Теперь же он ясно понял, что это была пустая победа, и Одетта больше нисколько его не интересует.
— Неужели ты всерьез хочешь вернуться в Англию и снова терпеть это тяжкое и смертельно скучное плавание, даже не повеселившись как следует в самом очаровательном городе мира? — страстно воскликнула Одетта.
— С меня и этого веселья хватит, — ответил герцог. — Ты видела карнавал, Одетта, и поверь, еще одна такая неделя покажется тебе крайне утомительной.
— Я не поеду! — взорвалась танцовщица. — Ты слышишь? Я не поеду! Я наслаждаюсь здесь, я пользуюсь успехом! Я не уеду, пока не буду готова ехать.
Наступило молчание. Одетта вызывающе посмотрела на герцога, и ее темные глаза засверкали от гнева, встретив непреклонное выражение в серых глазах любовника.
— Конечно, — проговорил он медленно, — ты вольна делать, что пожелаешь. Если хочешь остаться, оставайся, но я возвращаюсь в Англию.
— Значит, я не поеду с тобой! — яростно ответила Одетта. —Я переберусь в отель, но вряд ли мне придется долго торчать там!
— Охотно верю, — — отозвался герцог, — и, конечно, ты должна позволить мне платить за твое жилье, пока ты не найдешь кого-то другого, кто будет заботится о тебе.
— Я не поеду! — отрезала танцовщица. — Этой ночью меня осыпали такими комплиментами, и столько джентльменов заверяли меня в своей преданности, что, уверяю тебя, я очень скоро найду кого-нибудь настолько же щедрого, каким, я ожидала, будешь ты, и бесконечно более приятного.
С этими словами Одетта выбежала из салона.
Герцог с циничной улыбкой на губах последовал за ней, направляясь в свою каюту, где находился письменный стол и хитроумный тайник, в котором он держал свои деньги и ценности.
Закрыв дверь каюты, герцог нажал на потайную пружину в резной деревянной панели, которыми были обшиты стены. Панель отодвинулась, открывая сделанный по особому заказу тайник.
Он был так хорошо спрятан, что никому и в голову бы не пришло, что в стене что-то есть.
Герцог отпер золотым ключом дверцу и извлек большую пачку банкнот и несколько золотых соверенов. После чего, заперев тайник и вернув на место панель, он сел за стол, чтобы выписать чек.
Герцог проявил щедрость не только потому, что мог позволить себе это, но и потому, что такова была его натура.
Кроме того, сказал себе герцог, он сам виноват, что общение с Одеттой на пути в Венецию не оправдало ожиданий.
Ему следовало лучше разбираться в людях, ему следовало знать, что веселое, живое создание из кордебалета не вынесет тягот морского путешествия, и что привлекательное лицо — не компенсация за банальный разговор.
«Я учту на будущее, — сказал себе герцог с кривой улыбкой, — что никогда не следует пересаживать женщин из одной среды в другую».
При этом он вспомнил Катерину и то, с какой печалью девушка говорила ему, как она тоскует по Лондону, и как она несчастлива в Венеции.
— Это только подтверждает мою мысль, — произнес он вслух.
— Вы что-то сказали, милорд?
Герцог удивленно поднял голову: он не слышал, как Хедли вошел в каюту.
— Не тебе, Хедли, — ответил он добродушно, — я говорил себе, что от женщин одни неудобства. Капельку поразвлечься с ними — и хватит; хорошенького, как говорится, понемножку.
Камердинер не удивился цинизму своего хозяина, он привык к этому.
Хедли был с герцогом с тех пор, как в шестнадцать лет того сочли достаточно взрослым, чтобы иметь личного камердинера, и слуга часто забывал, что его светлость уже унаследовал титул своего отца, и по-прежнему обращался к нему: «господин Валериус».
— Есть женщины и женщины, милорд, — заметил он.
Герцог засмеялся.
— Ты уже говорил это, Хедли, но мне все что-то попадаются одни и те же. Мадам Одетта действительно уходит с яхты?
— Да, милорд.
— Тогда не задерживай ее. Думаю, нам будет гораздо лучше без женских капризов.
— Уверен в этом, милорд, — согласился Хедли.
Он повернулся к двери, но не успел взяться за ручку, как дверь распахнулась и вошла Одетта.
Она переоделась и выглядела очень изысканно в розовом атласном платье и капоре, отделанном перьями того же цвета.
— Я ухожу немедленно, — заявила танцовщица. — Все, что мне нужно, я собрала. Остальной хлам из моей каюты можешь выбросить за борт или отдать следующей дуре, которая примет твое приглашение прокатиться на яхте по залитому солнцем морю!
Она почти выплюнула эти слова в герцога, а потом добавила:
— Какой-нибудь добрый джентльмен, конечно, обеспечит меня новым приданым, в котором я так сильно нуждаюсь.
Поскольку герцог истратил несколько сотен фунтов на ее одежду, прежде чем они уехали из Лондона, ее упрек был, мягко говоря, несправедлив.
Но герцог понял: Одетта уязвлена тем, что он даже не пытался уговорить ее остаться с ним, — как была уязвлена на пути в Венецию, когда герцог находил другие интересы, помимо ухаживания за ней двадцать четыре часа в сутки.
Одетта сочла себя оскорбленной.
И она не была бы женщиной, если бы не захотела отомстить герцогу умалением его щедрости, хотя знала в глубине души, что в этом он превосходит всех, чьим покровительством она наслаждалась в прошлом.
Хедли тактично вышел из каюты, и герцог, сидя за столом, сказал:
— Резкие слова совершенно излишни, Одетта. Я признаю, что ошибся, просив тебя быть моей гостьей. Но ведь мы неплохо провели с тобой тот месяц в Лондоне. И я знал, что, если оставлю тебя в Англии, ты, конечно же, не будешь в жалком одиночестве ждать моего возвращения.
Комплимент несколько смягчил гнев Одетты.
— Должна признать, ты можешь быть очень обаятельным, когда захочешь, — ответила она. — Но в душе, Валериус, ты пират. Ты забираешь у женщины все, что у нее есть, а потом сбегаешь в поисках следующей жертвы.
— Думаю, ты слишком сурова ко мне, — усмехнулся герцог.
— Смейся сколько хочешь, — разозлилась Одетта, — но это чистая правда. Никакой женщине не удержать тебя: мы слишком быстро тебе надоедаем. Все, что я могу сказать, помоги боже твоей жене, когда она у тебя будет!
— Не волнуйся, — парировал герцог, — я никогда не женюсь.
Одетта засмеялась:
— Какой удар для всех трепещущих сердец бомонда! Бедняжечки не спят ночами, придумывая, как им довести тебя до алтаря!
— Они будут разочарованы! — отрезал герцог. — А теперь, Одетта, позволь мне выразить тебе признательность за то счастье, пусть и краткое, что было у нас с тобой. Здесь довольно большая сумма наличными и чек, который будет принят, как ты хорошо знаешь, в любой солидной банковской конторе по всей Европе.
Одетта взяла банкноты и запихнула их вместе с золотыми соверенами в атласную сумочку, висящую у нее на руке.
Затем она прочитала чек и сказала уже мягче и немного удивленно:
— Я должна поблагодарить тебя за это.
— Совсем не обязательно, — ответил герцог.
Одетта снова посмотрела на чек и нерешительно спросила:
— Ты действительно расстроен тем, что я не еду с тобой?
Она явно колебалась в своем решении уйти, и герцог сказал поспешно — даже слишком поспешно для вежливости:
— Нет, Одетта, я не прошу тебя изменить решение. Оставайся в Венеции, наслаждайся. Я вполне понимаю твои чувства. Это очаровательный город для тех, кто видит его впервые.
Одетта нехотя убрала чек в сумочку.
— Мне жаль, Валериус, что все так кончилось. Ты очень привлекательный мужчина, но только на суше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33