В разгул войны с её голодом, мором, расстрелами и всеобщей ломкой, кооперация и то, что ею называлось, охватывало страну, расчленённую и гиблую, неуничтожимой жизнеспособной сетью. Фронты фронтами, а союзы кооператоров, связанные не только с красными и с белыми, но и с заграницей, обеспечивали движение товаров, и там, где ежедневно разрушались великие ценности, ежечасно росли доходы.
Гость наведался в посёлок, привлечённый возможностями, какие сулило кустарное производство котелков, зажигалок, пуговиц, проволоки и других изделий из меди. Он возбудил у руководства Баймака завистливое любопытство своими брюками: белыми в серую, с крапинкой, клеточку. Нестарый человек, собранный и общительный, с начёсанными на лысину чёрными волосами поведал Лабинцову, деликатно приглушая голос, что слышал о нём превосходные отзывы и хотел бы засвидетельствовать готовность к сотрудничеству. Инженер ответил радушным приглашением.
В доме гость, прежде всего, восхитился дочерьми хозяина и с улыбкой обратился к бонне: они, несомненно, очень способные и некапризные девочки. Молодая женщина подтвердила это, глядя на него с приятной живостью, как если бы он сказал ей удачный комплимент.
Девочки пошли развлечь бабушку, которая пока так и не оправилась после пережитых мытарств, и ей был прописан постельный режим. Приглашённая к столу бонна появилась со слегка подкрашенными глазами.
Кооператор, завязывая с инженером деловой разговор, стал рассказывать, какой товар на чёрном рынке “рвут с руками”.
— Ну, сахарин в таблетках, понятно — нарасхват. Иголки, нитки, обувные подмётки... А ещё на что, вы бы думали, огромный спрос? Не догадаетесь. На замочки к кошелькам!
Это показалось, в самом деле, странным.
— Чтобы теперь — кошельки и непременно с замочком... — выговорил гость насмешливо и задумчиво. — Забирают-то их, на замочки не глядя: была бы пухлость.
Вернулись к кустарным промыслам в посёлке, и кооператор предупредил:
— Без связей с губвластью товара не вывезти. От вас я прямо в Оренбург.
Лабинцов понурился и заметил вскользь:
— Разоряют взятками?
— Ваши слова — не мои! — гость холодно рассмеялся. Затем как бы ушёл в отвлечённые рассуждения: — Общество, где не будет собственности, должны строить люди практические. И наши марксисты, чуть что до капитальца — замечательно скрупулёзные практики. Знают и толк, и вкус.
— Обогащаются? — мрачно сказал Лабинцов. — А как же быть с идейностью?
Гость, остановивший на нём взгляд, очевидно, не так понял:
— С идейными — что?.. Был, знаете, в Оренбурге кооператив: выздоравливающие раненые создали, для прокормления. И отказываются... смазывать... наотрез! Приходят от них в ЧК: оградите! по идее-принципу взяток не даём! “Взяток? — их спрашивают. — А кто требует? Посидите — выясним”. — Рассказчик принял мину добродушно-досадливого осуждения: — Выясняли недолго... Провели в дворик внутренний — и к Богу.
— Прошу прощения, — начал Семён Кириллович каким-то странно-увещевательным тоном, — но я не верю, что просто так и расстреляли. Наверняка кооператив оказался не без греха, открылось что-то дурнопахнущее...
Гость тотчас заявил: он совершенно так же считает! — и стал хвалить чекистов за решительные меры против мешочников.
Ночевал он у Лабинцовых, а наутро поспешил в Совет: после полудня уезжал. Перед хозяевами предстала бонна — в вуальке, по-дорожному одетая — стянула с руки перчатку и, комкая её, попросила расчёт.
— Это необходимо! Я еду вместе... с Лукьяном Ильичом, — назвала она имя кооператора.
Происшествие соответствовало пестроте и изменчивости обстановки, когда ретиво теснили впечатления и одно сбивалось другим.
Вскоре, было перед ужином, от прислуги, выходившей к огороднику за редиской, женщины обстоятельной и толковой, стало известно: в посёлке — комиссары.
— Снова, значит, за золотом! Сейчас они у предрика на дому.
Семён Кириллович занимался с дочерьми математикой: услышав через неплотно прикрытую дверь, вышел из детской. В коридоре уже стоял хорунжий, который выразительно посмотрел на зятя, как бы говоря: “Памятливые люди, а?” Тот отвёл глаза, словно замыкаясь на чём-то сложном, понятном лишь ему.
Он ждал — вот-вот позовут в заводоуправление... Сели ужинать, и было видно — Семён Кириллович не замечает, что ест: овсянку ли, селёдку, оладьи... Лицо трогала неопределённая, какая-то бессознательная улыбка, он переставал жевать, уголки рта приподнимались, точно человека тянуло зевнуть. Варвара Тихоновна, которой сегодня полегчало и она вышла в столовую, взглянула на него раз-другой и не сдержала дрожь руки — разлила чай с молоком.
Ночь подползала к окнам с ленцой; зажгли висячую лампу. Мужчины направились было в кабинет хозяина, но тут донеслось: в калитку входят люди.
48
Лабинцов щёлкнул пальцами, будто вспомнив, что нужная ему вещь находится в гостиной, и прошёл туда; тесть последовал за ним.
Опередив прислугу, которая хотела доложить, в комнате оказалась группа людей. Трое, с винтовками на ремне, в одинаковых солдатских шароварах из бязи, были, очевидно, рядовыми красноармейцами. В других фигурах хорунжий признал начальство.
Мужчина, в чьём выражении сквозила некоторая манерность, взял руку Лабинцова и, пожимая её обеими руками, глядя ему в глаза с какой-то заискивающей пытливостью, сказал:
— Принимайте по неотложному заданию...
Прокл Петрович подумал, что это — не кто иной, как тот самый предрика, чьё присутствие неизменно отмечало рассказы зятя. Зять между тем сказал проворному мужчине “здравствуйте” и повторил остальным.
— По заданию, говорите? Чьему? — спрашивал он пришельца без видимой приязни.
— Товарищи выполняют, — тот обернулся к двоим подошедшим.
Первый походил на сельского ухаря в недавнем прошлом, его легко было представить с баяном. Поношенное лицо, крупные губы напоминали как о поцелуях, так и о полной стопке, но сейчас человек хранил в облике холодную уравновешенность, за чем угадывались уважение и охота к службе. На нём хорошо сидел китель со споротыми погонами, линяло-зелёный, — вне сомнений, с чужого плеча. Второй комиссар, в пиджачной паре с выпущенным воротом рубахи, выглядел моложе; карман пиджака оттопыривал револьвер. Человек этот вошёл в комнату с застывшей высокомерно-язвительной полуулыбкой, будто непоколебимо зная, что ему встретятся лишь подвохи, лишь бесполезные попытки обмануть его.
Старший встал перед инженером:
— Предъявите всё золото, какое в доме.
Лабинцов чуть наклонил вперёд голову:
— То есть?
Комиссар молчал в пристально-враждебном ожидании, и Лабинцов, озабоченно достав из кармана носовой платок, обмахнул лицо стеснённо-округлым движением:
— Украшения жены? кольца? У меня — хронометр позолоченный...
Один из красноармейцев заговорил от двери:
— Ничего вашего не возьмут, Семён Кириллыч! Но пусть увидят, что у вас нет другого.
— Другого?! — воскликнул инженер, обратив гневное изумление на комиссара; затем повернулся к предрика: — Меня подозревают в... в присвоении?..
Чекист, что помоложе, окликнул сбоку:
— Добровольно не сдадите — вам же хуже!
— Да что за дичь! — Лабинцов взглядывал на одного-второго, третьего, говоря с суетливо-повышенной интонацией: будь он “то, с чем его путают”, так “с самого начала поступал бы иначе”, он “мог вообще не открывать рабочим о золоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Гость наведался в посёлок, привлечённый возможностями, какие сулило кустарное производство котелков, зажигалок, пуговиц, проволоки и других изделий из меди. Он возбудил у руководства Баймака завистливое любопытство своими брюками: белыми в серую, с крапинкой, клеточку. Нестарый человек, собранный и общительный, с начёсанными на лысину чёрными волосами поведал Лабинцову, деликатно приглушая голос, что слышал о нём превосходные отзывы и хотел бы засвидетельствовать готовность к сотрудничеству. Инженер ответил радушным приглашением.
В доме гость, прежде всего, восхитился дочерьми хозяина и с улыбкой обратился к бонне: они, несомненно, очень способные и некапризные девочки. Молодая женщина подтвердила это, глядя на него с приятной живостью, как если бы он сказал ей удачный комплимент.
Девочки пошли развлечь бабушку, которая пока так и не оправилась после пережитых мытарств, и ей был прописан постельный режим. Приглашённая к столу бонна появилась со слегка подкрашенными глазами.
Кооператор, завязывая с инженером деловой разговор, стал рассказывать, какой товар на чёрном рынке “рвут с руками”.
— Ну, сахарин в таблетках, понятно — нарасхват. Иголки, нитки, обувные подмётки... А ещё на что, вы бы думали, огромный спрос? Не догадаетесь. На замочки к кошелькам!
Это показалось, в самом деле, странным.
— Чтобы теперь — кошельки и непременно с замочком... — выговорил гость насмешливо и задумчиво. — Забирают-то их, на замочки не глядя: была бы пухлость.
Вернулись к кустарным промыслам в посёлке, и кооператор предупредил:
— Без связей с губвластью товара не вывезти. От вас я прямо в Оренбург.
Лабинцов понурился и заметил вскользь:
— Разоряют взятками?
— Ваши слова — не мои! — гость холодно рассмеялся. Затем как бы ушёл в отвлечённые рассуждения: — Общество, где не будет собственности, должны строить люди практические. И наши марксисты, чуть что до капитальца — замечательно скрупулёзные практики. Знают и толк, и вкус.
— Обогащаются? — мрачно сказал Лабинцов. — А как же быть с идейностью?
Гость, остановивший на нём взгляд, очевидно, не так понял:
— С идейными — что?.. Был, знаете, в Оренбурге кооператив: выздоравливающие раненые создали, для прокормления. И отказываются... смазывать... наотрез! Приходят от них в ЧК: оградите! по идее-принципу взяток не даём! “Взяток? — их спрашивают. — А кто требует? Посидите — выясним”. — Рассказчик принял мину добродушно-досадливого осуждения: — Выясняли недолго... Провели в дворик внутренний — и к Богу.
— Прошу прощения, — начал Семён Кириллович каким-то странно-увещевательным тоном, — но я не верю, что просто так и расстреляли. Наверняка кооператив оказался не без греха, открылось что-то дурнопахнущее...
Гость тотчас заявил: он совершенно так же считает! — и стал хвалить чекистов за решительные меры против мешочников.
Ночевал он у Лабинцовых, а наутро поспешил в Совет: после полудня уезжал. Перед хозяевами предстала бонна — в вуальке, по-дорожному одетая — стянула с руки перчатку и, комкая её, попросила расчёт.
— Это необходимо! Я еду вместе... с Лукьяном Ильичом, — назвала она имя кооператора.
Происшествие соответствовало пестроте и изменчивости обстановки, когда ретиво теснили впечатления и одно сбивалось другим.
Вскоре, было перед ужином, от прислуги, выходившей к огороднику за редиской, женщины обстоятельной и толковой, стало известно: в посёлке — комиссары.
— Снова, значит, за золотом! Сейчас они у предрика на дому.
Семён Кириллович занимался с дочерьми математикой: услышав через неплотно прикрытую дверь, вышел из детской. В коридоре уже стоял хорунжий, который выразительно посмотрел на зятя, как бы говоря: “Памятливые люди, а?” Тот отвёл глаза, словно замыкаясь на чём-то сложном, понятном лишь ему.
Он ждал — вот-вот позовут в заводоуправление... Сели ужинать, и было видно — Семён Кириллович не замечает, что ест: овсянку ли, селёдку, оладьи... Лицо трогала неопределённая, какая-то бессознательная улыбка, он переставал жевать, уголки рта приподнимались, точно человека тянуло зевнуть. Варвара Тихоновна, которой сегодня полегчало и она вышла в столовую, взглянула на него раз-другой и не сдержала дрожь руки — разлила чай с молоком.
Ночь подползала к окнам с ленцой; зажгли висячую лампу. Мужчины направились было в кабинет хозяина, но тут донеслось: в калитку входят люди.
48
Лабинцов щёлкнул пальцами, будто вспомнив, что нужная ему вещь находится в гостиной, и прошёл туда; тесть последовал за ним.
Опередив прислугу, которая хотела доложить, в комнате оказалась группа людей. Трое, с винтовками на ремне, в одинаковых солдатских шароварах из бязи, были, очевидно, рядовыми красноармейцами. В других фигурах хорунжий признал начальство.
Мужчина, в чьём выражении сквозила некоторая манерность, взял руку Лабинцова и, пожимая её обеими руками, глядя ему в глаза с какой-то заискивающей пытливостью, сказал:
— Принимайте по неотложному заданию...
Прокл Петрович подумал, что это — не кто иной, как тот самый предрика, чьё присутствие неизменно отмечало рассказы зятя. Зять между тем сказал проворному мужчине “здравствуйте” и повторил остальным.
— По заданию, говорите? Чьему? — спрашивал он пришельца без видимой приязни.
— Товарищи выполняют, — тот обернулся к двоим подошедшим.
Первый походил на сельского ухаря в недавнем прошлом, его легко было представить с баяном. Поношенное лицо, крупные губы напоминали как о поцелуях, так и о полной стопке, но сейчас человек хранил в облике холодную уравновешенность, за чем угадывались уважение и охота к службе. На нём хорошо сидел китель со споротыми погонами, линяло-зелёный, — вне сомнений, с чужого плеча. Второй комиссар, в пиджачной паре с выпущенным воротом рубахи, выглядел моложе; карман пиджака оттопыривал револьвер. Человек этот вошёл в комнату с застывшей высокомерно-язвительной полуулыбкой, будто непоколебимо зная, что ему встретятся лишь подвохи, лишь бесполезные попытки обмануть его.
Старший встал перед инженером:
— Предъявите всё золото, какое в доме.
Лабинцов чуть наклонил вперёд голову:
— То есть?
Комиссар молчал в пристально-враждебном ожидании, и Лабинцов, озабоченно достав из кармана носовой платок, обмахнул лицо стеснённо-округлым движением:
— Украшения жены? кольца? У меня — хронометр позолоченный...
Один из красноармейцев заговорил от двери:
— Ничего вашего не возьмут, Семён Кириллыч! Но пусть увидят, что у вас нет другого.
— Другого?! — воскликнул инженер, обратив гневное изумление на комиссара; затем повернулся к предрика: — Меня подозревают в... в присвоении?..
Чекист, что помоложе, окликнул сбоку:
— Добровольно не сдадите — вам же хуже!
— Да что за дичь! — Лабинцов взглядывал на одного-второго, третьего, говоря с суетливо-повышенной интонацией: будь он “то, с чем его путают”, так “с самого начала поступал бы иначе”, он “мог вообще не открывать рабочим о золоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107