Огненные шнуры прошили вражеский самолет, и из него выскочил длинный язык пламени. Такое явление я уже видел, когда сбивал «юнкере», поэтому уверенно скомандовал:
— Отваливай! Сбил!
Но «юнкере» и «як» скрылись в облаке.
С минуту все в ожидании молчим, не спуская глаз с темной тучи, уже подошедшей к аэродрому. Звуки моторов тоже заглохли. В черном облаке появилось бледно-розовое мерцающее пятно. Оно быстро расширялось и, как заря при восходе, наливалось и пламенело. Потом, словно не выдержав внутреннего накала, лопнуло, и из него вывалились куски огня. Эти куски огня начали рваться, рассыпаясь на разноцветные шарики. Какое-то время небо гудело разрывами и сияло огнями гигантского фейерверка. Очевидно, транспортник вез бочки с бензином, ящики сигнальных ракет и снаряды.
Когда погасло небо и прекратился гул, мы еще долго молчали, прислушиваясь, не воскреснет ли где знакомая мелодия «яка». После фейерверка ночь сгустилась и установилась тишина. На мои запросы небо не отвечало. Командир взял у меня микрофон и сам долго вызывал Хохлова. Небо молчало. Василяка устало положил микрофон я взял ракетницу.
Тишина. Ее нарушил подошедший Марков. Он доложил, что сбил Ю-52. «Юякерса» уничтожил и его напарник Рудько. В этот момент затрещал динамик, и оттуда послышался отдаленный голос Хохлова:
— Дайте ракеты, а то аэродром не вижу.
Предрассветное небо снова встретило нас гулом вражеских самолетов. Теперь они летели уже обратным курсом, на Львов. Как только восток начал наливаться румянцем, над аэродромом установилась тишина. Ее взбудоражил, одиночный «як». Это прилетел полковник Герасимов. Привлекая наше внимание, он сделал круг над нами и, снизившись до земли, плавно приподнял нос истребителя. Раздался необычный, резкий, оглушительный артиллерийский залп, второй, третий. Из самолета вырвались, вихри огня, выскочили несколько огненных шаров с хвостами, как у метеоров, и скрылись в глубине неба.
От незнакомого грохота и огня дрожь пробежала по телу, но тут же я понял — полковник прилетел на «яке» с новой пушкой и знакомил нас с ее мощным голосом, чтобы мы могли отличить его от вражеского. Эту пушку только что начали устанавливать на «яках».
Комдив подрулил к КП. Летчики и техники окружили истребитель. Я залез в кабину. Приборы, рычаги в ней все те же, что и на наших самолетах. Только вместо 20-миллиметровой пушки стоит 37-миллиметровая. Ее ствол, как оглобля, торчит в носовой части машины.
— Можно попробовать? — спросил я Герасимова, показывая на кнопку управления стрельбой.
— Давай! — И Николай Семенович подал команду: — От самолета! — И пояснил: — Он при стрельбе на земле как необъезженный конь: брыкается и может лягнуть.
Я нажал кнопку. Всполохи пламени сверкнули передо мной. Грохот ударил в уши. Самолет от сильной отдачи на метр отпрянул назад. Ого! Действительно, брыкается. А где же шары? Наверное, проглядел. И я снова дал залп. Цепочка хвостатых разноцветных шаров вспорола синеву и где-то далеко-далеко разорвалась. «Значит, снаряды, чтобы не падать на землю, в воздухе самоликвидируются», — понял я, разглядывая в небе рябинки от разрывов.
— Пора вам с Хохловым вылетать на охоту, — напомнил мне Василяка.
— Есть! — ответил я и взглянул на комдива: — Можно на вашем?
Он махнул рукой:
— Давай!
После вчерашнего побоища, которое полк устроил «юнкерсам», вряд ли они днем полетят через нас. Пуганый хищник по старой тропе не ходит. И мы подались на юг.
Взошло солнце. Километрах в десяти от аэродрома наткнулись на «юнкерса». От неожиданности он так шарахнулся от нас, что невольно подставил свое серое, ничем не защищенное гофрированное пузо под мой прицел. Какой удачный момент!
Вражеский самолет залит солнцем. Крутом свет. Небо, земля — все сияет красками ясного утра. И фашистские кресты на крыльях не чернеют, а растворяются в солнце и сияют. Мирно блестит и сама беззащитная «черепаха». Стрелять?
Память воскресила кусочек из детства. Мне тогда было тринадцать. Дядя подарил одноствольное шомпольное ружье с боеприпасами. Я научился стрелять и ходил на охоту. И раз, придя из леса с ружьем, увидел на завалинке своей избы кошку. Она, пригревшись на солнце, спала, подвернув под себя лапки. Ни о чем не думая, я взвел курок, прицелился и выстрелил. Кошка, не шелохнувшись, упала на землю. И тут только до меня дошло, что я наделал.
Эта кошка каждую ночь, пригревшись у моей шеи, спала на одной подушке со мной. Я часто слушал ее ласковое мурлыканье… И так убить… Сейчас она встала перед глазами — и у меня дрогнула рука. Нужно попытаться посадить «юнкере». К тому же он сам от страха взял курс на наш аэродром.
Призывно помахивая крыльями, мы с двух сторон охватили самолет и сблизились с ним. Вижу летчиков и приказываю, чтобы они садились. Иначе… Я даю предупредительную очередь из пулемета. Попробуйте не подчиниться!
Через стеклянную кабину «юнкерса» мне хорошо видны их поднятые руки: «Сдаемся!» Турельные пулеметы отвернулись от вас. Благоразумно, они ведь понимают — сопротивление бесполезно. Мы с Хохловым уравниваем свои скорости с пленником и еще плотнее подходим к нему.
Несколько секунд летим строем. В толстом фюзеляже «юнкерса» множество окон. Из них мирно глядят люди. Это раненые. Транспортные самолеты вывозят их из окруженной каменец-подольской группировки. Значит, порядок — враг идет прямо на аэродром. Я осматриваю прозрачное небо: нет ли в нем какой опасности, — и снова поворачиваю голову на «юнкере». В этот момент из его окон блеснул огонь. Не один десяток автоматов и турельные пулеметы транспортника хлестнули по мне. Хлестнули в упор. В кабине раздался треск. Оскольки разбитого стекла осыпали лицо. Ужаленный врагом, я отскочил.
Небо научило меня ничему не удивляться. Сейчас же я не только удивился, но и вскипел от вероломства врага. Я протянул руку помощи погибающему, и на тебе — подлость! Таких выродков исправит только могила.
Вражеская громадина в прицеле. Теперь черные кресты на ее крыльях уже не сияют мирно. От бурлящей ненависти к ним я позабыл, что у меня новая пушка. Со злобой и силой надавливаю пальцем на кнопку управления оружием. Истребитель вздрогнул. Блеснул взрыв. И тут только я вспомнил про новое оружие и, опасаясь столкнуться с взорвавшимся «юикерсом», круто ухожу от него. И все же по мне хлестнули мелкие ошметки. К счастью, они только поцарапали крылья «яка».
Мы снова поспешили на юг, в надежде встретить еще такую «птаху». Как говорится, на ловца и зверь бежит. Еще двое. Летят, плотно прижавшись друг к другу. Теперь уже в упор не подхожу. Беру в прицел левого. Нажимаю на кнопку оружия. Большое резко-яркое пламя плеснулось перед глазами. Сквозь него я увидел, как нос вражеского самолета вместе с мотором вырвало взрывом, , отскочили крылья. Здорово! Ну как не восхищаться новой пушкой!
Вслед за обломками первых двух рухнул на землю и третий.
Когда мы возвращались к себе, конечно, уже не думали встретить четвертый «юнкере». Однако встретили. Это был двухмоторный разведчик. Навестил он нас не ради праздного любопытства.
Разведчик на большой скорости, обогнув аэродром с востока, уходил на запад и прямо наскочил на меня. Встретить его лбом своего «яка» я не собирался и с удовольствием уступил ему дорогу, чтобы расправиться с ним с лучшей позиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Отваливай! Сбил!
Но «юнкере» и «як» скрылись в облаке.
С минуту все в ожидании молчим, не спуская глаз с темной тучи, уже подошедшей к аэродрому. Звуки моторов тоже заглохли. В черном облаке появилось бледно-розовое мерцающее пятно. Оно быстро расширялось и, как заря при восходе, наливалось и пламенело. Потом, словно не выдержав внутреннего накала, лопнуло, и из него вывалились куски огня. Эти куски огня начали рваться, рассыпаясь на разноцветные шарики. Какое-то время небо гудело разрывами и сияло огнями гигантского фейерверка. Очевидно, транспортник вез бочки с бензином, ящики сигнальных ракет и снаряды.
Когда погасло небо и прекратился гул, мы еще долго молчали, прислушиваясь, не воскреснет ли где знакомая мелодия «яка». После фейерверка ночь сгустилась и установилась тишина. На мои запросы небо не отвечало. Командир взял у меня микрофон и сам долго вызывал Хохлова. Небо молчало. Василяка устало положил микрофон я взял ракетницу.
Тишина. Ее нарушил подошедший Марков. Он доложил, что сбил Ю-52. «Юякерса» уничтожил и его напарник Рудько. В этот момент затрещал динамик, и оттуда послышался отдаленный голос Хохлова:
— Дайте ракеты, а то аэродром не вижу.
Предрассветное небо снова встретило нас гулом вражеских самолетов. Теперь они летели уже обратным курсом, на Львов. Как только восток начал наливаться румянцем, над аэродромом установилась тишина. Ее взбудоражил, одиночный «як». Это прилетел полковник Герасимов. Привлекая наше внимание, он сделал круг над нами и, снизившись до земли, плавно приподнял нос истребителя. Раздался необычный, резкий, оглушительный артиллерийский залп, второй, третий. Из самолета вырвались, вихри огня, выскочили несколько огненных шаров с хвостами, как у метеоров, и скрылись в глубине неба.
От незнакомого грохота и огня дрожь пробежала по телу, но тут же я понял — полковник прилетел на «яке» с новой пушкой и знакомил нас с ее мощным голосом, чтобы мы могли отличить его от вражеского. Эту пушку только что начали устанавливать на «яках».
Комдив подрулил к КП. Летчики и техники окружили истребитель. Я залез в кабину. Приборы, рычаги в ней все те же, что и на наших самолетах. Только вместо 20-миллиметровой пушки стоит 37-миллиметровая. Ее ствол, как оглобля, торчит в носовой части машины.
— Можно попробовать? — спросил я Герасимова, показывая на кнопку управления стрельбой.
— Давай! — И Николай Семенович подал команду: — От самолета! — И пояснил: — Он при стрельбе на земле как необъезженный конь: брыкается и может лягнуть.
Я нажал кнопку. Всполохи пламени сверкнули передо мной. Грохот ударил в уши. Самолет от сильной отдачи на метр отпрянул назад. Ого! Действительно, брыкается. А где же шары? Наверное, проглядел. И я снова дал залп. Цепочка хвостатых разноцветных шаров вспорола синеву и где-то далеко-далеко разорвалась. «Значит, снаряды, чтобы не падать на землю, в воздухе самоликвидируются», — понял я, разглядывая в небе рябинки от разрывов.
— Пора вам с Хохловым вылетать на охоту, — напомнил мне Василяка.
— Есть! — ответил я и взглянул на комдива: — Можно на вашем?
Он махнул рукой:
— Давай!
После вчерашнего побоища, которое полк устроил «юнкерсам», вряд ли они днем полетят через нас. Пуганый хищник по старой тропе не ходит. И мы подались на юг.
Взошло солнце. Километрах в десяти от аэродрома наткнулись на «юнкерса». От неожиданности он так шарахнулся от нас, что невольно подставил свое серое, ничем не защищенное гофрированное пузо под мой прицел. Какой удачный момент!
Вражеский самолет залит солнцем. Крутом свет. Небо, земля — все сияет красками ясного утра. И фашистские кресты на крыльях не чернеют, а растворяются в солнце и сияют. Мирно блестит и сама беззащитная «черепаха». Стрелять?
Память воскресила кусочек из детства. Мне тогда было тринадцать. Дядя подарил одноствольное шомпольное ружье с боеприпасами. Я научился стрелять и ходил на охоту. И раз, придя из леса с ружьем, увидел на завалинке своей избы кошку. Она, пригревшись на солнце, спала, подвернув под себя лапки. Ни о чем не думая, я взвел курок, прицелился и выстрелил. Кошка, не шелохнувшись, упала на землю. И тут только до меня дошло, что я наделал.
Эта кошка каждую ночь, пригревшись у моей шеи, спала на одной подушке со мной. Я часто слушал ее ласковое мурлыканье… И так убить… Сейчас она встала перед глазами — и у меня дрогнула рука. Нужно попытаться посадить «юнкере». К тому же он сам от страха взял курс на наш аэродром.
Призывно помахивая крыльями, мы с двух сторон охватили самолет и сблизились с ним. Вижу летчиков и приказываю, чтобы они садились. Иначе… Я даю предупредительную очередь из пулемета. Попробуйте не подчиниться!
Через стеклянную кабину «юнкерса» мне хорошо видны их поднятые руки: «Сдаемся!» Турельные пулеметы отвернулись от вас. Благоразумно, они ведь понимают — сопротивление бесполезно. Мы с Хохловым уравниваем свои скорости с пленником и еще плотнее подходим к нему.
Несколько секунд летим строем. В толстом фюзеляже «юнкерса» множество окон. Из них мирно глядят люди. Это раненые. Транспортные самолеты вывозят их из окруженной каменец-подольской группировки. Значит, порядок — враг идет прямо на аэродром. Я осматриваю прозрачное небо: нет ли в нем какой опасности, — и снова поворачиваю голову на «юнкере». В этот момент из его окон блеснул огонь. Не один десяток автоматов и турельные пулеметы транспортника хлестнули по мне. Хлестнули в упор. В кабине раздался треск. Оскольки разбитого стекла осыпали лицо. Ужаленный врагом, я отскочил.
Небо научило меня ничему не удивляться. Сейчас же я не только удивился, но и вскипел от вероломства врага. Я протянул руку помощи погибающему, и на тебе — подлость! Таких выродков исправит только могила.
Вражеская громадина в прицеле. Теперь черные кресты на ее крыльях уже не сияют мирно. От бурлящей ненависти к ним я позабыл, что у меня новая пушка. Со злобой и силой надавливаю пальцем на кнопку управления оружием. Истребитель вздрогнул. Блеснул взрыв. И тут только я вспомнил про новое оружие и, опасаясь столкнуться с взорвавшимся «юикерсом», круто ухожу от него. И все же по мне хлестнули мелкие ошметки. К счастью, они только поцарапали крылья «яка».
Мы снова поспешили на юг, в надежде встретить еще такую «птаху». Как говорится, на ловца и зверь бежит. Еще двое. Летят, плотно прижавшись друг к другу. Теперь уже в упор не подхожу. Беру в прицел левого. Нажимаю на кнопку оружия. Большое резко-яркое пламя плеснулось перед глазами. Сквозь него я увидел, как нос вражеского самолета вместе с мотором вырвало взрывом, , отскочили крылья. Здорово! Ну как не восхищаться новой пушкой!
Вслед за обломками первых двух рухнул на землю и третий.
Когда мы возвращались к себе, конечно, уже не думали встретить четвертый «юнкере». Однако встретили. Это был двухмоторный разведчик. Навестил он нас не ради праздного любопытства.
Разведчик на большой скорости, обогнув аэродром с востока, уходил на запад и прямо наскочил на меня. Встретить его лбом своего «яка» я не собирался и с удовольствием уступил ему дорогу, чтобы расправиться с ним с лучшей позиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96