Электричка подойдет через двадцать одну минуту, тебе лучше уехать на ней.
— А с этим что? — кивнул резидент на заднее сиденье.
Если куратор скажет ему «прибрать за собой» — он выполнит его приказ. Но куратор не сказал «прибрать». Сказал:
— Оставишь его в машине на переднем сиденье.
— А если он доложит? — все же не сдержался, спросил резидент.
— Ничего он не доложит, очухается через полтора часа и тихо поедет на пост. А если даже доложит, кто поверит его россказням, что будто бы у него машину отобрали неизвестные, которых он в глаза не видел, преступники, но, отобрав, никак ее не использовали, никуда на ней не уехали и его документов и табельного оружия не тронули!
Никто не поверит! Тем более что он крепко на службе выпил. Я в него на всякий случай полбутылки водки влил!
Так что будет он молчать, язык прикусив, коли не дурак, чтобы не стать всеобщим посмешищем и карьеры своей не попортить...
— Да, верно — не резон ему болтать. Тем паче что не о чем болтать.
— Ну все — до встречи.
— До встречи!
Только когда эта встреча будет? И с кем?
Впрочем, с кем, как раз известно, — с Сергеем Юрьевичем...
Куратор выбрался из машины, шагнул на обочину и сгинул, будто его и не было!
Резидент тронул машину с места, доехал до перекрестка, повернул направо, отсчитал на спидометре два с половиной километра, остановился, вылез из машины, перетащил на переднее сиденье бесчувственное тело сержанта и похромал через лесопосадки на железнодорожную платформу, куда через восемь минут должна была прибыть последняя и потому совершенно пустая электричка.
Дело было сделано — контакт состоялся, задание получено...
* * *
— Черт побери!..
Сержант Грицько глубоко вздохнул и открыл глаза.
Был он цел и невредим, хотя совершенно себя не помнил. То есть видел циферблат часов, понимал, что прошло полтора часа, но не помнил как!
Точно так же, как и раньше, он сидел в машине на водительском сиденье, навалившись на баранку и уронив на руки голову. Мотор работал, тихо урча на холостом ходу, приборная панель светилась.
Он что — спал? Чего это его так разморило?
И еще в салоне подозрительно пахнет спиртным!
Отчего?..
Или от него?..
Сержант осторожно поднес к лицу сложенную лодочкой ладонь и с силой выдохнул воздух.
Ух ты!.. Точно — от него!
Но как же так?!. Он же сегодня не пил. Ни капли! Даже пива! Он ведь находится на службе!
Неужели это после вчерашнего?..
Точно — после вчерашнего! Потому что ничем другим этот запах объяснить невозможно. Вчера была вечеринка, где он изрядно перебрал водочки. Но дак ведь вчера!.. Эк его разобрало, почти сутки спустя — даже в голове шумит!..
Он снова попытался понять, что с ним было.
Вспомнил, как сидел в машине, на том самом месте, где бывает в засаде, подкарауливая и штрафуя нарушителей ПДЦ, всегда и где находится и теперь.
Ну да — сидел.
И сидит!..
И еще ему показалось, будто он слышит чьи-то шаги, после чего что-то несильно кольнуло его в плечо, будто слепень укусил.
Или муха?
Тогда муха цеце, вызывающая сонную болезнь... Потому что он тут же заснул. И проспал... почти два часа!
Какого черта его так развезло?..
Точно — после вчерашнего!
Вот только непонятно, почему на спидометре поменялись цифры. Или ему это лишь кажется? Или он просто запамятовал?..
Чертовщина, точно чертовщина!
Кому скажи — ни за что не поверят!
Но только он никому ничего говорить не будет, чтобы его не приняли за психа. Зачем ему нарываться на насмешки?.. Да и что говорить — сидел себе в машине, уснул, проснулся через полтора часа, на том же месте, пьяным, хоть не пил?..
И больше — не будет! Ну его к ляху, пора с этим делом завязывать!..
Сержант снял фуражку, обтер ладонью глаза и лоб, помотал головой, будто прогоняя сон или наваждение, и тронул машину с места.
Через два часа он сдал дежурство.
Через четыре перестал мучиться сомнениями.
Через день тихо посмеивался сам над собой и над своими страхами.
Через неделю забыл о том, что с ним приключилось. Или, вернее, что ему пригрезилось...
И так все и случилось, как должно было, — и все, чего с сержантом Грицько не было, — быльем поросло...
Глава 9
У резидентов не бывает отпусков.
И отгулов.
И пенсий.
И бюллетеней.
У резидентов есть работа. Одна только работа... И еще консервация. Которая заменяет собой отпуска, отгулы, пенсии и бюллетени.
Которая заменяет жизнь.
Когда говорят, консервация — это не значит, что резидентов будут закатывать в банки. Когда их закатывают в банки, это называется по-другому, называется — зачисткой. Или списанием подчистую. Или окончательным решением...
Консервация — это когда резидентов временно отстраняют от всех дел, выводя из игры до особого приказа. Как бандероль до востребования.
И тогда наступает свобода.
Или ее иллюзия.
Тогда резидент готовит основные и резервные каналы связи, «почтовые ящики», тайники и пароли, которые передает своему куратору, и после чего оседает где-нибудь в средней полосе России в небольшом, но и не в маленьком, чтоб проще было затеряться, городе. Где с удовольствием под водочку или без оной рассказывает желающим о своей трудной человеческой судьбе. Хотя на самом деле рассказывает хорошо придуманную и продуманную легенду, расцвеченную мазками жизненных деталей, почерпнутых из собственной биографии и рассказов случайных попутчиков. Этакий в стиле соцреализма роман во многих частях — детство, отрочество, юность, зрелость, служба, учеба, женитьба... Только в отличие от романистов запутаться в сюжетных линиях, именах и датах резидент не может, а должен выучить их назубок и складно рассказывать, хоть ночью его битой по затылку разбуди, хоть под пытками...
— Родился я недоношенным, мать-то моя инженером на станции работала по электрификации да под праздник сдуру мешок с картошкой в погребе подняла, а отец в ту пору по командировкам мотался, вот я с натуги и выскочил ране времени... И ведь самый чуток не помер! Ей-ей... Акушерка сказала — не жилец он!.. Так теперь я часто думаю — может, лучше бы помер я, так меня жизнь после через коленку ломала!..
Такая вот горькая судьбинушка!..
Которую резидент не просто рассказывает, а под которую обзаводится надежными документами — да не паспортом одним и трудовой книжкой, а всякими разными справками и выписками из ЖЭКов, письмами любимых и армейских дружков и альбомом семейных фотографий. Покойных родственников. Потому что почти всегда он избирает роль воспитывавшегося в детдоме круглого сироты или бездетного вдовца, и притом единственного сына погибших в автокатастрофе родителей. Это чтобы исключить вопросы о близких и просьбы съездить к ним в гости.
— Один я остался на свете одинешенек, как перст!..
А одному жить не сахар...
Отчего выведенный в резерв резидент обзаводится семьей. Что упрощает натурализацию, позволяя легче вжиться в роль и общество. Находит себе какую-нибудь простую русскую одинокую, с такой же, как у него, трудной судьбой, женщину, недолго ухаживает за ней, предлагает руку, сердце и зарплату и переезжает к ней со своим невеликим скарбом.
И тут же устраивается на работу по «специальности», которую сам себе выбрал и нарисовал в трудовой книжке — ну там токарь или пекарь. И, вливаясь в трудовой коллектив, работает ни шатко ни валко — в передовики не лезет, но и от других не отстает, держась крепким середнячком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— А с этим что? — кивнул резидент на заднее сиденье.
Если куратор скажет ему «прибрать за собой» — он выполнит его приказ. Но куратор не сказал «прибрать». Сказал:
— Оставишь его в машине на переднем сиденье.
— А если он доложит? — все же не сдержался, спросил резидент.
— Ничего он не доложит, очухается через полтора часа и тихо поедет на пост. А если даже доложит, кто поверит его россказням, что будто бы у него машину отобрали неизвестные, которых он в глаза не видел, преступники, но, отобрав, никак ее не использовали, никуда на ней не уехали и его документов и табельного оружия не тронули!
Никто не поверит! Тем более что он крепко на службе выпил. Я в него на всякий случай полбутылки водки влил!
Так что будет он молчать, язык прикусив, коли не дурак, чтобы не стать всеобщим посмешищем и карьеры своей не попортить...
— Да, верно — не резон ему болтать. Тем паче что не о чем болтать.
— Ну все — до встречи.
— До встречи!
Только когда эта встреча будет? И с кем?
Впрочем, с кем, как раз известно, — с Сергеем Юрьевичем...
Куратор выбрался из машины, шагнул на обочину и сгинул, будто его и не было!
Резидент тронул машину с места, доехал до перекрестка, повернул направо, отсчитал на спидометре два с половиной километра, остановился, вылез из машины, перетащил на переднее сиденье бесчувственное тело сержанта и похромал через лесопосадки на железнодорожную платформу, куда через восемь минут должна была прибыть последняя и потому совершенно пустая электричка.
Дело было сделано — контакт состоялся, задание получено...
* * *
— Черт побери!..
Сержант Грицько глубоко вздохнул и открыл глаза.
Был он цел и невредим, хотя совершенно себя не помнил. То есть видел циферблат часов, понимал, что прошло полтора часа, но не помнил как!
Точно так же, как и раньше, он сидел в машине на водительском сиденье, навалившись на баранку и уронив на руки голову. Мотор работал, тихо урча на холостом ходу, приборная панель светилась.
Он что — спал? Чего это его так разморило?
И еще в салоне подозрительно пахнет спиртным!
Отчего?..
Или от него?..
Сержант осторожно поднес к лицу сложенную лодочкой ладонь и с силой выдохнул воздух.
Ух ты!.. Точно — от него!
Но как же так?!. Он же сегодня не пил. Ни капли! Даже пива! Он ведь находится на службе!
Неужели это после вчерашнего?..
Точно — после вчерашнего! Потому что ничем другим этот запах объяснить невозможно. Вчера была вечеринка, где он изрядно перебрал водочки. Но дак ведь вчера!.. Эк его разобрало, почти сутки спустя — даже в голове шумит!..
Он снова попытался понять, что с ним было.
Вспомнил, как сидел в машине, на том самом месте, где бывает в засаде, подкарауливая и штрафуя нарушителей ПДЦ, всегда и где находится и теперь.
Ну да — сидел.
И сидит!..
И еще ему показалось, будто он слышит чьи-то шаги, после чего что-то несильно кольнуло его в плечо, будто слепень укусил.
Или муха?
Тогда муха цеце, вызывающая сонную болезнь... Потому что он тут же заснул. И проспал... почти два часа!
Какого черта его так развезло?..
Точно — после вчерашнего!
Вот только непонятно, почему на спидометре поменялись цифры. Или ему это лишь кажется? Или он просто запамятовал?..
Чертовщина, точно чертовщина!
Кому скажи — ни за что не поверят!
Но только он никому ничего говорить не будет, чтобы его не приняли за психа. Зачем ему нарываться на насмешки?.. Да и что говорить — сидел себе в машине, уснул, проснулся через полтора часа, на том же месте, пьяным, хоть не пил?..
И больше — не будет! Ну его к ляху, пора с этим делом завязывать!..
Сержант снял фуражку, обтер ладонью глаза и лоб, помотал головой, будто прогоняя сон или наваждение, и тронул машину с места.
Через два часа он сдал дежурство.
Через четыре перестал мучиться сомнениями.
Через день тихо посмеивался сам над собой и над своими страхами.
Через неделю забыл о том, что с ним приключилось. Или, вернее, что ему пригрезилось...
И так все и случилось, как должно было, — и все, чего с сержантом Грицько не было, — быльем поросло...
Глава 9
У резидентов не бывает отпусков.
И отгулов.
И пенсий.
И бюллетеней.
У резидентов есть работа. Одна только работа... И еще консервация. Которая заменяет собой отпуска, отгулы, пенсии и бюллетени.
Которая заменяет жизнь.
Когда говорят, консервация — это не значит, что резидентов будут закатывать в банки. Когда их закатывают в банки, это называется по-другому, называется — зачисткой. Или списанием подчистую. Или окончательным решением...
Консервация — это когда резидентов временно отстраняют от всех дел, выводя из игры до особого приказа. Как бандероль до востребования.
И тогда наступает свобода.
Или ее иллюзия.
Тогда резидент готовит основные и резервные каналы связи, «почтовые ящики», тайники и пароли, которые передает своему куратору, и после чего оседает где-нибудь в средней полосе России в небольшом, но и не в маленьком, чтоб проще было затеряться, городе. Где с удовольствием под водочку или без оной рассказывает желающим о своей трудной человеческой судьбе. Хотя на самом деле рассказывает хорошо придуманную и продуманную легенду, расцвеченную мазками жизненных деталей, почерпнутых из собственной биографии и рассказов случайных попутчиков. Этакий в стиле соцреализма роман во многих частях — детство, отрочество, юность, зрелость, служба, учеба, женитьба... Только в отличие от романистов запутаться в сюжетных линиях, именах и датах резидент не может, а должен выучить их назубок и складно рассказывать, хоть ночью его битой по затылку разбуди, хоть под пытками...
— Родился я недоношенным, мать-то моя инженером на станции работала по электрификации да под праздник сдуру мешок с картошкой в погребе подняла, а отец в ту пору по командировкам мотался, вот я с натуги и выскочил ране времени... И ведь самый чуток не помер! Ей-ей... Акушерка сказала — не жилец он!.. Так теперь я часто думаю — может, лучше бы помер я, так меня жизнь после через коленку ломала!..
Такая вот горькая судьбинушка!..
Которую резидент не просто рассказывает, а под которую обзаводится надежными документами — да не паспортом одним и трудовой книжкой, а всякими разными справками и выписками из ЖЭКов, письмами любимых и армейских дружков и альбомом семейных фотографий. Покойных родственников. Потому что почти всегда он избирает роль воспитывавшегося в детдоме круглого сироты или бездетного вдовца, и притом единственного сына погибших в автокатастрофе родителей. Это чтобы исключить вопросы о близких и просьбы съездить к ним в гости.
— Один я остался на свете одинешенек, как перст!..
А одному жить не сахар...
Отчего выведенный в резерв резидент обзаводится семьей. Что упрощает натурализацию, позволяя легче вжиться в роль и общество. Находит себе какую-нибудь простую русскую одинокую, с такой же, как у него, трудной судьбой, женщину, недолго ухаживает за ней, предлагает руку, сердце и зарплату и переезжает к ней со своим невеликим скарбом.
И тут же устраивается на работу по «специальности», которую сам себе выбрал и нарисовал в трудовой книжке — ну там токарь или пекарь. И, вливаясь в трудовой коллектив, работает ни шатко ни валко — в передовики не лезет, но и от других не отстает, держась крепким середнячком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51