– А что, если… – нерешительно молвила Элиза, – что, если духи так и не оставят ее, месье?
– О! Что вы хотите этим сказать? – Рауль вытаращил на нее глаза.
– Ну.., я говорю, что будет, если вдруг духи так и не отвяжутся от нее? – повторила служанка.
– Вот уж не думал, что вы верите в духов, Элиза. А я и не верю. – В голосе Элизы зазвучали непреклонные нотки. – Какой дурак в них поверит! И все-таки…
– Так-так.
– Мне трудно объяснить вам это, месье. Понимаете, я.., мне всегда казалось, что эти медиумы, как они себя величают, – просто хитрые прохиндеи, которые надувают несчастных, лишившихся своих близких. Но госпожа совсем не такая. Госпожа хорошая. Она честная и… – Элиза понизила голос, в ее речи зазвучали нотки благоговейного трепета: – Ведь все получается. Никакого обмана. Все выходит, и именно этого я боюсь. Потому что, я уверена, месье, все это не к добру. Это противно природе и всемилостивейшему Господу нашему. И кому-то придется за это расплачиваться.
Рауль поднялся со стула, подошел к служанке и потрепал ее по плечу.
– Успокойтесь, милая Элиза, – с улыбкой сказал он. – У меня есть для вас добрая весть: сегодня – последний сеанс. С завтрашнего дня их больше не будет.
– Выходит, один сеанс назначен на сегодня? – В вопросе пожилой женщины сквозила подозрительность.
– Последний, Элиза, последний.
– Госпожа не готова, ей нездоровится… – Элиза сокрушенно покачала головой.
Договорить ей не удалось: распахнулась дверь, и вошла высокая, красивая женщина. Она была изящна и грациозна, а ее лицо напоминало лик мадонны Боттичелли. Рауль прямо-таки засиял от радости, и Элиза тихонько вышла, оставив их одних.
– Симонэ! – Он взял ее длинные белые руки в свои и принялся целовать их.
Женщина нежно произнесла его имя:
– Рауль, милый!
Он вновь осыпал поцелуями ее руки, потом пытливо вгляделся в лицо хозяйки.
– Как ты бледна, Симонэ! Элиза говорила мне, что ты прилегла. Уж не захворала ли ты, любовь моя?
– Нет.., не захворала. – Она замялась.
Рауль подвел ее к кушетке и усадил рядом с собой.
– Тогда в чем дело?
Девушка-медиум тускло улыбнулась.
– Ты будешь думать, что все это глупости, – пробормотала она.
– Я? Буду думать, что это глупости? Никогда!
Симонэ высвободила руки, замерла и минуту-другую молча смотрела на ковер. Потом глухой скороговоркой проговорила:
– Я боюсь, Рауль.
Он молча ждал продолжения, но девушка безмолвствовала. Тогда он ободряюще сказал:
– Ну, и чего же ты боишься?
– Просто боюсь… Боюсь, и все.
Он изумленно взглянул на нее, и девушка поспешила ответить на этот его взгляд:
– Да, это вздор, не так ли? Но я чувствую себя именно так. Боюсь, просто боюсь. Не знаю, в чем тут причина, но меня ни на миг не оставляет мысль, что со мной должно случиться нечто ужасное.
Взор ее был устремлен вперед, в пространство. Рауль мягко обнял ее.
– Нельзя поддаваться смятению, милая, – сказал он. – Я знаю, в чем тут дело, Симонэ. Это все напряжение, нервное напряжение, в котором живет медиум. Все, что тебе нужно, – это отдых, отдых и покой.
– Да, Рауль, ты прав. – Она благодарно взглянула на него. – Все, что мне нужно, – это отдых и покой.
Она закрыла глаза и мягко откинулась назад, в его объятия.
– И счастье, – шепнул Рауль ей на ухо.
Он крепче обнял Симонэ; та глубоко вздохнула, не открывая глаз.
– Да, – пробормотала она, – да… Когда ты обнимаешь меня, я испытываю ощущение безопасности, забываю про эту ужасную жизнь медиума. Ты многое знаешь, Рауль, но даже тебе невдомек, каково это!
Он почувствовал, как напряглось ее тело. Глаза Симонэ вновь раскрылись, и их взгляд опять устремился в пространство.
– Человек сидит в темной комнате и чего-то ждет. А тьма пугает, Рауль, потому что это тьма пустоты, небытия. И человек нарочно отдается ей, чтобы затеряться в ее глубинах. Он ничего не знает, ничего не чувствует, но потом в конце концов мало-помалу наступает пробуждение ото сна, медленное, мучительное возвращение. И оно так изнурительно, так изматывающе!
– Я знаю, – промямлил Рауль, – я знаю.
– Так изнурительно… – шепотом повторила Симонэ, и тело ее в изнеможении обмякло.
– Но ты великолепна, Симонэ. – Он взял ее за руки, стараясь ободрить и заразить своим воодушевлением. – Ты неповторима. Величайший медиум, какого только видел свет.
Она слабо улыбнулась и покачала головой.
– Да уж поверь! – стоял на своем Рауль. Он вытащил из кармана два письма. – Видишь, это от профессора Роше и от доктора Женера из Нанси. Оба умоляют тебя не отказывать им и в дальнейших услугах, хотя бы иногда.
– Нет! – вскричала Симонэ, вдруг резко поднимаясь на ноги. – Я не смогу, не смогу! С этим должно быть покончено, ты мне обещал, Рауль!
Молодой человек в изумлении смотрел на Симонэ. Та повернулась к нему и дрожала, словно загнанный зверек. Он встал и взял ее за руку.
– Да, конечно, – сказал он, – с этим будет покончено, ясное дело. Я упомянул об этих двух письмах единственно потому, что горжусь тобой, Симонэ.
Она метнула не него косой настороженный взгляд.
– А не потому, что когда-нибудь снова захочешь заставить меня работать?
– Нет, что ты! – горячо заверил ее Рауль. – Разве что тебе самой захочется помочь старым друзьям.
– Нет, никогда. – Голос ее зазвучал взволнованно. – Это небезопасно. Поверь мне, я чувствую. Опасность очень большая.
Она сжала ладонями виски, постояла немного, потом подошла к окну.
– Обещай, что мне больше никогда не придется заниматься этим, – попросила она чуть более спокойным тоном.
Рауль подошел и обнял ее за плечи.
– Милая, – с нежностью проговорил он, – даю слово, что начиная с завтрашнего дня ты больше никогда не будешь этим заниматься.
Он почувствовал, как она вдруг вздрогнула.
– Сегодня… – прошептала Симонэ. – Да, я совсем забыла про мадам Икс.
– Она может прийти с минуты на минуту. – Рауль взглянул на часы. – Но, быть может, Симонэ… Если тебе нездоровится…
Симонэ почти не слушала его, думая о своем.
– Она странная женщина, Рауль, очень странная. В ее присутствии я испытываю какое-то отвращение и едва ли не ужас.
– Симонэ! – Голос его звучал укоризненно, и девушка сразу же почувствовала это.
– Да, Рауль, я знаю: ты – истый француз, и мать для тебя – святыня. Бесчеловечно с моей стороны испытывать такие чувства к женщине, потерявшей родное дитя и так убивающейся по умершей малютке. Но… я не могу этого объяснить.., она.., она такая огромная и черная… А ее руки? Ты обращал внимание на ее руки, Рауль? Громадные, сильные ручищи, сильные, как у мужчины. О!
Она поежилась и закрыла глаза. Рауль снял руку с ее плеча и заговорил почти холодно:
– Я и впрямь не понимаю тебя, Симонэ. Ведь ты – женщина и наверняка испытываешь сочувствие к другой женщине матери, лишившейся единственного ребенка.
– О, тебе этого не понять, друг мой! – Симонэ раздраженно взмахнула рукой. – Тут невозможно ничем помочь. В тот миг, когда я впервые увидела ее, я почувствовала… страх! – Девушка резким движением простерла руку. – Ты помнишь, как долго я не соглашалась проводить с ней сеансы. Она принесет мне несчастье, я предчувствую это.
Рауль пожал плечами.
– Между тем на деле, как оказалось, она принесла тебе нечто совершенно противоположное, – сухо заметил он. – Все сеансы проходили с несомненным успехом. Дух маленькой Амелии начал повиноваться тебе с первого же раза, а материализация была просто поразительной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50