- Ты помнишь, Томас, как в первый раз мы признались друг другу в
нашей юной любви? Это было в весенний день в рощице у ручья, когда у наших
ног цвели душистые нарциссы - нарциссы и дикие лилии. Помнишь, как мы
поклялись друг другу всей жизнью, да, настоящей и будущей жизнью, и для
нас обоих земля превратилась в рай? А потом, ты помнишь, как мимо нас
прошел монах - это был Клемент Мэлдон, - и он оледенил нас взглядом своих
жестоких глаз и сказал: "Что ты делаешь с дочерью ведьмы? Она тебе не
пара". И тогда... О Томас, я больше не могу. - И она разрыдалась, а потом
добавила: - Не клянись ни в чем, уходи и предай меня, если хочешь. Я не
буду питать к тебе злобы, даже если ты предашь меня на смерть, ибо как
можно было надеяться, что ты после двадцати лет монашества останешься
мужчиной? Уходи, скорее уходи, пока нас не застали вместе и твоя добрая
слава ничем не опорочена. Уходи, не медли и предоставь меня и мою леди и
ее еще не родившегося ребенка той участи, которую нам готовит Мэлдон.
Забудь рощицу у реки! Забудь увядшие лилии!
Томас слушал; большие синие жилы выступали у него на лбу, его широкая
грудь вздымалась, слова застряли в горле. Затем они полились обильным
потоком.
- Я не уйду, дорогая; я поклянусь в чем хочешь, твоими глазами и
твоими губами, цветами, по которым мы шли, всеми прошедшими годами жгучих
страданий, горя и позора, богом, восседающим на небесном престоле, и
дьяволом в адском огне. Пойдем, пойдем! - он побежал к алтарю и схватил
стоявшее там распятие. - Произнеси снова эти слова или любые другие, и я
повторю их и дам клятву, и пусть огненные черви заживо грызут меня во вехи
веков, если я нарушу хоть одно ее слово. - В темных глазах Эмлин вспыхнул
огонек торжества, она наклонилась над коленопреклоненным мужчиной и в
сгустившемся мраке зашептала-зашептала, а он шепотом же повторял ее слова
и в подтверждение целовал распятие.
Когда все было кончено, они отошли от алтаря обратно к раскрашенной
статуе.
- Значит, ты все же мужчина, - сказала она с громким смехом. - Теперь
слушай, мужчина - мой мужчина: если мы переживем все это и ты тогда
пожелаешь, я стану твоей женой, да, твоей женой - это будет моей платой
тебе и моей гордостью; слушай же мои приказания. Видишь, я Моисей, а там в
аббатстве сидит фараон с очерствевшим сердцем, а ты ангел, ангел
разрушения, держащий меч чумы египетской. Вечером в аббатстве будет пожар
- такой же пожар, какой был в Крануэл Тауэрсе. Нет, нет, я знаю: церковь
не сгорит и каменные строения тоже. Но дортуары, и кладовые, и стога сена,
и коровьи хлева - они здорово запылают после такой засухи, а если телеги
превратятся в золу, то на чем они привезут свой урожай? Сделаешь ли ты
это, мой мужчина?
- Конечно. Разве я не поклялся?
- Тогда за работу, а потом - завтра или на следующий день -
возвращайся с докладом. Теперь меня часто будут привлекать одиночество и
молитва; поэтому жди, пока опять не увидишь меня здесь одну, стоящую на
коленях у алтаря. Стой! Оденься в саван, чтобы тебя сочли за призрак, если
увидят, - они ведь считают, что в часовне появляются призраки. Не
сомневайся, к тому времени я найду тебе немало работы. Ты меня понял?
Он кивнул головой.
- Все, все понял, особенно твое обещание. О! Теперь-то я не умру; я
буду жить для того, чтобы потребовать его исполнения.
- Хорошо. Получай в счет будущего. - И она снова поцеловала его. -
Иди.
Он шатался, опьяненный радостью; потом сказал:
- Еще одно слово: у меня кружится голова, я забыл тебе сказать. Сэр
Кристофер жив или же был жив...
- Что ты хочешь сказать? - произнесла она свистящим шепотом. - Именем
Христа, торопись: я слышу снаружи голоса!
- Вместо Кристофера они похоронили другого человека. Я разрезал
полотно и посмотрел. Кристофера отправили за границу, тяжело раненного, на
корабле - черт возьми, я забыл его название, - на том же корабле, на
котором уехал Джефри Стоукс.
- Благослови тебя господь за эти вести! - воскликнула Эмлин странным,
тихим голосом. - Уходи, кто-то подходит к двери!
Деревянная фигура со скрипом захлопнулась и теперь смотрела на нее
так же спокойно, как смотрела уже в течение ряда поколений. С минуту Эмлин
стояла неподвижно, держась рукой за сердце. Потом она быстро пошла через
часовню, открыла дверь и на крыльце встретила входящую мать Матильду,
другую монахиню и старуху Бриджет, шептавшихся между собой.
- О! Это вы, миссис Стоуэр, - сказала мать Матильда с явным
облегчением. - Сестра Бриджет клялась, что слышала в часовне мужской
голос, когда приходила на закате солнца закрывать ставни.
- Неужели? - равнодушно ответила Эмлин. - Тогда ей повезло больше,
чем мне: я ведь стосковалась по звукам мужского голоса в доме, где болтают
одни женщины. Не возмущайтесь, матушка, я не монахиня, и господь сотворил
для этого мира не одних только женщин, иначе нас с вами здесь бы не было.
Но раз уж вы заговорили об этом, значит, в часовне и вправду происходит
что-то странное. Не всякий решился бы оставаться здесь в одиночестве:
дважды во время молитвы я слышала странные звуки, а однажды, когда не было
солнца, на меня упала какая-то холодная тень. Наверно, призрак того
мертвеца, о котором столько врали. Ну, я-то никогда не боялась привидений.
А теперь мне надо идти и взять ужин для моей леди - сегодня вечером она
будет ужинать в своей комнате.
Когда она ушла, настоятельница покачала головой и, как обычно,
ласково сказала:
- Странная женщина и резкая, но, сестры мои, мы не должны ее строго
судить, ведь она из чуждого нам мира и, боюсь, пережила много горя, от
которого мы защищены нашими священными обетами.
- Да, - ответила сестра, - но я думаю, что она видела призрак,
появляющийся в этой часовне, многие утверждают, что он являлся им, и я
сама видела его однажды, еще когда была послушницей. Настоятельница
Матильда, я имею в виду четвертую, ту, что якшалась с монахом Эдуардом
Хромым и внезапно умерла после...
- Тише, сестра; не будем злословить о покойнице, покинувшей землю
около двухсот лет назад. Даже если ее неспокойный дух все еще приходит
сюда, как говорят многие, я не понимаю, почему бы он стал говорить мужским
голосом.
- Возможно, то был голос монаха Эдуарда, - ответила сестра. - Видно,
он все еще не оставляет ее в покое, как и при жизни, если легенда говорит
правду. Миссис Эмлин сказала, что ей призраки нипочем, и я вполне этому
верю, она ведь дочь ведьмы, и взгляд у нее какой-то странный. Вы видели у
кого-нибудь такие смелые глаза, матушка? Как бы то ни было, я терпеть не
могу привидении и лучше месяц проведу на хлебе и на воде, чем останусь
одна в этой часовне, на закате или после заката солнца. У меня мурашки
бегут по спине, когда я думаю об этом; говорят, что некрещеное дитя тоже
тут бродит и что-то невнятно лепечет около купели, надеясь получить святое
крещение - ух! - И она содрогнулась.
- Довольно, сестра, довольно нечестивых речей! - сказала опять мать
Матильда. - Будем думать о святых вещах, чтобы враг рода человеческого не
мог к нам подойти.
Но в ту же ночь, около часу, враг этот очень близко подошел к
Блосхолму, явившись к облике пожара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77