— А вы не могли бы передать вашу статью по телефону из «Пти-Лидо»? — снова осведомился Бушрон.
...Конечно мог. Я мог позвонить по телефону. Но мне хотелось довести эксперимент до конца. Или меня действительно не подозревают и оставляют мне свободу передвижения (в том числе на машине), или...
— Вы прибыли сюда прямо из редакции? — продолжал неутомимый Бушрон.
— Да, я уже говорил вам об этом. Я ушел из редакции ровно в четверть второго. В тринадцать пятнадцать.
— Вы посмотрели на свои часы?
— Да, я посмотрел на свои часы,— сказал я, взяв всю ответственность на себя. Допустим, это привычка спортсмена. Впрочем, часы есть и в гараже, где я брал машину. Они показывали четверть второго. По меньшей мере четыре человека видели, как я уезжал...
— А сейчас вы никого не встретили у зятя Жеральдины Ле-тандар?
— Я уже говорил вам об этом. Нет ничего легче, чем пойти и проверить все самому.
— Можете ли вы объяснить, почему, оставив машину на углу моста Капитула, вы пошли домой по Аллее Юзель?
— Так мне захотелось. Я очень люблю ходить пешком.
— Но вы же должны были спешить, чтобы успеть написать статью?
Я пожал плечами и ничего не ответил. Прокурор искоса смотрел на меня, пощипывая свои маленькие усики. В его глазах промелькнула жалость; да, прокурора, казалось, глубоко опечалило то, что у него на глазах порядочный по всей видимости человек все глубже впутывался в темную историю. Почему бы мне и в самом деле не пойти по Мосту Капитула? Я и сам прекрасно понимал, что, априори, ничто не мешало мне быстренько вернуться домой после визита к зятю Жеральдины Летандар и убить свою квартирную хозяйку. И если я не пошел по мосту Капитула, то может именно потому, чтобы полицейские, которые еще сидели в «Пти-Лидо», не увидели меня и не смогли измерить время между моим появлением и той минутой, когда я вернулся сообщить об убийстве вдовы Шарло. А если я убил вдову Шарло, то почему бы мне заодно не задушить и Жеральдину Летандар? Реально подобное подозрение вряд ли могло выдержать серьезное расследование, и я был уверен, что скоро меня признают непричастным к этому делу.
Одно было ясно: вопрос о том, почему я шел домой окольным путем, представлял для полицейских маленькую тайну, препятствие, о которое спотыкалось их желание выяснить все до конца. Инспектор Бушрон не мог не отметить, что в этом месте я отказывался что-либо объяснить (да и разве удовлетворило бы его мое объяснение?). Я же сердился при мысли о том, что время идет и скоро сюда нагрянет ватага журналистов, которые увидят меня в роли подозреваемого. Так и есть. Кто-то уже поднимался по лестнице. Хотя на сей раз, кажется, пронесло. Это был всего лишь медицинский эксперт, за которым не пришлось посылать дальше комиссариата Кретея, откуда он еще звонил в Париж по поводу первого преступления.
— Я вижу, мне придется остаться тут на пансионе,— заявил он.— Если так будет продолжаться... Короче, снова та же история. Есть еще люди, последовательные в своих замыслах.
Я сам задал вопрос, интересовавший меня в данный момент больше всего:
— Когда наступила смерть, доктор?
Эксперт проверил, в порядке ли его запонки. Чтобы приступить к делу, ему пришлось засучить рукава.
— Приблизительно три часа тому назад,— промолвил он спокойно.—Это должно было случиться приблизительно в час дня. Даже немного раньше.
Едва не расцеловав медика (несмотря на его бороду и немного коробившее меня бесстрастие), я повернулся к прокурору.
— Наверное, ничто более не препятствует моему возвращению в редакцию, господин прокурор.
— Ну что вы, извольте!
Чтобы быть откровенным до конца, я должен признать, что прокурор казался не менее довольным, чем я сам. Однако попрощался я довольно сдержанно.
— До скорого свидания! — бросил мне инспектор Бушрон.
В обсыпанном сигарным пеплом жилете Комб победно вышагивал по бюро общей информации.
— Ну? Что я вам говорил, Бодэ! Это же прекрасно! Его собственная хозяйка! Его допрашивали полчаса! Как вам такой заголовок: «Я — обвиняемый»... Нет, это слишком; а может: «Меня подозревают в убийстве двух женщин»? Ну, в общем подумайте сами... И непременно покажите мне вашу статью, как только закончите, мой дорогой Норрей. А вы, Бодэ, как только получите фотографии, пришлите их мне, договорились?
— Хорошо, месье. Но вы же знаете, нам следует быть очень осторожными во всем, что касается фото. Ничего особо драматичного.
Комб пожал плечами:
— И это называется свободой! Да в конце концов... И вдруг его осенила новая идея:
— А скажите-ка, Норрей, нет ли там женщины? Нет, я имею в виду не жертвы... Ну, не знаю, ей-Богу, родственницы, соседки, которую можно было бы сфотографировать, красивой девушки, если можно? Нас не смогут обвинить в том, что мы смакуем всякие ужасы, а с вашим заголовком это бедет чудесно. Итак, Бодэ, позвоните Морелли: пусть он разведает, еще есть время до утреннего выпуска. Мой дорогой Норрей, немедленно принимайтесь за дело. Бодэ, напомните мне об этой статье в конце месяца. Норрей, конечно, получит вознаграждение...
Комб вышел, рассыпая вокруг сигарный пепел. Я был огорчен, разгневан, восхищен. Каким образом это чудовище, этот гений самого отупляющего газетного вранья интуитивно почувствовал существование Лидии? Я уже видел ее фото под заголовком: «Меня подозревают в убийстве двух женщин» или какой-нибудь другой глупости. «Ваш заголовок», сказал Комб! Меня, правда, немного успокаивала мысль о том, что фотограф Морелли, оставшийся на театре боевых действий, никог-
да не получит от Лидии согласия фотографироваться, даже если ему взбредет в голову к ней обратиться. И все же на душе было гадко.
Несмотря ни на что, я собирался поработать за своим столом в спортивном бюро. Благодаря тому, что по редакции уже пошли гулять слухи о моем вторжении в царство происшествий, мне пришлось снести несколько шуток, правда, не злых и не обидных. Коллеги быстро оставили меня в покое и взялись за свои дела. В шесть часов сорок пять минут я подал статью директору, который сразу же обратил внимание на подпись:
— Вы берете псевдоним?
— Да, месье, из-за спортивной рубрики, где я ставлю свое имя.
— Это ваше личное дело.
Я писал сдержанно, не пытаясь драматизировать изложение событий. Может, Комбу не понравится такая простота. Тем хуже.
— Прекрасно,— сказал он, прочитав статью.— Факты говорят сами за себя, это производит тревожное впечатление. Именно то, что нужно. Скажите Бодэ, чтобы сразу же отправил статью в набор. Передадите продолжение по телефону, как только сможете.
— Продолжение?..
— Конечно, продолжение. Вы же не думаете, что дело на этом и закончится?
Признаюсь, это меня поразило.
— Не хотите ли вы сказать, что отыщется еще один труп? — спросил я.
— Пока нет,— ответил Комб, насыпая немного «Кашу» просто себе в ладонь (он думал преодолеть таким образом последствия пагубной сигары).— Но, по моему мнению (он проглотил «Кашу»), за этим дело не станет. Ваш убийца, конечно, садист, а такие типы работают серийно.
— Садист, не теряющий головы,— заметил я.— Он начал с того, что прихватил у своей первой жертвы десять миллионов.
— Это ничего не значит. Во всяком случае не я один такого мнения. Только что звонил Морелли: в ваших краях все готовятся к осаде, царит ужас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47