- Зачем вспоминать все это, Эмлин? - сказал он мягко. - Она умерла,
но перед смертью научила тебя всему, что знала. Конец истории
немногословен. Ты влюбилась в сына старого йомена Болла или говорила, что
влюбилась в него - долговязого глупого Томаса, который теперь брат-мирянин
в аббатстве...
- Или говорила, что влюбилась, - повторила она. - Во всяком случае,
он-то влюбился в меня и, может быть, я хотела, чтобы меня защищал честный
человек, в те дни еще молодой и красивый. К тому же тогда он не был глуп.
Это с ним сталось после того, как он попал к вам в руки. О! Довольно об
этом, - продолжала она, подавляя готовый прорваться гнев. - Красивая дочь
ведьмы была под опекой церкви, а вы вертели тогдашним аббатом, и он
заставил меня выйти замуж за старого Питера Стоуэра и стать его третьей
женой. Я прокляла его, и он умер; я и предупредила его, что он умрет, а я
родила ребенка, и он тоже умер. Тогда со всем, что у меня осталось, я
нашла приют у сэра Джона Фотрела, которого всегда был мне другом, и стала
кормилицей его дочери, единственного существа, если не считать еще одного
человека, которое я люблю в этом большом и жестоком мире. Вот вся история;
а теперь, что еще вы от меня хотите, Клемент Мальдонадо - злонамеренный
человек.
- Эмлин, я хочу того, чего всегда хотел и в чем ты всегда мне
отказывала, - твоей помощи, твоего соучастия. Я имею в виду соучастие
твоего ума и знаний, которыми ты обладаешь, - ничего больше. В Крануэл
Тауэрсе ты накликала на меня беду. Сними это проклятие, потому что,
сказать по правде, оно тяжким грузом давит мне душу. Давай похороним
прошлое, подадим друг другу руки и будем друзьями. Ты умеешь угадывать
будущее. Помнишь, когда ты думала, что Сайсели умерла, ты сказала, что ее
потомство все равно поднимется против меня, а теперь похоже на то, что так
и будет.
- Что бы вы мне дали? - спросила Эмлин с любопытством.
- Я дам тебе богатство, я дам тебе то, что ты любишь еще больше, -
власть, а также и высокое положение, если захочешь. Вся церковь
прислушается к твоим словам. В этом королевстве да и во всем мире все твои
желания будут удовлетворены. Я говорю правду; я даю в залог душу свою и
честь тех, кому я служу, ибо мне дано такое право. Взамен я прошу от тебя
твою мудрость; предсказывай мне будущее, указывай путь, каким я должен
идти.
- Больше ничего?
- Еще две вещи: во-первых, ты должна найти для меня эти сожженные
драгоценности, а с ними и старые несожженные письма; во-вторых, ребенок
леди Сайсели не должен остаться в живых и сделать то, что ты мне
предсказала. Ее жизнь я дарю тебе: одной монахиней больше или меньше -
значения не имеет.
- Благородное предложение; и в данном случае я уверена, что вы
заплатите обещанную цену, если останетесь живы. Но что, если я откажусь?
- Тогда, - ответил аббат, ударив кулаком по столу, - тогда смерть для
вас обеих - умрете, как ведьмы, потому что я не позволю вам погубить меня.
Помни: я здесь хозяин, а вы - пленницы. Очень немногие знают, что вы
живете здесь, если не считать горсточки слабоумных женщин, боящихся даже
слово вымолвить, - марионеток, которые танцуют, когда я дергаю за
веревочку; и уж я прослежу, чтобы ни единая душа не приблизилась к этим
стенам. Выбирай же между смертью, со всеми ее ужасами, и жизнью, со всеми
ее надеждами.
На столе стояла деревянная чаша с большим букетом роз. Эмлин
придвинула ее к себе и, взяв розы, бросила их на пол. Потом она подождала,
пока вода успокоится, и сказала:
- Трудная задача, но если у меня на самом деле есть колдовская сила,
здесь я найду решение.
Он не отрываясь глядел на нее, как зачарованный; она же дунула на
воду и долгое время смотрела на нее. Наконец подняла глаза и сказала:
- Смерть или жизнь - такой выбор вы предложили мне. Хорошо, Клемент
Мальдонадо, от своего имени и от имени леди Сайсели и ее мужа сэра
Кристофера и ребенка, который должен родиться, и во имя бога, властителя
наших судеб, я выбираю смерть.
Наступило торжественное молчание. Потом аббат поднялся и сказал:
- Хорошо! Да падет это на твою голову.
Опять наступило молчание, и так как она не отвечала, он повернулся и
направился к двери; она же продолжала смотреть в чашу.
- Хорошо, - повторила она, когда он положил руку на щеколду. - Я
сказала вам, что выбрала смерть, но я не сказала, чью смерть я выбрала.
Играйте вашу игру, милорд аббат, а я буду играть свою, помня, что бог
назначает ставки. И я подтверждаю гневные слова, сказанные мною в
Крануэле. Ждите беды, ибо теперь я знаю - она постигнет вас и всех, кто
будет вместе с вами.
Потом, глядя ему вслед, она неожиданным резким движением опрокинула
чашу на стол.

8. ЭМЛИН ПРИЗЫВАЕТ СВОЕГО ЧЕЛОВЕКА
Одна за другой протекали для Сайсели и Эмлин недели их заключения, не
принося им ни надежд, ни вестей. И действительно, хотя они не могли видеть
нитей зловещей сети, в которой их держали, они чувствовали, как она
стягивается все туже. В глазах матери Матильды, когда она смотрела на
Сайсели, думая, что никто этого не замечает, отражались страх, жалость и
любовь. Остальные монахини тоже боялись, хотя было ясно, что они сами не
знали чего. Однажды вечером Эмлин, застав настоятельницу одну, засыпала ее
вопросами: она спрашивала, что именно для них готовится и почему ее леди,
свободную совершеннолетнюю женщину, удерживают здесь против ее воли.
На лице старой монахини появилось выражение замкнутости. Она
ответила, что ничего особенного не знает, а насчет заключения - что ж, она
должна подчиняться приказаниям своего духовного начальства.
- Тогда, - выпалила Эмлин, - знайте: вам же будет хуже. Говорю вам,
что умрет моя леди или будет жить, найдутся люди, чтобы призвать вас к
строгому ответу: да, найдутся люди, чтобы выслушать мольбы беспомощных.
Мать Матильда, Англия уже не та, какой она была, когда вас еще девочкой
похоронили в этих заплесневелых стенах. Где сказано, что бог позволяет
свободную и ни в чем не повинную женщину держать в тюрьме, как
преступницу? Отвечайте.
- Я не могу, - простонала мать Матильда, ломая свои тонкие руки. -
Правды добиться трудно, здесь повсюду охрана; и, что бы я ни думала, я
должна делать то, что мне приказано, чтобы не погибла моя душа.
- Ваша душа! Вы, затворницы, всегда думаете с своей жалкой душонке.
Что вам до других людей и до их души! Значит, вы не поможете мне?
- Я не могу, не могу, ведь я и сама в оковах, - снова ответила она.
- Пусть будет так, мать Матильда; тогда я сама помогу себе; и когда я
это сделаю, да поможет вам всем господь. - И, презрительно пожав широкими
плечами, она вышла, оставив бедную старую настоятельницу чуть ли не в
слезах.
Угрозы Эмлин были такими же смелыми, как и ее сердце, но могла ли она
исполнить хотя бы десятую их долю? Конечно, право было на их стороне, но,
как известно заключенным во все времена, право - это не труба иерихонская
и ему не сокрушить высоких стен. Да и Сайсели не могла помочь ей. Теперь,
когда погиб ее муж, она была занята только одним - мыслями о своем будущем
ребенке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77