— Арест подразумевает допрос. На допросе он может сдать информацию по контактам. После ареста Дядя Сэм замрет на несколько месяцев, оборвав все контакты. В том числе с человеком в Генштабе.
— Остается...
— Остается выводить его из игры физически. Сразу после организации встречи. Причем так, чтобы информация дотла до посольства по легальным каналам. И так, чтобы могла быть проверена по нелегальным.
— Перестрелка при задержании милицией? С упоминанием в выпусках новостей?
— Или что-нибудь в этом роде.
— Другие варианты есть?
— Других нет! Иванов сыграл свою роль. Полностью. Больше Иванов не нужен. Ни нам. Ни, по большому счету, Дяде Сэму. Он сделал свое дело. Мыс его помощью вышли на Королькова и через него на Дядю Сэма. Дядя Сэм — на человека в Генштабе. Иванов остался не у дел. Он стал лишним звеном в цепи. Которое лучше убрать. Время случайно затесавшихся в пьесу статистов, вроде Иванова и Королькова, закончилось. Они отыграли свои роли и теперь должны покинуть сцену. Чтобы уступить свое место профессионалам. Которые сыграют настоящую пьесу...
Глава 45
— Давай заходи, — показал на дверь следователь Старков. — Ну ты чего замер? Мертвых боишься?
— Я? Нет! — быстро ответил стажер и решительно открыл дверь.
В ноздри ударил резкий, неприятный запах. Кажется, чеснока.
— Разве трупы чесноком пахнут? — мгновенно удивился стажер.
— Эй! Вы куда?! У нас обед! — заорал, привставая навстречу вошедшим, санитар. В руках он держал головку чеснока и ослепительно белый, подрагивающий в руке кусок сала. Стажер тоже побелел.
— Мы по делу, — вступил Старков.
— Покойника, что ли, привезли? Тогда ташшите его сюда. И бросайте как есть... пока хоть даже на топчан. Вон туда. Мы его опосля уберем. Когда докушаем. Только одеяло повыше задерите. А то мы там спим.
Стажер побелел еще больше.
— Нет, мы не покойника. Мы из милиции. Нам надо задать вам несколько вопросов?
— Как будто милиционеры не могут возить покойников, — тихо проворчал дальний санитар.
Ближний встал и приблизился, заискивающе улыбаясь и вытирая сальную руку о фартук.
— Тогда конечно. Тогда с превеликим нашим удовольствием. У нас ваш брат часто бывает. И теперича трое есть.
В морозилке, — и протянул для рукопожатия уже почти сухую ладонь.
Стажер шарахнулся от руки в сторону.
— Ты чево? — удивился санитар.
— Впечатлительный он. И первый раз в морге, — объяснил Старков.
— А-а. Тоды понятно. Первый раз оно, конечно... Особенно, когда в ноздрю шибает. Покойник, особенно которому нутро на стол вынули, он завсегда сладким пахнет. Ну как будто сахара на язык насыпать, когда сильно тошнит. Стажер отошел к стене.
— Я когда первый раз покойнику брюхо резал, тоже сильно переживал. Ножом от пупа хрястнул, оттеда кишки полезли. Кольцами. Синие такие, склизкие. И вонь в нос. Ну я и сомлел. Как стоял, так и сомлел. И главное дело, как упал, мордой в самые кишки ткнулся...
Стажер дернулся к двери.
— Ты куда? — крикнул Старков.
— Я? Я... Я это... Я ноги вытру. У меня грязь...
— Ты только куда-нибудь подальше отойди. Когда вытирать будешь...
Старков повернулся к санитару.
— Ну а вот к примеру, когда мертвеца вам привозят, вы его куда-нибудь вписываете?
— А то как же! У нас полный учет. Как в аптеке. Скока привезли, скока увезли, скока осталось. Все в журнал пишем. Точно, Федор?
— Точно! Как есть до последнего мертвяка!
— И что, вы можете сказать про любого покойника, который к вам поступал? — усомнился следователь.
— Про любого. Можешь спрашивать. Всякого найдем. И санитар потянулся к толстому гроссбуху, лежащему на подоконнике.
— А мне самому посмотреть можно? — попросил следователь.
— Смотри. Раз надо. Нам не жалко. Старков не спеша отлистал назад несколько страниц. До интересовавшего его числа.
— А почему у вас в некоторые дни много покойников, а в другие чуть-чуть?
— Так это смотря какой завоз. Когда с аварии какой или опять же с разборок, тогда бывает шибко много. Или опять же когда получка или аванс.
— Получка здесь при чем? — искренне удивился Старков.
— Ну как же. Получка — это деньги. А когда деньги — гульба. А когда гульба — мало ли что.
— А вот здесь? — показал он на интересующую его запись. — Авария или получка?
— Ну-ка, ну-ка? Не. Это разборка. Их с дырками привезли. Значит, разборка.
— Так много?
— Я же говорю — разборка. Когда разбираются, мертвяков много бывает.
— Что, все оттуда?
— Ну-ка, дай посмотрю. Вот эти все оттуда. Их всех вместе привезли. А эти нет.
— Как это можно узнать?
— Чудак ты человек. Хоть и милиционер. Здесь, видишь, буквы у всех покойников одинаковые. Такие чуть наклоненные, но все равно ровные. И одна к одной. Все! А у этих уже не так. Здесь чуток полегли. А здесь совсем упали. Понял?
— Нет. При чем здесь буквы?
— Дак работа-то у нас какая? Работа-то с покойниками. Это же как можно на них смотреть и опять же носить и резать вот этими самыми руками, когда на трезвую голову? Это же кто вынесет?! Вот поэтому приходится... А раз тут все буквы одинаково прямо, значит, их вместе писали. Потому что у мертвяков, которые позже или раньше, — совсем другие буквы.
— И все?
— Все. А что, мало?
Старков пересчитал покойников, написанных одинаковым почерком. Получилось больше, чем было убито в тот день на Северной. На одного больше. Если верить протоколу осмотра места происшествия, составленному местным следователем.
Старков пролистнул журнал дальше. До страниц, где тела были выданы родственникам. Цифра опять не сошлась на одного покойника.
— А этот, — отчеркнул следователь ногтем фамилию. — Он что, у вас до сих пор лежит?
— Который?
— Вот этот?
— Не. Его в тот же день забрали.
— Кто?
— Не знаем. Пришли и забрали. Почти сразу как привезли.
— А чего же вы его выдачу не оформили?
— Забыли, должно быть...
В дверь вошел стажер.
— Ну что, очистил ботинки?
— Да.
— Тогда пошли.
— Куда?
— В отделение милиции. Которое на Северной.
— Эй! — крикнул вдогонку санитар. — Так, может, вы своих милиционеров заберете? Которые в морозилке? Раз вы тоже они. А то у нас холодильник намедне потек, и они, ваши милиционеры, завоняли шибко. Забрали бы. Не то они счас от тепла расползутся и придется лопатами тухлятину соскребать...
Стажер схватился за ручку двери и выскочил на улицу. Не иначе, снова обувь чистить...
Следователя, подписавшего первый протокол, Старков нашел быстро.
— Ну как же, помню! — сказал тот. — Разве такое можно забыть! Столько трупов!
— Сколько? — спросил Старков. — Всего сколько?
— Двое внизу на лестнице. Еще один на первом пролете, Еще... И последний на крыше.
— На крыше?
— Ну да. Он, похоже, поверху убежать хотел. Да не успел, Догнали его. И ухлопали. Просто изрешетили всего. Я такого за всю жизнь не видел.
— Какого — такого?
— Ну чтобы столько ранений. Чтобы живого места не осталось.
— Сколько? Сколько ран, по вашему мнению, было на теле убитого?
— Пожалуй, ран... двадцать, — начал вспоминать следователь. — Если не больше. Да нет, больше! Еще ведь ноги. Пуль тридцать в него всадили точно!
— Тридцать?
Потерпевшие с двадцатью-тридцатью пулевыми ранениями по делу не проходили. Не было таких!
— Вы в протоколе этого потерпевшего отразили?
— Конечно!
— А куда потом его дели?
— Отправили в морг. Как положено.
Что же это за труп такой, с тридцатью огнестрельными ранениями, который неизвестные умыкнули из морга и вычеркнули из протоколов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104