Гитлер рассчитывал на неожиданный эффект, произведенный появлением целой дивизии, падающей с неба. Расчет был правилен. Французское командование никогда еще не стояло перед подобным явлением и в таких размерах.
Но план Гитлера устрашил в первую очередь германских генералов.
«Пришлось, – говорит Иодль, – в несколько приемов укреплять доверие участников». «Один за другим, – рассказывает Геринг, – генералы, вплоть до начальников дивизий, приходили ко мне и просили моего ходатайства перед фюрером об отмене этого плана. Они предсказывали катастрофу, считая французскую армию очень сильной, а генерала Гамелена очень искусным. Я не разделял этого взгляда. Я находил французскую армию чрезвычайно слабой».
Генералы были особенно устрашены быстротой передвижения, предписанной им при переходе равнины северной Франции. Идея пустить танковые дивизии вперед полной скоростью, без поддержки пехотой и артиллерией, казалась им безумной. Странная вещь: подобно своим французским противникам, они не извлекли уроков из Польской кампании, которую сами же выиграли. Их опасения привели к тем же заключениям, что и самонадеянность французского Генерального Штаба. «То, что удалось на востоке, – думали они, – не может повториться на Западе». Им уже представлялось, что они отрезаны от тыла, окружены и погибают.
Несмотря на все неблагоприятные прецеденты, Главный Штаб армии осмелился подать фюреру меморандум. Он просил, по крайней мере, остановку для наступающей армии после перехода ею Мааса, чтобы дать время пехоте присоединиться. Гитлер отверг меморандум.
Он был нетерпелив и нервничал. Он хотел начать наступление, как только армия закончит свои передвижения, чтобы завершить войну еще до Рождества. Великолепная сеть германских автострад позволяла переброску войск с Вислы на Рейн в невероятно короткое время. В начале ноября наступление на Францию должно было начаться, 5 ноября Гитлер подписал приказ, назначающий наступление на 12 ноября.
Этот приказ, так же как и те, о которых будет речь впереди, находится в архивах Нюрнберга. Весь механизм передачи приказа был, согласно требованию Гитлера, настолько гибким, что давал возможность верховному командованию отменять данный приказ и изменять его за несколько часов до вступления в силу.
Дело в том, что для проведения операции наступления Гитлеру нужна была, по крайней мере, неделя хорошей погоды.
«Ежедневно в полдень, – рассказывает Кайтель, – заведующий метеорологическими станциями являлся в кабинет фюрера для доклада. Гитлер принимал решение в зависимости от приносимых ему предсказаний».
Осенью 1939 г. была исключительно дождливой. 7 ноября потоки воды заливали Западную Европу. Приказ от 5 числа был изменен и наступление назначено на три дня раньше, на 9 ноября.
На следующий день предсказания были еще хуже. Приказ был снова отменен.
Наступление назначалось последовательно на 13, 16, 20, 27 и 29 ноября. Наступил декабрь, но погода не улучшалась. Приказы следуют далее: 4, 6, 12, 27 декабря, с примечаниями Иодля и Кайтеля: «Войскам оставаться в убежищах».
Метеорологи торжествовали над стратегией. До сих пор ничто не противилось проектам Гитлера. Теперь впервые он встретил противника: небо. И небо побеждало.
Эта осень 1939 г., казавшаяся нам такой спокойной, была полна нависшей неотвратимой угрозой, которую только дурная погода временно отвращала.
Однако, время это не было потеряно для Германии. Военные заводы спешно пополняли недостающее вооружение. Новые рекруты обучались. Новые дивизии создавались с такой быстротой, что французская разведка была совершенно сбита с толку.
Гитлер кипел от нетерпения и ярости. Он становился опасным даже для своего окружения. Ученый метеоролог входил в его кабинет на цыпочках, чувствуя себя виновным за поведение неба.
Наконец, 9 января, он появился с сияющим лицом: погода улучшалась.
Зима наступила сразу, морозная и суровая. Но холод не был врагом Гитлера. Наоборот: он разогнал туманы, сковал реки и укрепил мягкую землю. Сверх того, он запрятал французскую армию в ее хорошо натопленные зимние квартиры.
11 января ОКВ выпустило следующий приказ за подписью маршала Кайтеля:
«Фюрер и Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами, после совещания с главнокомандующими авиации и армии и с начальником Главного Штаба, отдал 10 января следующий приказ:
«День – А и час – Z.
«День А – среда 17 января 1940 г.
«Час Z – 15 минут после восхода солнца в Аахене, т. е. 8.16 утра.
«Пароль – „Рейн“ или „Эльба“ – будет дан, в зависимости от атмосферных условий, не позднее дня А. 1, в 23 часа».
Пароль «Рейн» означал наступление. Пароль «Эльба» означал отсрочку.
Итак Гитлер решил начать общее наступление на западном фронте 17 января 1940 г., в середине зимы. Мороз ликвидировал невыгоды дождя и грязи, но оставалась еще невыгода коротких дней. Самолеты «Штука» и танки, очевидно, не могли дать в эти дни того, на что они были способны в ясные утра и долгие вечера мая месяца. Но, с другой стороны, кто мог предсказать последствия нападения на армию, расположенную на зимних квартирах и бегства гражданского населения по обледеневшим дорогам?
Простой случай избавил Францию от этого испытания.
12 января германский разведывательный самолет произвел в Бельгии вынужденную посадку. На нем летел офицер, имевший при себе секретные документы и карты, на которых были нанесены будущие движения 6-ой армии и операции 7-й дивизии – воздушного десанта над Гентом. Слишком уверенный в своих моторах, Главный Штаб совершил безумную неосторожность, доверив случайностям полета над нейтральной страной документы, раскрывавшие все его замыслы.
Гнев Гитлера был неописуем. «Это была, – говорит Кайтель, – самая страшная гроза, какую я когда либо видел». С пеной у рта фюрер колотил кулаками по стенам, изрыгал ужасные проклятия бездарному и предательскому Главному Штабу. Надвинулась тень смертной казни.
Потом он собрал генералов и анализировал ситуацию.
«Мы не знали, – говорит Геринг, – имели ли летчики время уничтожить документы и карты. То есть мы не знали, известны ли бельгийцам, а следовательно и французам планы нашего наступления. Благоразумие требовало предполагать наихудшую версию и допустить, что планы стали известны. В этом случае два решения были возможны: наступать немедленно, раньше, чем неприятель успеет принять контрмеры, или отложить наступление с тем, чтобы переделать ту часть плана, которая могла попасть в руки неприятеля».
Поставленный в необходимость выбирать между риском и благоразумием, Гитлер колебался.
Он призвал снова своего ученого метеоролога и спросил его, может ли он ему гарантировать неделю хорошей погоды.
Этот бедняга, подавленный ответственностью, которая на него возлагалась, глотал слюну. «Мой фюрер, – сказал он, наконец, заикаясь, – в это время года я не могу Вам гарантировать абсолютную уверенность».
Этот ответ разрешил проблему.
«Господа, – сказал Гитлер, – мы подождем весны».
* * *
Добавим следующее:
Летчики, упавшие в Бельгии, не уничтожили документов. Они были захвачены бельгийцами, которые их отослали во французский штаб.
Штаб заподозрил ловушку.
Планы германского нападения, свалившиеся с неба, показались подозрительными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Но план Гитлера устрашил в первую очередь германских генералов.
«Пришлось, – говорит Иодль, – в несколько приемов укреплять доверие участников». «Один за другим, – рассказывает Геринг, – генералы, вплоть до начальников дивизий, приходили ко мне и просили моего ходатайства перед фюрером об отмене этого плана. Они предсказывали катастрофу, считая французскую армию очень сильной, а генерала Гамелена очень искусным. Я не разделял этого взгляда. Я находил французскую армию чрезвычайно слабой».
Генералы были особенно устрашены быстротой передвижения, предписанной им при переходе равнины северной Франции. Идея пустить танковые дивизии вперед полной скоростью, без поддержки пехотой и артиллерией, казалась им безумной. Странная вещь: подобно своим французским противникам, они не извлекли уроков из Польской кампании, которую сами же выиграли. Их опасения привели к тем же заключениям, что и самонадеянность французского Генерального Штаба. «То, что удалось на востоке, – думали они, – не может повториться на Западе». Им уже представлялось, что они отрезаны от тыла, окружены и погибают.
Несмотря на все неблагоприятные прецеденты, Главный Штаб армии осмелился подать фюреру меморандум. Он просил, по крайней мере, остановку для наступающей армии после перехода ею Мааса, чтобы дать время пехоте присоединиться. Гитлер отверг меморандум.
Он был нетерпелив и нервничал. Он хотел начать наступление, как только армия закончит свои передвижения, чтобы завершить войну еще до Рождества. Великолепная сеть германских автострад позволяла переброску войск с Вислы на Рейн в невероятно короткое время. В начале ноября наступление на Францию должно было начаться, 5 ноября Гитлер подписал приказ, назначающий наступление на 12 ноября.
Этот приказ, так же как и те, о которых будет речь впереди, находится в архивах Нюрнберга. Весь механизм передачи приказа был, согласно требованию Гитлера, настолько гибким, что давал возможность верховному командованию отменять данный приказ и изменять его за несколько часов до вступления в силу.
Дело в том, что для проведения операции наступления Гитлеру нужна была, по крайней мере, неделя хорошей погоды.
«Ежедневно в полдень, – рассказывает Кайтель, – заведующий метеорологическими станциями являлся в кабинет фюрера для доклада. Гитлер принимал решение в зависимости от приносимых ему предсказаний».
Осенью 1939 г. была исключительно дождливой. 7 ноября потоки воды заливали Западную Европу. Приказ от 5 числа был изменен и наступление назначено на три дня раньше, на 9 ноября.
На следующий день предсказания были еще хуже. Приказ был снова отменен.
Наступление назначалось последовательно на 13, 16, 20, 27 и 29 ноября. Наступил декабрь, но погода не улучшалась. Приказы следуют далее: 4, 6, 12, 27 декабря, с примечаниями Иодля и Кайтеля: «Войскам оставаться в убежищах».
Метеорологи торжествовали над стратегией. До сих пор ничто не противилось проектам Гитлера. Теперь впервые он встретил противника: небо. И небо побеждало.
Эта осень 1939 г., казавшаяся нам такой спокойной, была полна нависшей неотвратимой угрозой, которую только дурная погода временно отвращала.
Однако, время это не было потеряно для Германии. Военные заводы спешно пополняли недостающее вооружение. Новые рекруты обучались. Новые дивизии создавались с такой быстротой, что французская разведка была совершенно сбита с толку.
Гитлер кипел от нетерпения и ярости. Он становился опасным даже для своего окружения. Ученый метеоролог входил в его кабинет на цыпочках, чувствуя себя виновным за поведение неба.
Наконец, 9 января, он появился с сияющим лицом: погода улучшалась.
Зима наступила сразу, морозная и суровая. Но холод не был врагом Гитлера. Наоборот: он разогнал туманы, сковал реки и укрепил мягкую землю. Сверх того, он запрятал французскую армию в ее хорошо натопленные зимние квартиры.
11 января ОКВ выпустило следующий приказ за подписью маршала Кайтеля:
«Фюрер и Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами, после совещания с главнокомандующими авиации и армии и с начальником Главного Штаба, отдал 10 января следующий приказ:
«День – А и час – Z.
«День А – среда 17 января 1940 г.
«Час Z – 15 минут после восхода солнца в Аахене, т. е. 8.16 утра.
«Пароль – „Рейн“ или „Эльба“ – будет дан, в зависимости от атмосферных условий, не позднее дня А. 1, в 23 часа».
Пароль «Рейн» означал наступление. Пароль «Эльба» означал отсрочку.
Итак Гитлер решил начать общее наступление на западном фронте 17 января 1940 г., в середине зимы. Мороз ликвидировал невыгоды дождя и грязи, но оставалась еще невыгода коротких дней. Самолеты «Штука» и танки, очевидно, не могли дать в эти дни того, на что они были способны в ясные утра и долгие вечера мая месяца. Но, с другой стороны, кто мог предсказать последствия нападения на армию, расположенную на зимних квартирах и бегства гражданского населения по обледеневшим дорогам?
Простой случай избавил Францию от этого испытания.
12 января германский разведывательный самолет произвел в Бельгии вынужденную посадку. На нем летел офицер, имевший при себе секретные документы и карты, на которых были нанесены будущие движения 6-ой армии и операции 7-й дивизии – воздушного десанта над Гентом. Слишком уверенный в своих моторах, Главный Штаб совершил безумную неосторожность, доверив случайностям полета над нейтральной страной документы, раскрывавшие все его замыслы.
Гнев Гитлера был неописуем. «Это была, – говорит Кайтель, – самая страшная гроза, какую я когда либо видел». С пеной у рта фюрер колотил кулаками по стенам, изрыгал ужасные проклятия бездарному и предательскому Главному Штабу. Надвинулась тень смертной казни.
Потом он собрал генералов и анализировал ситуацию.
«Мы не знали, – говорит Геринг, – имели ли летчики время уничтожить документы и карты. То есть мы не знали, известны ли бельгийцам, а следовательно и французам планы нашего наступления. Благоразумие требовало предполагать наихудшую версию и допустить, что планы стали известны. В этом случае два решения были возможны: наступать немедленно, раньше, чем неприятель успеет принять контрмеры, или отложить наступление с тем, чтобы переделать ту часть плана, которая могла попасть в руки неприятеля».
Поставленный в необходимость выбирать между риском и благоразумием, Гитлер колебался.
Он призвал снова своего ученого метеоролога и спросил его, может ли он ему гарантировать неделю хорошей погоды.
Этот бедняга, подавленный ответственностью, которая на него возлагалась, глотал слюну. «Мой фюрер, – сказал он, наконец, заикаясь, – в это время года я не могу Вам гарантировать абсолютную уверенность».
Этот ответ разрешил проблему.
«Господа, – сказал Гитлер, – мы подождем весны».
* * *
Добавим следующее:
Летчики, упавшие в Бельгии, не уничтожили документов. Они были захвачены бельгийцами, которые их отослали во французский штаб.
Штаб заподозрил ловушку.
Планы германского нападения, свалившиеся с неба, показались подозрительными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58