Но Анти развенчивал его восторги:
– Налаженное дело. Слишком легкое. Не для мужчины.
Однажды, услышав эти разговоры, Анна Инныльгин вмешалась:
– Отчасти ты прав, Антон, до сих пор мы показывали вам налаженные дела. Но человечество растет и расселяется, всегда есть фронт наступления. На фронте опасно, там требуется мужество мужчины. У нас еще будут экскурсии на самый передний край.
– В космос? – загорелся Анти.
– Разве только в космосе опасно? Разве мало неналаженного на нашей Земле? В Крым мы полетим сначала.
– Крым-берег больных и усталых. Двадцать два санатория на квадратный километр. Где же там неналаженное?
Анти взял эти слова из учебника географии. Привел цифры, не представляя, что они означают. Но вскоре, в Крыму, школьники увидели воочию, как на узкой полосе, на торце Русской платформы, чуть приподнявшейся над Черным морем, прикрытые ребром гор от северных ветров теснятся вплотную друг к другу санатории, санатории, санатории, заполняя пригорки и лощинки. А рядом с сушей, до отказа набитой людьми и домами, лежит лаково-черная пустыня моря. Анна нарочно привела cвоих питомцев в Крым к ночи, чтобы они почувствовали контраст сдавленного берега и соленого простора, ощутили всю ширь невозделанного, захваченного водой пространства.
Утром им показали наступление на владения моря.
С востока, от цементно-бетонного Новороссийска, вереницей шли пустотелые плоты. Волны суетились, толкали бетон, взбивали пену, шумели, но плоты давили их своей тяжестью, выглаживали море, оставляли за собой полированные полосы до самого горизонта. У берега тихоходные буксиры медлительно разворачивали плоты и намертво зачаливали их на опорные сваи. Все мелководье было утыкано этими сваями, превращено в игольчатую щетку. В тот день плоты приставали возле курчабой Медведь-горы, вечно пьющей синюю воду, а восточнее, на плотах, прибывших вчера, уже укладывались рулоны с почвой; еще дальше пыхтели опреснители, радуга играла в дождевальных струях, краны, покачивая, несли готовые домики, а в бывшей бухте КучукЛамбат уже висели на решетчатых рамах тяжеловесные гроздья винограда.
Так в годы детства Кима люди исправляли географию, наращивали берега, наступали на море.
– Не для мужчин!-сказал Анти важно.-Налаженный конвейер.
К сожалению, Анна Инныльгин не могла заказать небольшой показательный шторм.
Неделю спустя наследникам демонстрировали другой передний край-подводный. Их спустили на дно Средиземного моря в батиполис (глубинный город). Притихшие, как бы придавленные двухкилометровой толщей воды, невольно вбирая голову в плечи, обходили ребята сумрачные приземистые комнаты с низкими сводами и толщенными столбами, как в средневековом монастыре; через лупоглазые иллюминаторы разглядывали подводный рудник. Перед ними в бурых клубах потревоженного ила шевелились мутно освещенные силуэты каких-то ковшей, транспортеров, ферм, кранов, дозаторов, контейнеров. И среди громоздких рабочих машин сновали подвижные, похожие на кальмаров или крабов киберналадчики.
Из соседнего помещения доносился голос диспетчера:
– Манолис, наладчик-144 барахлит. Отзывай, осмотрим его память!
– Панас, задай программу на ремонт станка “альфа-бета”!
Инженер-экскурсовод сказал школьникам:
– Геология в наше время-подводная наука. Суша исчерпана, богатые руды выбраны километра на три. Так что ждем вас на дне, товарищи.
– А опасно жить на дне? – спросила Анна Инныльгин, покосившись на Анти.
– Мы слабонервных к себе не зовем,– сказал инженер твердо.-У нас темнота, тишина, изоляция, всякое в голову лезет. Аварии? Случаются. Есть такая вредная штука-усталость материала. Стоит купол год, два, три, а потом при той же нагрузке-трещинка. А давление двести атмосфер, и каждая капелька – пуля. Вот в Атлантиде этой весной…
– Да, это дело требует мужества,-сказала Анна на обратном пути.-Ты как полагаешь, Анти?
Но упрямый отрицатель был непреклонен.
– Жизнь опасная, а работа сидячая. Киберналадчиком я пошел бы сюда. Машинам тут интересно.
– Необщительная жизнь,– поддакнул Сева.
Ким сказал: “Кому-то надо и на дно…” Неприятное он всегда взваливал на себя, хотя предпочел бы не такое однообразно неприятное.
После юга-север. Из Греции Анна повела своих питомцев к Карскому морю. Сначала все шло как на пикнике: летели по берегам озер и рек, ставили палатки у воды, разжигали костры, купались на рассвете. На Урале непогода заставила свернуть крылья. Скользящий лентопоезд за три часа домчал их от Перми до Воркуты. В конце был нырок под землю, короткая задержка в тепловом шлюзе… и выход в заполярный город.
Город как город: многоэтажные дома, цветники, душноватая жара на улицах. Единственная особенностьвместо неба над головой купол из сизой пленки. На самом-то деле она голубая, но кажется сизой, потому что снаружи идет снег, ложится на подогретую ткань, подтаивает, мутноватыми потоками стекает по желобам.
Город-комната с потолком-пленкой!
– Вы им покажите, как эти города сооружаются,сказала Анна здешнему гиду.-Мои птенцы ищут мужественную работу.
– А на лыжах ваши птенцы стояли когда-нибудь? – спросил тот.-На вингерах-то не полетишь, обмерзнут.
Анна напомнила, что на Волге тоже бывает зима.
Лыжная вылазка началась обыкновенно: искрящийся снег, укатанная лыжня, гонки “кто-кого”, снежки, визг девушек, барахтающихся в сугробах. Только километров через пятнадцать ребята поутихли, катанье превратилось в работу. Потом еще часа четыре, стоя в облаках сырого (тара, они помогали отогревать, раскатывать и склеивать пленку для будущей крыши.
И еще предстояло возвращение. Ранний полярный сумрак, синие и сиреневые сугробы, иссеченное колючим снегом лицо. Окрики проводника: “Давай, давай шевели ногами, не маленькие”. И упреки Анны: “Это чересчур, товарищ, они же дети!” И когда, волоча лыжи, школьники доплелись до освещенной изнутри стенки Воркуты, оказалось, что три девушки потерялись, где-то свернули, хотели срезать путь. Проводник, ругаясь, повернул во тьму. С ним, конечно, Анти, Ким и с некоторой неохотой Сева. Опасности-то не было: браслеты держали связь, вывели спасителей прямо к пропавшим. Но девчонки устали, продрогли, были испуганны и растерянны. Анти, высмеивая, яростно оттирал им щеки. Ким тащил самую слабенькую, а Сева нес три рюкзака и отморозил ухо.
– Как огнем обожгло,-рассказывал он на другой день, не без гордости демонстрируя малиновое ухо, толстое и торчащее совком.
И тут Анти сказал неожиданно:
– А это для мужчины, ребята. Даже лучше, чем космос. Там ты упрятан в скафандр, кондиция, кислород. А тут хочешь не хочешь-нос-то на морозе. Не спасуем?
– Не спасуем. Мы морозостойкая тройка!-подхватил Сева, уже забывая про ухо.
Ким смолчал. Друзья считали, что он принял решение Анти.
Зимой на крыльях летать неприятно: мгла, низкая облачность, в случае аварии посадка в снег. И ориентироваться трудно: все белое. Поэтому на зиму школа оставляла ближние, нелетные экскурсии: в гастрономический цех, в ясли, в профилакторий.
Профилакторий был небольшой, местный, обслуживал рыбоводов. Старший врач, лысый, кругленький, похожий на мячик, с гордостью показывал главный зал с мраморной, расчерченной на квадраты ячеистой стеной, где перемигивались красные, зеленые и желтые огоньки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
– Налаженное дело. Слишком легкое. Не для мужчины.
Однажды, услышав эти разговоры, Анна Инныльгин вмешалась:
– Отчасти ты прав, Антон, до сих пор мы показывали вам налаженные дела. Но человечество растет и расселяется, всегда есть фронт наступления. На фронте опасно, там требуется мужество мужчины. У нас еще будут экскурсии на самый передний край.
– В космос? – загорелся Анти.
– Разве только в космосе опасно? Разве мало неналаженного на нашей Земле? В Крым мы полетим сначала.
– Крым-берег больных и усталых. Двадцать два санатория на квадратный километр. Где же там неналаженное?
Анти взял эти слова из учебника географии. Привел цифры, не представляя, что они означают. Но вскоре, в Крыму, школьники увидели воочию, как на узкой полосе, на торце Русской платформы, чуть приподнявшейся над Черным морем, прикрытые ребром гор от северных ветров теснятся вплотную друг к другу санатории, санатории, санатории, заполняя пригорки и лощинки. А рядом с сушей, до отказа набитой людьми и домами, лежит лаково-черная пустыня моря. Анна нарочно привела cвоих питомцев в Крым к ночи, чтобы они почувствовали контраст сдавленного берега и соленого простора, ощутили всю ширь невозделанного, захваченного водой пространства.
Утром им показали наступление на владения моря.
С востока, от цементно-бетонного Новороссийска, вереницей шли пустотелые плоты. Волны суетились, толкали бетон, взбивали пену, шумели, но плоты давили их своей тяжестью, выглаживали море, оставляли за собой полированные полосы до самого горизонта. У берега тихоходные буксиры медлительно разворачивали плоты и намертво зачаливали их на опорные сваи. Все мелководье было утыкано этими сваями, превращено в игольчатую щетку. В тот день плоты приставали возле курчабой Медведь-горы, вечно пьющей синюю воду, а восточнее, на плотах, прибывших вчера, уже укладывались рулоны с почвой; еще дальше пыхтели опреснители, радуга играла в дождевальных струях, краны, покачивая, несли готовые домики, а в бывшей бухте КучукЛамбат уже висели на решетчатых рамах тяжеловесные гроздья винограда.
Так в годы детства Кима люди исправляли географию, наращивали берега, наступали на море.
– Не для мужчин!-сказал Анти важно.-Налаженный конвейер.
К сожалению, Анна Инныльгин не могла заказать небольшой показательный шторм.
Неделю спустя наследникам демонстрировали другой передний край-подводный. Их спустили на дно Средиземного моря в батиполис (глубинный город). Притихшие, как бы придавленные двухкилометровой толщей воды, невольно вбирая голову в плечи, обходили ребята сумрачные приземистые комнаты с низкими сводами и толщенными столбами, как в средневековом монастыре; через лупоглазые иллюминаторы разглядывали подводный рудник. Перед ними в бурых клубах потревоженного ила шевелились мутно освещенные силуэты каких-то ковшей, транспортеров, ферм, кранов, дозаторов, контейнеров. И среди громоздких рабочих машин сновали подвижные, похожие на кальмаров или крабов киберналадчики.
Из соседнего помещения доносился голос диспетчера:
– Манолис, наладчик-144 барахлит. Отзывай, осмотрим его память!
– Панас, задай программу на ремонт станка “альфа-бета”!
Инженер-экскурсовод сказал школьникам:
– Геология в наше время-подводная наука. Суша исчерпана, богатые руды выбраны километра на три. Так что ждем вас на дне, товарищи.
– А опасно жить на дне? – спросила Анна Инныльгин, покосившись на Анти.
– Мы слабонервных к себе не зовем,– сказал инженер твердо.-У нас темнота, тишина, изоляция, всякое в голову лезет. Аварии? Случаются. Есть такая вредная штука-усталость материала. Стоит купол год, два, три, а потом при той же нагрузке-трещинка. А давление двести атмосфер, и каждая капелька – пуля. Вот в Атлантиде этой весной…
– Да, это дело требует мужества,-сказала Анна на обратном пути.-Ты как полагаешь, Анти?
Но упрямый отрицатель был непреклонен.
– Жизнь опасная, а работа сидячая. Киберналадчиком я пошел бы сюда. Машинам тут интересно.
– Необщительная жизнь,– поддакнул Сева.
Ким сказал: “Кому-то надо и на дно…” Неприятное он всегда взваливал на себя, хотя предпочел бы не такое однообразно неприятное.
После юга-север. Из Греции Анна повела своих питомцев к Карскому морю. Сначала все шло как на пикнике: летели по берегам озер и рек, ставили палатки у воды, разжигали костры, купались на рассвете. На Урале непогода заставила свернуть крылья. Скользящий лентопоезд за три часа домчал их от Перми до Воркуты. В конце был нырок под землю, короткая задержка в тепловом шлюзе… и выход в заполярный город.
Город как город: многоэтажные дома, цветники, душноватая жара на улицах. Единственная особенностьвместо неба над головой купол из сизой пленки. На самом-то деле она голубая, но кажется сизой, потому что снаружи идет снег, ложится на подогретую ткань, подтаивает, мутноватыми потоками стекает по желобам.
Город-комната с потолком-пленкой!
– Вы им покажите, как эти города сооружаются,сказала Анна здешнему гиду.-Мои птенцы ищут мужественную работу.
– А на лыжах ваши птенцы стояли когда-нибудь? – спросил тот.-На вингерах-то не полетишь, обмерзнут.
Анна напомнила, что на Волге тоже бывает зима.
Лыжная вылазка началась обыкновенно: искрящийся снег, укатанная лыжня, гонки “кто-кого”, снежки, визг девушек, барахтающихся в сугробах. Только километров через пятнадцать ребята поутихли, катанье превратилось в работу. Потом еще часа четыре, стоя в облаках сырого (тара, они помогали отогревать, раскатывать и склеивать пленку для будущей крыши.
И еще предстояло возвращение. Ранний полярный сумрак, синие и сиреневые сугробы, иссеченное колючим снегом лицо. Окрики проводника: “Давай, давай шевели ногами, не маленькие”. И упреки Анны: “Это чересчур, товарищ, они же дети!” И когда, волоча лыжи, школьники доплелись до освещенной изнутри стенки Воркуты, оказалось, что три девушки потерялись, где-то свернули, хотели срезать путь. Проводник, ругаясь, повернул во тьму. С ним, конечно, Анти, Ким и с некоторой неохотой Сева. Опасности-то не было: браслеты держали связь, вывели спасителей прямо к пропавшим. Но девчонки устали, продрогли, были испуганны и растерянны. Анти, высмеивая, яростно оттирал им щеки. Ким тащил самую слабенькую, а Сева нес три рюкзака и отморозил ухо.
– Как огнем обожгло,-рассказывал он на другой день, не без гордости демонстрируя малиновое ухо, толстое и торчащее совком.
И тут Анти сказал неожиданно:
– А это для мужчины, ребята. Даже лучше, чем космос. Там ты упрятан в скафандр, кондиция, кислород. А тут хочешь не хочешь-нос-то на морозе. Не спасуем?
– Не спасуем. Мы морозостойкая тройка!-подхватил Сева, уже забывая про ухо.
Ким смолчал. Друзья считали, что он принял решение Анти.
Зимой на крыльях летать неприятно: мгла, низкая облачность, в случае аварии посадка в снег. И ориентироваться трудно: все белое. Поэтому на зиму школа оставляла ближние, нелетные экскурсии: в гастрономический цех, в ясли, в профилакторий.
Профилакторий был небольшой, местный, обслуживал рыбоводов. Старший врач, лысый, кругленький, похожий на мячик, с гордостью показывал главный зал с мраморной, расчерченной на квадраты ячеистой стеной, где перемигивались красные, зеленые и желтые огоньки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104