое детей, я люблю их, я люблю свою Ирмгард — каждый день вспоминаю их! Никакой объективности! Так вы ничего важного в моей жизни не обнаружите.
Пленный министр смиренно возразил, что задал наименьший уровень резонанса. На этом уровне воспоминания о незнакомой женщине возникли сразу: в них высокий потенциал сохранения, он скажет резче — высочайший потенциал! Для возбуждения воспоминаний о семье нужны импульсы сильней. Конечно, пришелец может внутренним позывом — собственным резонансным импульсом — быстро возобновить в себе любые семейные воспоминания. Но одно
— субъективные желания, другое — объективная реальность. Наверно, пришелец запрещал себе думать о незнакомке, вот ему и казалось, что она выпала из памяти. Объективно же воспоминание о той девушке куда глубже прочих воспоминаний — потому сразу возникло при самом малом резонансе, а семейные картины не проявились даже силуэтно.
— Дай резонансный потенциал помощней, — приказал Ватута.
Теперь на экране появилось то, что Бах считал своим семейным счастьем
— добрая жена Ирмгард, здоровые дети, весёлые разговоры и игры, когда он возвращался из поездок. Бах узнавал себя — всматривался и вслушивался в лица и голоса близких людей… Счастливчик Миша Бах, говорили о нем. Все удавалось: работа, семья, друзья. Но вот память плохо сохраняла картины лучшего в жизни; довольства и удачи не впечатали в неё глубоких зарубин: низкий потенциал сохранения — так это сформулировал пленный дилон, возведённый в сан министра-раба. Всегдашнее и лучшее забывается, мимолётное и неудачное хранится вечно. Для чего он помнит ту женщину? Она пришла на его лекцию — тоже думала о нем, тоже помнила его. Почему? Какая бессмысленная трата энергии памяти! А если не бессмысленная? Тогда что в ней? Или это сумрачный мост, переброшенный от островка достигнутого через бездну неосуществимого на широкие просторы желанного? Или только ценой такой траты энергии на воспоминания о неосуществлённом и сохраняется вечный призыв к тому, чего нет, — в иной мир, в иные края духа? Бах припомнил стихи Эмиля Верхарна, он часто в детстве читал про себя эти древние строки, не понимая, чем они покоряют его, — возможно, Ощущал сопричастность души поэта своей собственной душе. Он снова, мыслью, повторил эти восемь и радостных, и горестных строк:
Жили-были на свете юный принц и царевна, Но поток разлучал их, грохочущий гневно, И моста не бывало — разве тонкая жердь Где-то там, где с землёю сливается твердь.
Но любили друг друга юный принц и царевна Потому ль, что стремнина угрожала им гневно?
Иль им снилась над бездной повисшая жердь Где-то там, где с землёю сливается твердь?
До Баха донёсся резкий голос Ватуты:
— Скучная жизнь. Поищи воспоминаний поярче, Кун Канна.
Покорный голосок министра Прогнозов и Ведовства — даже выраженный одними бесстрастными мыслями, он сохранял униженность — ответил:
— Переключаю на самый малый резонанс. Фиксирую яркое воспоминание о какой-то раскопке.
Бах выпрямился в роскошном, но неудобном кресле. Сейчас он увидит со стороны главное дело своей жизни.
5
— Чудовищно! Невероятно! — энергично высказался Бах, вылезая из котлована. — То самое, что не может быть, но есть! У кого имеются соображения?
Группа археологов, окруживших своего руководителя, растерянно молчала. Ни у кого не было соображений, хоть отдалённо отвечающих парадоксу находки. Лишь один неуверенно пробормотал:
— По-моему, это женщина. Хорошо сохранившийся труп древней женщины.
— Конечно, женщина — вы правы, коллега! И достаточно древняя — трупу три с половиной миллиарда лет. Здесь нет ни одного камешка, который был бы хоть на крохотную сотню миллионов лет моложе.
Бах широким жестом обвёл окрестности. На все стороны простиралась полярная тундра. Зеленые болотца сменяли покрытые серым ягелем полянки, сверкали сталью озера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82