Спрашивается: как ей использовать эти важные факты из биологии противника против него? Нельзя ли тут что-нибудь придумать? Приходят же другим прекрасные идеи, остроумные решения, удивительные выходы из тупика. Почему ей ничего не удается? Смешно требовать от себя невозможного, но как много бы она отдала за удачную мысль или хотя бы за добрый совет!
Исследовательница потеряла покой, она много размышляла, хуже работала и страшно бранила себя: «Так мне и надо, я слишком легкомысленно ко всему подхожу, решаю с налета, без должной оценки и критики».
Она отказывалась находить для себя оправдание, гнала мысль о недавних удачах и сурово осуждала себя: «Все успехи сплошь и рядом были случайны или вымучены страшным трудом… Ни проникновенности, ни остроумия нет у меня…»
Ничто не могло рассеять ее тяжелого чувства: ни внимание сотрудников, ни сочувствие друзей из поселка.
– Полина Андреевна, – пытались ее утешить соседки, – приходите к нам вечером москитов ловить. У нас их видимо-невидимо. Можно будет и на чердак сходить…
– Что там у вас! – ревниво останавливала ее другая. – Посмотрели бы у меня, их не счесть, не перечесть, ну чисто москитное нашествие…
Она обещает зайти к одной и другой, обязательно побывает у обеих.
– Полина Андреевна, – приносят ей школьники радостную весть, – мы в пещере за городом, куда пастухи загоняют овец, москитов нашли…
– Это дикие, – горячо утверждает один. – Они в норах обитают.
Москиты дикой природы всегда были дороги ей. Она за ними исходила всю Среднюю Азию, облазила норы хищных зверей. В другой раз Петрищева, не задумываясь, поспешила бы туда, но теперь ей не до того, даже весть о самих москитах безразлична.
Сомнения и тревоги грозили всему, что было создано столькими трудами. Надо было что-нибудь предпринять, и Петрищева занялась… изучением долголетия москита. Планы экспедиции потерпели крушение, ей не удалось ничего сделать, она хотя бы решит, как велик век папатачи на земле.
Точно опыт мог иметь серьезные последствия, исследовательница обставляет его вниманием и любовью. Все в нем продумано до конца. В обширный двор, снабженный всем необходимым для жизни москита – плодами для самцов, мышами для самок и органическим веществом для личинок, – она выпускает несколько тысяч окрашенных москитов. Они недавно лишь вылупились в лаборатории, и дни их жизни аккуратно учтены. Ничто насекомых не стесняет, они живут беззаботно в естественной среде. Один раз в неделю во дворе вешаются контрольные липучки. Сборы с них подтверждают, что питомцы не ушли из-под гостеприимного крова и что естественный конец их еще не наступил… С шестой недели улов стал снижаться, живых москитов становилось все меньше) а на десятой был пойман последний.
– Век москита, – заключила Петрищева, – колеблется от сорока до семидесяти дней.
Она видела рождение и смерть поколения, весь цикл развития прошел в естественной среде у нее на глазах. Переносчик оказался домоседом, отшельником, с миром, ограниченным стенами двора и даже пределами сарая. Тесная отчизна, что и говорить. Тем более непонятно, почему ей не удалось открыть места размножения москита.
«Мы сумели проследить, – говорит исследовательница себе, – всю жизнь папатачи в его естественной среде. Однако, занятые изучением долголетия, мы не уделили внимания его размножению. Что, если в такую же благодатную обстановку выпустить самок, созревших для откладывания яиц? Верные своей склонности подольше оставаться в гостеприимном дворе, они, несомненно, отложат тут яйца».
Идея крепко захватила Петрищеву. Она ожила, и все завертелось. Исследовательница всполошила поселок. Юные помощники, знакомые и друзья оказались вдруг занятыми по горло. У каждого появилось срочное дело, неизменно серьезное и важное. В лаборатории начались горячие дни: отбирались половозрелые самки, обследовались помещения, куда предполагалось пустить насекомых, все готовились к решающей схватке. Как всегда, когда нужна была помощь населения, весь поселок был к ее услугам.
– У меня квартира – лучше не надо, пустите москитов ко мне.
– У нас нет детей, – уверяла другая, – никто москитов не тронет, нигде им не будет так хорошо, как у меня.
Тринадцать тысяч самок различных окрасок были пущены в жилища, главным образом в спальни домов. Кордон из липучек в семистах местах перехватывал самок после откладки яиц. Над трещинами в стенах и у основания, под полами, у плинтусов и в надворных постройках, где только был повод для подозрений, липкая бумага собирала окрашенных самок.
Опыт тем не менее ничего нового не дал. Москиты откладывали яйца везде: и в гнездах кур, и в норах, под полами квартир, в складах дров, в трещинах стен. Семь граммов питательного вещества, нужных личинкам, вылупившимся из яиц одной самки, столь ничтожная порция в ресурсах человеческого окружения, что самка находит ее везде. Почуяв близость органических остатков, она летит к ним и откладывает на них свои яйца.
Как было не потерять равновесия! То обстоятельство, что москит папатачи, подобно кукушке, рассовывает свое потомство везде, значительно осложняло борьбу. Как оградить себя от врага, способного вывести потомство в едва заметной щели в жилище человека, на скотном дворе, в курятнике, в уборной, в обиталище зверя, в птичьем гнезде, изнутри и снаружи, на любой из плоскостей – вертикальной, горизонтальной, – при ничтожных потребностях в питании?
Исследовательница не растерялась; наоборот, она проявила такую энергию, что поразила даже тех, кто хорошо ее знал.
– Ничего страшного, – твердила она, – мы обязательно справимся! Если нельзя помешать москиту плодиться, поищем средство уничтожить источник заразного начала. Москиты к осени целиком погибают. Откуда же черпает последующее потомство заразное начало? Несомненно, что резервуаром его служит один из видов животных. Найдем этот резервуар и ударим по нему. Найдем во что бы то ни стало, выроем из-под земли…
Под землей вокруг города, где гнездились тушканчики, крысы, хорьки, ежи и черепахи, мог действительно найтись источник микробов. Любой из грызунов мог им быть. Не вышло с москитами – может быть, с резервуаром ей повезет.
Первым делом надо выяснить, болеют ли зверьки лихорадкой папатачи, способен ли москит их заразить. Проверить это можно лишь экспериментом над животными, доставленными издалека. Зверьки южного Крыма для лабораторного опыта непригодны. Некоторые из них могли давно переболеть и стать невосприимчивыми к болезни. Как отличить их от тех, которые вовсе не подвержены болезни?
Сотни зверьков привез сотрудник-охотник из-за Перекопа. Они никогда не видали москитов, и надо было до опытов уберечь их от этой встречи. Вокруг клеток образовали санитарный кордон из ловушек и липкой бумаги, приставленные люди следили за тем, чтобы кровососы не пробрались к животным. В определенный момент приступили к эксперименту. На людей, больных лихорадкой, пустили москитов. Им дали напиться крови, кишащей возбудителем болезни, и насекомые заразились. Тогда их пересадили пить кровь здоровых зверьков, с тем чтобы они заразили животных. Все делалось исключительно точно и строго, согласно канонам учения о переносчиках. Не могло быть ошибок. Петрищева проводила эти работы сама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Исследовательница потеряла покой, она много размышляла, хуже работала и страшно бранила себя: «Так мне и надо, я слишком легкомысленно ко всему подхожу, решаю с налета, без должной оценки и критики».
Она отказывалась находить для себя оправдание, гнала мысль о недавних удачах и сурово осуждала себя: «Все успехи сплошь и рядом были случайны или вымучены страшным трудом… Ни проникновенности, ни остроумия нет у меня…»
Ничто не могло рассеять ее тяжелого чувства: ни внимание сотрудников, ни сочувствие друзей из поселка.
– Полина Андреевна, – пытались ее утешить соседки, – приходите к нам вечером москитов ловить. У нас их видимо-невидимо. Можно будет и на чердак сходить…
– Что там у вас! – ревниво останавливала ее другая. – Посмотрели бы у меня, их не счесть, не перечесть, ну чисто москитное нашествие…
Она обещает зайти к одной и другой, обязательно побывает у обеих.
– Полина Андреевна, – приносят ей школьники радостную весть, – мы в пещере за городом, куда пастухи загоняют овец, москитов нашли…
– Это дикие, – горячо утверждает один. – Они в норах обитают.
Москиты дикой природы всегда были дороги ей. Она за ними исходила всю Среднюю Азию, облазила норы хищных зверей. В другой раз Петрищева, не задумываясь, поспешила бы туда, но теперь ей не до того, даже весть о самих москитах безразлична.
Сомнения и тревоги грозили всему, что было создано столькими трудами. Надо было что-нибудь предпринять, и Петрищева занялась… изучением долголетия москита. Планы экспедиции потерпели крушение, ей не удалось ничего сделать, она хотя бы решит, как велик век папатачи на земле.
Точно опыт мог иметь серьезные последствия, исследовательница обставляет его вниманием и любовью. Все в нем продумано до конца. В обширный двор, снабженный всем необходимым для жизни москита – плодами для самцов, мышами для самок и органическим веществом для личинок, – она выпускает несколько тысяч окрашенных москитов. Они недавно лишь вылупились в лаборатории, и дни их жизни аккуратно учтены. Ничто насекомых не стесняет, они живут беззаботно в естественной среде. Один раз в неделю во дворе вешаются контрольные липучки. Сборы с них подтверждают, что питомцы не ушли из-под гостеприимного крова и что естественный конец их еще не наступил… С шестой недели улов стал снижаться, живых москитов становилось все меньше) а на десятой был пойман последний.
– Век москита, – заключила Петрищева, – колеблется от сорока до семидесяти дней.
Она видела рождение и смерть поколения, весь цикл развития прошел в естественной среде у нее на глазах. Переносчик оказался домоседом, отшельником, с миром, ограниченным стенами двора и даже пределами сарая. Тесная отчизна, что и говорить. Тем более непонятно, почему ей не удалось открыть места размножения москита.
«Мы сумели проследить, – говорит исследовательница себе, – всю жизнь папатачи в его естественной среде. Однако, занятые изучением долголетия, мы не уделили внимания его размножению. Что, если в такую же благодатную обстановку выпустить самок, созревших для откладывания яиц? Верные своей склонности подольше оставаться в гостеприимном дворе, они, несомненно, отложат тут яйца».
Идея крепко захватила Петрищеву. Она ожила, и все завертелось. Исследовательница всполошила поселок. Юные помощники, знакомые и друзья оказались вдруг занятыми по горло. У каждого появилось срочное дело, неизменно серьезное и важное. В лаборатории начались горячие дни: отбирались половозрелые самки, обследовались помещения, куда предполагалось пустить насекомых, все готовились к решающей схватке. Как всегда, когда нужна была помощь населения, весь поселок был к ее услугам.
– У меня квартира – лучше не надо, пустите москитов ко мне.
– У нас нет детей, – уверяла другая, – никто москитов не тронет, нигде им не будет так хорошо, как у меня.
Тринадцать тысяч самок различных окрасок были пущены в жилища, главным образом в спальни домов. Кордон из липучек в семистах местах перехватывал самок после откладки яиц. Над трещинами в стенах и у основания, под полами, у плинтусов и в надворных постройках, где только был повод для подозрений, липкая бумага собирала окрашенных самок.
Опыт тем не менее ничего нового не дал. Москиты откладывали яйца везде: и в гнездах кур, и в норах, под полами квартир, в складах дров, в трещинах стен. Семь граммов питательного вещества, нужных личинкам, вылупившимся из яиц одной самки, столь ничтожная порция в ресурсах человеческого окружения, что самка находит ее везде. Почуяв близость органических остатков, она летит к ним и откладывает на них свои яйца.
Как было не потерять равновесия! То обстоятельство, что москит папатачи, подобно кукушке, рассовывает свое потомство везде, значительно осложняло борьбу. Как оградить себя от врага, способного вывести потомство в едва заметной щели в жилище человека, на скотном дворе, в курятнике, в уборной, в обиталище зверя, в птичьем гнезде, изнутри и снаружи, на любой из плоскостей – вертикальной, горизонтальной, – при ничтожных потребностях в питании?
Исследовательница не растерялась; наоборот, она проявила такую энергию, что поразила даже тех, кто хорошо ее знал.
– Ничего страшного, – твердила она, – мы обязательно справимся! Если нельзя помешать москиту плодиться, поищем средство уничтожить источник заразного начала. Москиты к осени целиком погибают. Откуда же черпает последующее потомство заразное начало? Несомненно, что резервуаром его служит один из видов животных. Найдем этот резервуар и ударим по нему. Найдем во что бы то ни стало, выроем из-под земли…
Под землей вокруг города, где гнездились тушканчики, крысы, хорьки, ежи и черепахи, мог действительно найтись источник микробов. Любой из грызунов мог им быть. Не вышло с москитами – может быть, с резервуаром ей повезет.
Первым делом надо выяснить, болеют ли зверьки лихорадкой папатачи, способен ли москит их заразить. Проверить это можно лишь экспериментом над животными, доставленными издалека. Зверьки южного Крыма для лабораторного опыта непригодны. Некоторые из них могли давно переболеть и стать невосприимчивыми к болезни. Как отличить их от тех, которые вовсе не подвержены болезни?
Сотни зверьков привез сотрудник-охотник из-за Перекопа. Они никогда не видали москитов, и надо было до опытов уберечь их от этой встречи. Вокруг клеток образовали санитарный кордон из ловушек и липкой бумаги, приставленные люди следили за тем, чтобы кровососы не пробрались к животным. В определенный момент приступили к эксперименту. На людей, больных лихорадкой, пустили москитов. Им дали напиться крови, кишащей возбудителем болезни, и насекомые заразились. Тогда их пересадили пить кровь здоровых зверьков, с тем чтобы они заразили животных. Все делалось исключительно точно и строго, согласно канонам учения о переносчиках. Не могло быть ошибок. Петрищева проводила эти работы сама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49