Каждое из моих ощущений было затронуто по-разному; временами казалось, что шум моря был сродни этому грандиозному сиянию, а волны испускали свет вместо солнца, каждая настолько мощно и настойчиво, что эти впечатления смешивались между собой. Забавно, что я не видел купающихся в окрестностях своего маленького дома в течение этого и последующего дней, хотя к извилистому побережью примыкал широкий пляж, даже более приятный, нежели у деревни, где поверхность была испещрена человеческими фигурами. Я предположил, что этот факт имел место вследствие удаленности дома, а также из-за того, что ниже деревни никогда не было других домов. Почему это место оставалось незастроенным, я не мог понять; ведь множество жилищ было разбросано на северном побережье, обратив свои бессмысленные глаза в сторону моря.
Я плавал до самого вечера, а позже в качестве отдыха прогулялся к деревне. Тьма скрыла от меня море, когда я добрался до поселка, и я обнаружил в тусклых огнях улиц признаки жизни, которые совершенно не соответствовали окутанному пеленой великому пространству, лежащему столь близко. Здесь были накрашенные женщины, сверкающие мишурой побрякушек, и унылые мужчины, давно утратившие энергию юности - скопище глупых марионеток, облепивших край океанской бездны; неспособные и нежелающие увидеть то, что находится над ними и около них, в неизмеримой грандиозности звезд и бесчисленных лигах ночного океана. Повернув назад к своему дому, я побрел вдоль темного моря, посылая лучи своего фонарика в безмолвную непроницаемую пустоту. Луны не было, и свет фонаря образовывал плотную полосу поперек стены беспокойного прилива. Я ощущал неописуемые эмоции, порождаемые шумом воды и восприятием своей малости, когда направлял тонкий луч на этот необъятный мир, который был лишь черной границей земной бездны. Эта ночная бездна, по которой во тьме плыли невидимые мною одинокие корабли, шумела подобно далекой злобной толпе.
По пути от деревни к своей расположенной на вершине холма резиденции я никого не встретил и по-прежнему сохранял ощущение того, что общаюсь лишь с духом одинокого моря. Я подумал, что он персонифицировался в некую форму, которая была непонятна мне, но которая незаметно продвигалась рядом со мной вне пределов моих чувств. Она была сродни тем актерам, что ожидают позади затененной сцены в готовности к тому, чтобы предстать перед нашими глазами, говорить и действовать под огнями рампы. Наконец, я отбросил это наваждение и достал ключ, чтобы открыть свой дом, чьи голые стены, как ни странно, внушали чувство защищенности.
Мой коттедж был совершенно независим от деревни, словно он отправился странствовать по побережью и уже не мог вернуться; здесь, по возвращении после ужина, вечерами я был свободен от каких-либо раздражающих шумов. Я лишь на короткое время появлялся на улицах Эллстона, когда порой ходил туда с целью прогулки. Там было великое множество антикварных магазинов и театров, чей фальшивый лоск столь характерен для курортных поселков. Но я их никогда не посещал. Рестораны были единственным, что представляло для меня пользу. В целом поселок поражал обилием никчемных вещей, в поисках которых сюда приезжали люди.
Наступила череда солнечных дней. Я рано вставал и созерцал серое небо, чье постепенное покраснение обещало восход - пророчество, становившееся реальностью на моих глазах. Зори были прохладными, и их цвета выглядели бледными в сравнении с однообразным дневным излучением, когда каждый час был равен раскаленному добела полудню. Яркий свет, который обращал на себя внимание в первый день, делал каждый последующий день желтой страницей в книге времени. Я заметил, что большинство людей на пляже было недовольно столь необычно палящим солнцем. После серых месяцев тяжелого труда летаргия, вызванная проживанием в районе, где царили простые вещи - ветер, свет и вода - оказала мгновенное воздействие на меня, и пока я был намерен продолжать этот целебный процесс, проводя все время на улице под солнечными лучами. В конце концов, это привело меня в состояние безмятежности и смирения и придавало чувство безопасности мрачными ночами. Подобно тому, как тьма похожа на смерть, так же и свет подобен жизни. Сквозь наследие миллионов лет, когда люди были ближе к матери-морю, и когда существа, от которых мы произошли, вяло шевелились в мелких пронизанных солнечными лучами водах, до нас дошла способность все еще видеть первичные вещи в те моменты, когда мы устали. Мы сами погружаемся в их умиротворяющее лоно, подобно тем ранним предкам млекопитающих, что еще не отважились выйти на покрытую илом сушу.
Монотонность прибоя внушала покой, и я не находил иного занятия, кроме как вслушиваться в мириады океанских шумов. Морские воды непрестанно менялись - цвета и оттенки проходили один за другим, подобно неуловимым выражениям на хорошо знакомом лице, которые воспринимаются нами лишь посредством едва различимых ощущений. Когда море неспокойно и вспоминает старые корабли, что проплывали над его бездной, в наших сердцах неслышно наступает желание увидеть пустынный горизонт. Но когда воспоминания моря прерываются, мы также лишаемся этого желания. Хотя мы знаем море всю жизнь, в нем всегда царит чужеродный дух, словно нечто, слишком огромное, чтобы иметь форму, скрывается во вселенной, дверью к которой служит океан. Утреннее море, чье мерцание отражается в тумане бело-голубых облаков и бриллиантовой пены, привлекает внимание того, кто размышляет о странных вещах. Его запутанные кружева, сквозь которые проносятся тысячи ярко окрашенных рыб, пронизаны атмосферой какого-то великого покоя, который восходит из древних незапамятных глубин и распространяется по суше.
В течение многих дней я наслаждался жизнью и радовался тому, что выбрал одинокий домик, разместившийся, подобно маленькому зверю, среди округлых песчаных холмов. Среди приятных бесцельных развлечений, коими изобиловала такая жизнь, я имел обыкновение следовать за краем прилива (где волны оставляли влажные беспорядочные следы, окаймленные быстро исчезающей пеной) на большие расстояния. Иногда в выбрасываемом морем мусоре я обнаруживал интересные обломки ракушек. На изогнутом внутрь побережье, над которым располагалось мое скромное жилище, попадалось поразительное множество всяких предметов. Я пришел к заключению, что сюда направлены течения, идущие от берега в районе деревни. Во всяком случае, мои карманы - если у меня таковые имелись - обычно были набиты кучей мусора, большую часть которого я выбрасывал через пару часов после того, как подбирал, и недоумевал, зачем я вообще поднял это. Однако однажды я нашел маленькую кость, чье происхождение не смог определить. Она явно не имела отношения к рыбам. Я сохранил эту кость наряду с большим металлическим украшением, на который были нанесен крохотный рисунок весьма причудливого вида. Последний изображал похожее на рыбу существо на фоне морских водорослей, заменяющих традиционные флористические или геометрические орнаменты. Рисунок на украшении бы все еще хорошо различим, хотя изрядно стерся в течение многих лет скитаний по морской поверхности. Я никогда не видел ничего подобного и решил, что на рисунке представлен какая-то модная штука, ныне позабытая, - наследие былых времен в Эллстоне, где такие безделушки были обычны.
1 2 3 4 5 6 7 8
Я плавал до самого вечера, а позже в качестве отдыха прогулялся к деревне. Тьма скрыла от меня море, когда я добрался до поселка, и я обнаружил в тусклых огнях улиц признаки жизни, которые совершенно не соответствовали окутанному пеленой великому пространству, лежащему столь близко. Здесь были накрашенные женщины, сверкающие мишурой побрякушек, и унылые мужчины, давно утратившие энергию юности - скопище глупых марионеток, облепивших край океанской бездны; неспособные и нежелающие увидеть то, что находится над ними и около них, в неизмеримой грандиозности звезд и бесчисленных лигах ночного океана. Повернув назад к своему дому, я побрел вдоль темного моря, посылая лучи своего фонарика в безмолвную непроницаемую пустоту. Луны не было, и свет фонаря образовывал плотную полосу поперек стены беспокойного прилива. Я ощущал неописуемые эмоции, порождаемые шумом воды и восприятием своей малости, когда направлял тонкий луч на этот необъятный мир, который был лишь черной границей земной бездны. Эта ночная бездна, по которой во тьме плыли невидимые мною одинокие корабли, шумела подобно далекой злобной толпе.
По пути от деревни к своей расположенной на вершине холма резиденции я никого не встретил и по-прежнему сохранял ощущение того, что общаюсь лишь с духом одинокого моря. Я подумал, что он персонифицировался в некую форму, которая была непонятна мне, но которая незаметно продвигалась рядом со мной вне пределов моих чувств. Она была сродни тем актерам, что ожидают позади затененной сцены в готовности к тому, чтобы предстать перед нашими глазами, говорить и действовать под огнями рампы. Наконец, я отбросил это наваждение и достал ключ, чтобы открыть свой дом, чьи голые стены, как ни странно, внушали чувство защищенности.
Мой коттедж был совершенно независим от деревни, словно он отправился странствовать по побережью и уже не мог вернуться; здесь, по возвращении после ужина, вечерами я был свободен от каких-либо раздражающих шумов. Я лишь на короткое время появлялся на улицах Эллстона, когда порой ходил туда с целью прогулки. Там было великое множество антикварных магазинов и театров, чей фальшивый лоск столь характерен для курортных поселков. Но я их никогда не посещал. Рестораны были единственным, что представляло для меня пользу. В целом поселок поражал обилием никчемных вещей, в поисках которых сюда приезжали люди.
Наступила череда солнечных дней. Я рано вставал и созерцал серое небо, чье постепенное покраснение обещало восход - пророчество, становившееся реальностью на моих глазах. Зори были прохладными, и их цвета выглядели бледными в сравнении с однообразным дневным излучением, когда каждый час был равен раскаленному добела полудню. Яркий свет, который обращал на себя внимание в первый день, делал каждый последующий день желтой страницей в книге времени. Я заметил, что большинство людей на пляже было недовольно столь необычно палящим солнцем. После серых месяцев тяжелого труда летаргия, вызванная проживанием в районе, где царили простые вещи - ветер, свет и вода - оказала мгновенное воздействие на меня, и пока я был намерен продолжать этот целебный процесс, проводя все время на улице под солнечными лучами. В конце концов, это привело меня в состояние безмятежности и смирения и придавало чувство безопасности мрачными ночами. Подобно тому, как тьма похожа на смерть, так же и свет подобен жизни. Сквозь наследие миллионов лет, когда люди были ближе к матери-морю, и когда существа, от которых мы произошли, вяло шевелились в мелких пронизанных солнечными лучами водах, до нас дошла способность все еще видеть первичные вещи в те моменты, когда мы устали. Мы сами погружаемся в их умиротворяющее лоно, подобно тем ранним предкам млекопитающих, что еще не отважились выйти на покрытую илом сушу.
Монотонность прибоя внушала покой, и я не находил иного занятия, кроме как вслушиваться в мириады океанских шумов. Морские воды непрестанно менялись - цвета и оттенки проходили один за другим, подобно неуловимым выражениям на хорошо знакомом лице, которые воспринимаются нами лишь посредством едва различимых ощущений. Когда море неспокойно и вспоминает старые корабли, что проплывали над его бездной, в наших сердцах неслышно наступает желание увидеть пустынный горизонт. Но когда воспоминания моря прерываются, мы также лишаемся этого желания. Хотя мы знаем море всю жизнь, в нем всегда царит чужеродный дух, словно нечто, слишком огромное, чтобы иметь форму, скрывается во вселенной, дверью к которой служит океан. Утреннее море, чье мерцание отражается в тумане бело-голубых облаков и бриллиантовой пены, привлекает внимание того, кто размышляет о странных вещах. Его запутанные кружева, сквозь которые проносятся тысячи ярко окрашенных рыб, пронизаны атмосферой какого-то великого покоя, который восходит из древних незапамятных глубин и распространяется по суше.
В течение многих дней я наслаждался жизнью и радовался тому, что выбрал одинокий домик, разместившийся, подобно маленькому зверю, среди округлых песчаных холмов. Среди приятных бесцельных развлечений, коими изобиловала такая жизнь, я имел обыкновение следовать за краем прилива (где волны оставляли влажные беспорядочные следы, окаймленные быстро исчезающей пеной) на большие расстояния. Иногда в выбрасываемом морем мусоре я обнаруживал интересные обломки ракушек. На изогнутом внутрь побережье, над которым располагалось мое скромное жилище, попадалось поразительное множество всяких предметов. Я пришел к заключению, что сюда направлены течения, идущие от берега в районе деревни. Во всяком случае, мои карманы - если у меня таковые имелись - обычно были набиты кучей мусора, большую часть которого я выбрасывал через пару часов после того, как подбирал, и недоумевал, зачем я вообще поднял это. Однако однажды я нашел маленькую кость, чье происхождение не смог определить. Она явно не имела отношения к рыбам. Я сохранил эту кость наряду с большим металлическим украшением, на который были нанесен крохотный рисунок весьма причудливого вида. Последний изображал похожее на рыбу существо на фоне морских водорослей, заменяющих традиционные флористические или геометрические орнаменты. Рисунок на украшении бы все еще хорошо различим, хотя изрядно стерся в течение многих лет скитаний по морской поверхности. Я никогда не видел ничего подобного и решил, что на рисунке представлен какая-то модная штука, ныне позабытая, - наследие былых времен в Эллстоне, где такие безделушки были обычны.
1 2 3 4 5 6 7 8