В нашем городе этими делами заправляет семейка неотесанных ирландцев. Их контора называется «Калахан и сыновья». Все как один пропойцы. Хоронят всех подряд. У них монополия на мертвецов. Так что в некотором смысле мой сын экономит мне кучу денег. 1568 долларов и девяносто центов, если быть точным. Мне не нравится мысль, что кто-то, кроме меня, будет раздевать мою жену. А потом еще и обмывать, одевать во что-то красивое и возвращать на ее лицо улыбку. Мы в состоянии сами выкопать яму и упокоить ее с миром, но если нас поймают за этим занятием, мы отправимся прямиком в тюрьму. Они даже могут решить, что мы ее убили, до тех пор пока врач не даст заключения о причинах ее смерти. В больницах к пациентам относятся как к мебели. Лично я – последователь Научной церкви Христа. Материя иллюзорна и бренна. Она – смертная ошибка мира. Моя жена умерла своей смертью, в кресле. Дух же есть непреходящая истина. Вот что ей нужно в данный момент-моя концентрация, а вовсе не вызов врача на дом. Любовь всегда должна и будет удовлетворять наши потребности. Я бы чувствовал себя, словно кто-то высыпал пачку соли в мою окровавленную глазницу.
ОДНАЖДЫ Я САМ УБИЛ человека, который копал яму. Незнакомца. Я был пьян. Увидел, что он копает. Меня это разозлило. Не знаю почему. Не могу этого объяснить. Что-то не так было с этой ямой. Она как-то глупо выглядела. К тому же было очень жарко. И зачем кому-то понадобилось копать? Пока я сидел в тюрьме, я думал обо всех случаях, когда мне хотелось кого-нибудь убить. А это случалось, как минимум, раз в день. Я всегда сам подбрасываю дрова в огонь своей страсти. Вспыльчивость – странная игрушка. В решающий момент, непосредственно перед и сразу после того, как вы приняли решение пойти и разобраться, убийство – вполне справедливая реакция. Вы на пределе, и другому придется уняться. Однако я каждый раз повторяю себе: «Нет и еще раз нет! Незачем убивать каждый день. Незачем убивать каждого, кто тебя разозлил.
Незачем запускать вилки в лица незнакомых людей только потому, что они украдкой посматривают на тебя и хмурят брови». Когда мне было столько же, сколько сейчас моему сыну, я только и думал о том, как бы убить своих родителей. Поразительно, что я этого так и не сделал. Не менее поразительно, что и они умудрились не спустить меня по мусоропроводу. А могли бы. Я был у них самым младшим. Все, чем я занимался, – это жрал. Одно мое несварение желудка превратило их жизнь в незатихающую драму. Так что я не устаю говорить себе: «Ты – счастливчик. Только подумай, что было бы, если бы ты превратился в убийцу, жаждущего крови каждый день. В наркомана, пристрастившегося к этой жидкости». Рано или поздно мне бы это просто наскучило. Это все равно что с утра до вечера взвешивать брильянты, или профессионально брить моделей для показа бикини, или быть гинекологом суперзвезд. Только представьте себе, каково привыкнуть к этому!
– Прошу прощения, госпожа Джина Лола-недотрога, не могли бы вы раздвинуть ваши драгоценные ножки пошире, чтобы я мог проникнуть наконец в эту внушающую трепет бритость вашей святая святых.
А она мне:
– Моя промежность еще способна вызывать восхищение? А, доктор? А то сегодня вечером ко мне зайдет один весьма известный – не буду называть его имя – человек, дабы разжечь тлеющий во мне огонь.
И посмотрит на меня так, будто я и есть тот самый человек. А я – порядком утомившийся от подобных тривиальных вопросов – отвечу, не в силах справиться с собственной зевотой:
– Конечно, Тина, то есть Джина, от вашей вульвы просто дух захватывает.
Но если ты убил только раз и извлек из этого урок, это может многое изменить в твоей жизни. Это мудрость, которая задает настроение.
Я НЕ ПЕРЕСТАЮ ДУМАТЬ об одном выражении, которое никак не выходит у меня из головы: «Да не будет предано тело земле, пока не испробованы все возможности возродить в нем жизнь, пусть даже посредством неопределенного, часто абстрактного и хитроумного осмоса». Эта фраза эхом отдается в моей голове, словно слова из любимой песни, будто бы обращенные лично к тебе. Только вот, несмотря на все мои усилия, я никак не могу понять ее до конца. Осмос: не так уж заумно, как может показаться. Соединение физического и духовного. Одни умирают от рака, потому что проводят свою жизнь, стоя за спиной у курильщиков, других отравляют через рукопожатие. Однако верно и обратное: воскресить мертвого можно, поместив его позади кого-то, в ком бурлит жизнь. Так что каждый удар моего сердца воистину принадлежит Тебе.
КОГДА МОЯ ЖЕНА СКОНЧАЛАСЬ, в моем сыне проснулся интерес к геологии. Он с головой ушел в земляные работы. Вот, например, в эту минуту он роет маленькие безобидные ямки в саду. Ему известно, что глубокая узкая прямоугольная яма выведет меня из себя. Конфигурация могилы; избавление от человеческого тела; словно кто-то ванну принимает. Нет, это невозможно постичь.
Чем глубже человек вонзает свою лопату в землю, тем больше ему открывается ее строение и трансформации. Мы должны это знать, мы, мужчины. Я вот сижу тут, думаю о своем сыне и говорю от лица нашего вида, точнее, от мужской его половины. Вот лежит камень: сухой, шероховатый, покрытый какими-то гранулами. Переворачиваю камень резким движением. На обратной его стороне – налипшая почва, темная и влажная. Это первый слой. В нем, извиваясь, черви претворят в жизнь какое-то неизвестное нам задание. Но давайте не отвлекаться. Копните глубже, и вы обнаружите более сырую почву. Удивительно, но почва увлажняется сама по себе. Все дело в подземных реках. Почву можно уподобить душе в человеческом теле. Однако земля постижима, несмотря на то что мне не понять то, что написано о ней в книге моего сына, в то время как душа остается полной загадкой. Земля представляется мне огромным организмом. Очень древним. Чем-то таким, что каждый из нас именует Матерью. Она все время выращивает на себе разные вещи и тем не менее остается круглой. Чтобы мы не задавались, она периодически пускает в нас молнии, насылает ураганы и устраивает нам землетрясения. И все равно продолжает быть круглой. Этакий парящий шар. А мое тело преподносит мне все новые и новые сюрпризы, которые я наблюдаю все тем же способом – со смесью страха и любопытства.
Сын размазывает грязь по стене, что напротив камина. Для этого он использует свои пальцы и носок, которым больше не собирается носить. Сначала я был разочарован этой картиной. Я ожидал, что это будет что-то красивое или реалистичное, как, например, Дом, дерево с группой людей или собака. Но он просто покрывал стену грязью слой за слоем. А с помощью воды утонывал их. Когда я наконец наорал на него, он сказал мне, что это такое, и мне стало стыдно. Какой же я недалекий. Он рисовал слои земли. Со всеми их разломами, трещинками, интересными неровностями и странными осыпающимися участками. И вот теперь я смотрю на это коричневое месиво, которое вполне можно было расценить как пощечину нормальным жилищным условиям, и думаю, что мир по большей части коричневого цвета. Взять, например, виски, фасоль, бифштекс, гашиш, мою одежду, волосы или глаза. Или то, что энергично вылезает из меня, когда я хожу по большой нужде, если не болен, конечно.
Тыкаю пальцем в случайное место открытого разворота книги, которую читает мой сын и которая сейчас лежит на кухонном столе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
ОДНАЖДЫ Я САМ УБИЛ человека, который копал яму. Незнакомца. Я был пьян. Увидел, что он копает. Меня это разозлило. Не знаю почему. Не могу этого объяснить. Что-то не так было с этой ямой. Она как-то глупо выглядела. К тому же было очень жарко. И зачем кому-то понадобилось копать? Пока я сидел в тюрьме, я думал обо всех случаях, когда мне хотелось кого-нибудь убить. А это случалось, как минимум, раз в день. Я всегда сам подбрасываю дрова в огонь своей страсти. Вспыльчивость – странная игрушка. В решающий момент, непосредственно перед и сразу после того, как вы приняли решение пойти и разобраться, убийство – вполне справедливая реакция. Вы на пределе, и другому придется уняться. Однако я каждый раз повторяю себе: «Нет и еще раз нет! Незачем убивать каждый день. Незачем убивать каждого, кто тебя разозлил.
Незачем запускать вилки в лица незнакомых людей только потому, что они украдкой посматривают на тебя и хмурят брови». Когда мне было столько же, сколько сейчас моему сыну, я только и думал о том, как бы убить своих родителей. Поразительно, что я этого так и не сделал. Не менее поразительно, что и они умудрились не спустить меня по мусоропроводу. А могли бы. Я был у них самым младшим. Все, чем я занимался, – это жрал. Одно мое несварение желудка превратило их жизнь в незатихающую драму. Так что я не устаю говорить себе: «Ты – счастливчик. Только подумай, что было бы, если бы ты превратился в убийцу, жаждущего крови каждый день. В наркомана, пристрастившегося к этой жидкости». Рано или поздно мне бы это просто наскучило. Это все равно что с утра до вечера взвешивать брильянты, или профессионально брить моделей для показа бикини, или быть гинекологом суперзвезд. Только представьте себе, каково привыкнуть к этому!
– Прошу прощения, госпожа Джина Лола-недотрога, не могли бы вы раздвинуть ваши драгоценные ножки пошире, чтобы я мог проникнуть наконец в эту внушающую трепет бритость вашей святая святых.
А она мне:
– Моя промежность еще способна вызывать восхищение? А, доктор? А то сегодня вечером ко мне зайдет один весьма известный – не буду называть его имя – человек, дабы разжечь тлеющий во мне огонь.
И посмотрит на меня так, будто я и есть тот самый человек. А я – порядком утомившийся от подобных тривиальных вопросов – отвечу, не в силах справиться с собственной зевотой:
– Конечно, Тина, то есть Джина, от вашей вульвы просто дух захватывает.
Но если ты убил только раз и извлек из этого урок, это может многое изменить в твоей жизни. Это мудрость, которая задает настроение.
Я НЕ ПЕРЕСТАЮ ДУМАТЬ об одном выражении, которое никак не выходит у меня из головы: «Да не будет предано тело земле, пока не испробованы все возможности возродить в нем жизнь, пусть даже посредством неопределенного, часто абстрактного и хитроумного осмоса». Эта фраза эхом отдается в моей голове, словно слова из любимой песни, будто бы обращенные лично к тебе. Только вот, несмотря на все мои усилия, я никак не могу понять ее до конца. Осмос: не так уж заумно, как может показаться. Соединение физического и духовного. Одни умирают от рака, потому что проводят свою жизнь, стоя за спиной у курильщиков, других отравляют через рукопожатие. Однако верно и обратное: воскресить мертвого можно, поместив его позади кого-то, в ком бурлит жизнь. Так что каждый удар моего сердца воистину принадлежит Тебе.
КОГДА МОЯ ЖЕНА СКОНЧАЛАСЬ, в моем сыне проснулся интерес к геологии. Он с головой ушел в земляные работы. Вот, например, в эту минуту он роет маленькие безобидные ямки в саду. Ему известно, что глубокая узкая прямоугольная яма выведет меня из себя. Конфигурация могилы; избавление от человеческого тела; словно кто-то ванну принимает. Нет, это невозможно постичь.
Чем глубже человек вонзает свою лопату в землю, тем больше ему открывается ее строение и трансформации. Мы должны это знать, мы, мужчины. Я вот сижу тут, думаю о своем сыне и говорю от лица нашего вида, точнее, от мужской его половины. Вот лежит камень: сухой, шероховатый, покрытый какими-то гранулами. Переворачиваю камень резким движением. На обратной его стороне – налипшая почва, темная и влажная. Это первый слой. В нем, извиваясь, черви претворят в жизнь какое-то неизвестное нам задание. Но давайте не отвлекаться. Копните глубже, и вы обнаружите более сырую почву. Удивительно, но почва увлажняется сама по себе. Все дело в подземных реках. Почву можно уподобить душе в человеческом теле. Однако земля постижима, несмотря на то что мне не понять то, что написано о ней в книге моего сына, в то время как душа остается полной загадкой. Земля представляется мне огромным организмом. Очень древним. Чем-то таким, что каждый из нас именует Матерью. Она все время выращивает на себе разные вещи и тем не менее остается круглой. Чтобы мы не задавались, она периодически пускает в нас молнии, насылает ураганы и устраивает нам землетрясения. И все равно продолжает быть круглой. Этакий парящий шар. А мое тело преподносит мне все новые и новые сюрпризы, которые я наблюдаю все тем же способом – со смесью страха и любопытства.
Сын размазывает грязь по стене, что напротив камина. Для этого он использует свои пальцы и носок, которым больше не собирается носить. Сначала я был разочарован этой картиной. Я ожидал, что это будет что-то красивое или реалистичное, как, например, Дом, дерево с группой людей или собака. Но он просто покрывал стену грязью слой за слоем. А с помощью воды утонывал их. Когда я наконец наорал на него, он сказал мне, что это такое, и мне стало стыдно. Какой же я недалекий. Он рисовал слои земли. Со всеми их разломами, трещинками, интересными неровностями и странными осыпающимися участками. И вот теперь я смотрю на это коричневое месиво, которое вполне можно было расценить как пощечину нормальным жилищным условиям, и думаю, что мир по большей части коричневого цвета. Взять, например, виски, фасоль, бифштекс, гашиш, мою одежду, волосы или глаза. Или то, что энергично вылезает из меня, когда я хожу по большой нужде, если не болен, конечно.
Тыкаю пальцем в случайное место открытого разворота книги, которую читает мой сын и которая сейчас лежит на кухонном столе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77