— Были несчастья — преодолели, — сказал Кнудсен. — Что дальше?
Бах незамедлительно откликнулся:
— Одно из двух: либо улепётываем восвояси с этой негостеприимной планетки, либо задерживаемся на ней. Но для чего?
Мария поморщилась.
— Мне не нравится формула — улепётывать. И где расположено это твоё «восвояси»? Воротиться на Землю? Выискивать новые негостеприимные планеты? Возвращаю тебе твой вопрос: для чего?
Бах, обожавший научные дискуссии, с увлечением начал спор.
— Очень даже для чего! Вспомни рейсовое задание. Открывать неизвестные цивилизации в мирах с иным физическим временем, поскольку в космосе неизвестных цивилизаций уже нет. И среди неоткрытых цивилизаций обнаружить ту сверхцивилизацию, тех воплотителей Высшего Разума, которые три миллиарда лет назад высаживались на Землю и так удивительно походили на современных людей. Дилоны причисляют себя к воплотителям Высшего Разума, но, думаю, не только Высший, но и обычный разум не всегда найдёшь у прекраснодушных дилонов — не говорю уже о дубоватых рангунах, числящих себя вне добра и зла. И те и другие к тому же не человекоподобны. В общем, на Дилоне задание выполнить нельзя. Так в чем же дело? Искать в иных местах!
— Ты ясен, — сказал Кнудсен. — Аркадий?
Аркадий с усилием приподнялся. Исхудавшее, побледневшее лицо кривилось — не то от боли, не то от слабости. Он передыхал после каждых двух-трех слов, произнесённых слабым голосом:
— Да, не находим… Но дилоны, наши друзья… попали в беду… Предательство — оставить их…
Потратив минуты три на несколько фраз, Аркадий снова откинулся на диван. Мария с нежностью поправила накинутый на него плед.
— Ты, Мария? — спросил Кнудсен.
— Оставаться, — твёрдо сказала она.
— Итак, тебя никто не поддерживает, Миша, — резюмировал Кнудсен. — Я тоже против того, чтобы покинуть Дилону сейчас.
— Ты приписываешь мне то, чего я не желаю, — хладнокровно отпарировал Бах. — Я и не думал предлагать бегство.
— Если я правильно понял тебя, Миша…
— Ты неправильно понял! Я сказал, что есть две возможности: уходить или оставаться. И каждую можно доказательно обосновать. И я показал, что бегство вполне укладывается в задание рейса. Но я вовсе не стремлюсь бежать с Дилоны. Наоборот, намерен уговорить вас на радикальные меры по оздоровлению планеты. В корне переменить существование рангунов и дилонов
— вот моя идея!
— В наше рейсовое задание не вписано вмешательство в жизнь народов, которые мы повстречаем, — напомнил Кнудсен. — Людям только в исключительных случаях разрешено менять образ жизни инопланетян.
Бах ожидал такого возражения. Основа для серьёзной дискуссии была создана. Она привскочил на кресле.
— Утверждаю, что на Дилоне исключительная ситуация, требующая нашего вмешательства. Совражество дилонов и рангунов социально бессмысленно и морально нетерпимо. Нужно покончить с их враждой. И, чтобы разделаться с ней, вижу только одну эффективную меру. Вы спрашиваете — какую?
— Ещё не спросили, но спросим.
— Покончить с бессмертием рангунов — вот единственный способ ликвидировать междоусобицы на Дилоне! — торжественно возгласил Бах.
Он наслаждался эффектом. Мария не сдержала возгласа негодования. Аркадий ничего не сказал, но было видно, как жестоко задели его слова академика. Один Кнудсен сохранил спокойствие, даже иронически улыбнулся — молчаливая улыбка отвечала какой-то собственной мысли.
— Ты хочешь уничтожить рангунов, чтобы ликвидировать их вражду с дилонами? — спросила Мария. — Радикально, конечно…
Бах энергично прервал её:
— Но глупо — во-первых, и преступно — во-вторых, ты это хочешь сказать? Полностью согласен — преступно и глупо! Друзья мои, и мысли не держу уничтожать рангунов, это было бы чудовищно. Нет, надо просто превратить рангунов из бессмертных в смертных. Пусть живут долго, но бессмертие — ликвидировать! Ибо бессмертие аморально, а любая аморальность неизбежно становится преступлением. Хотите обоснований?
— Обосновывай! — разрешил Кнудсен. — Послушаем, как археолог превращается в философа.
Бах махнул рукой. Нет, в философа он не превратится, он из тех сверчков, что знают свой шесток. Но есть изначальные понятия, свойственные каждому, — он будет говорить о них. Итак, бессмертие. В принципе, в бессмертии нет злодейства, оно даже кажется высшим благом бытия — люди всегда мечтали стать бессмертными. Но, к счастью, значительно продлив жизнь, бессмертными так и не стали. Ибо что такое бессмертие? Отмена пределов жизни, иначе — превращение необходимости во вседозволенность. Ватута, доложу вам, не дурак, он сразу сообразил, что наши понятия добра и зла связаны с бренным бытием человека. Он издевательски обозвал человеческую мораль техникой безопасности нашего существования — и многое тут верно, не буду отрицать.
— Но посмотрите, — с увлечением ораторствовал Бах, — что следует из их удивительной философии, отвергающей великую формулу «надо», издевающейся над понятием «польза». В существовании исчезает разум, отыскивающий самый полезный и справедливый путь в голой необходимости жизни, — и оно само становится бессмысленным. Для чего им бессмертие? А ни для чего! Ибо не содержит в себе цели, просто есть и не требует никаких усилий. Но существование без деятельности невозможно — потребность в деятельности свойственна всему живому. Они деятельны, но деятельностью бессмысленной. Строить, чтобы разрушать, воевать ради войны. Даже жизнь свою не украшать, не улучшать, не совершенствовать! К чему её совершенствовать? Украшательство от нужды, а они не знают нужды ни в чем.
— Что лихорадочная деятельность рангунов превращается в пустую хлопотню, мы знаем и без твоей лекции, Миша, — заметил Кнудсен.
— Нет! — воскликнул Бах. — Нет, Анатолий, не хлопотня, а трагедия. Хлопотливое строительство превращается в разрушение, деятельная война порождает уничтожение противника. Война на Дилоне не просто длится, она усиливается, она не может не усиливаться. И окончится она лишь взаимным истреблением дилонов и рангунов. Это неизбежно, друзья мои! Бессмертие неспособно вечно сосуществовать со смертной жизнью. Такое сосуществование взрывает само себя. И мы должны совершить гуманную операцию: ликвидировать бессмысленное бессмертие рангунов.
— Гуманную, ты сказал? — переспросила Мария. — Я по-иному представляла себе это понятие.
— Гуманную! — повторил Бах. — И это не парадокс. Настоящая жизнь у рангунов начнётся, когда они покончат со своим бессмертием.
— Когда мы покончим с их бессмертием! — спокойно поправил Кнудсен.
— Да, мы! Сами они на это не пойдут, ибо не представляют себе нормальной жизни. Какие возможности интеллекта открывает жизнь, лишённая тупой бесконечности! Оберегать свою жизнь — и разрабатывать тысячи средств обережения! Превращать из короткой в долгую — и ещё больше усиливать свой разум! Украшать существование, превращать его из только биологического в эстетическое! Заботиться о потомстве, которого бессмертным не нужно, испытывать любовь, нежность, страсть — ведь всего этого они сейчас лишены. Наполнить жизнь любовью и красотой! Рангуны способны возводить дворцы, но прозябают в пещерах — такова цена их бессмертия. И когда увидят они, что конец жизни неизбежен, то постараются не только отдалить его, но и облагородить все, из чего складывается существование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82