Салон был пуст.
- То есть как это пуст?
- Очень просто - пуст. Не дожидаясь команды пилота, он выпрыгнул раньше времени и угодил прямо в водохранилище.
- Значит, он не разбился?
- Да нет же, сколько раз вам говорить, он утонул.
- Как утонул, он же мог раскрыть парашют?
- А он его и раскрыл.
- Тогда я вообще ничего не понимаю, он что же - не умел плавать?
- Не знаю, полагаю, умел, но дело не в этом. Вы, наверное, не представляете себе, что такое парашютный купол?
- Это шелковая ткань со стропами, - немного обиделся я.
- Вот именно, под сто квадратных метров шелка и сотни метров строп. Теперь представьте себе, что вас в воде накрывает весь этот перепутанный, перекрученный хаос тряпок и шнуров, а на вас не совсем легкая амуниция. Думаю, дальнейшие вопросы будут излишни. В общем, когда Николая вытащили из воды, он был мертв. А теперь, господа, уж коль зашел у нас такой разговор, давайте выпьем за упокой души раба Божьего Николая. Фифочка! - громко крикнул он. Принеси, душечка, нам закусочки.
- Ну, что скажешь, Иваныч? - уже в машине прервал молчание Макс. - Как тебе исповедь наставника? Ты, наверное, думал услышать что-то иное?
- Я вообще ни о чем не думал. А вот ты снабдил меня ложной информацией. И тем самым поставил в дурацкое положение. За такой прокол я бы на его месте вышвырнул нас за дверь. Как ты считаешь?
- У него бы этого не получилось. Кишка у него тонка.
- А вот тут я с тобой не согласен, люди с тонкой кишкой не могут всю жизнь подвергать себя риску, регулярно прыгая с километровых высот. И тебя он ни грамма не боялся, я это прекрасно видел. Но он нас не выпер, спрашивается почему? Что ты думаешь по этому поводу?
- Мне кажется, он говорил правду. Он ведь все разложил по мелочам и как будто нигде себе не противоречил.
- Еще бы. Макс, за то время, что его таскали, самая фантастическая история могла бы обрести вполне реальные очертания.
- Ты чем-то недоволен?
- Да. Почему замешкался четвертый парашютист и почему Николай сиганул в воду. Ведь по оценкам их же инструктора, оба они асы своего дела.
- Ну, знаешь ли, и на старуху бывает проруха.
- Бывает, но не сразу на двух старух.
- Может быть, ты и прав. Какой будет план дальнейших действий?
- Одна старуха у нас мертва, а значит, и проку от нее никакого, но вторая-то жива. Живы и летчики. Что ты на это скажешь?
- Как я понял, мне предлагается опять позвонить моему корешку и выяснить их адреса. Сейчас уже полночь, наверное, он спит, но завтра прямо с утра я с ним свяжусь и по результатам перезвоню.
- Отлично. Завтра воскресенье, - напомнил я.
- Иваныч, я тебя понял, жди меня утром.
Он подвез меня прямо к подъезду и, несмотря на мои возражения, проводил до квартиры и, лишь убедившись, что все нормально, уехал.
Не успел я раздеться, как пронзительно заверещал телефон.
Все они действуют по одному сценарию, подумал я, снимая трубку, но, к счастью, на этот раз ошибся - звонила Милка; ее высокий пронзительный голос, казалось, слышен был всему дому.
- Где тебя черти носят? - вместо "здравствуйте", чуть не плача, прокричала она. - Я же места себе не нахожу.
- Это ты врешь, там же три комнаты, выбирай любую, только не ори.
- Ага, ты там носишься неизвестно где, а я тут переживай.
- А ты не переживай, я тебя об этом не просил.
- Гад ты ползучий! Алкоголик подзаборный.
- Это все, что ты хотела мне сказать на ночь глядя, или что-то еще?
- Подожди, не клади трубку, отец в шоке.
- Не надо было распускать язык, зачем ты ему обо всем растрепалась?
- Я тут совершенно ни при чем. Час назад раздался телефонный звонок, и отец первым снял трубку. Звонил мужик. Он сказал ему, что его птичка, которая пока что у него под крылышком, пусть закроет клювик, а если будет чирикать, то очень скоро от нее останутся одни перышки. Старик взял меня в оборот, и пришлось ему все рассказать. Он хочет с тобой поговорить.
- О чем, ты же ему все уже рассказала?
- Ну хоть ты успокой его. Он наглотался валидола, а теперь ходит по всем комнатам и горстями мечет икру.
- Передай, что ему, как полковнику в отставке, это не к лицу. Спокойной ночи.
- Подожди, мне-то скажи, как у тебя дела?
- Никак, пытаюсь зацепиться, но пока не получается.
- Костя, а может, ну их к чертям собачьим, они к нам не лезут - не будем и мы?
- Милка, ты уже не девочка и прекрасно понимаешь, что рано или поздно они начнут нас доставать снова, только уже не столь дипломатично. Подонки они серьезные, и надеяться на их порядочность наивно. Я заключил это после разговора с одним субъектом, который состоялся совсем недавно. А кроме всего прочего, я не исключаю того, что Григорий Лунин еще жив и пока существует такая надежда, я должен ему помочь. Ну а теперь поцелуй за меня папулю и ложитесь спать, завтра утром позвоню.
Едва я отошел от аппарата, как он затрещал с новой силой.
Не иначе как тестюшка не выдержал информационного голода, подумал я и, к сожалению, опять ошибся. Знакомый голос, показавшийся мне на редкость гнусным, поинтересовался моим здоровьем.
- Вашими молитвами, - едва сдерживаясь, ответил я. - Что опять нужно?
- Нет, ничего особенного, просто иду, смотрю - телефон-автомат висит, дай, думаю, Константину Ивановичу позвоню, как он там, хорошо ли добрался, чем занимается. Как хорошему человеку не позвонить, о себе напомнить, а то, беспокоюсь, забудет дядю Володю, шалить начнет, а это плохо, шалости до добра не доводят. Да и дела того мы с тобой еще не закончили.
- А ты, жирная свинья, еще не отказался от этой мысли? - все-таки не выдержал и сорвался я. - Так вот мой тебе совет: откажись и, если тебе еще дороги твои поросячьи окорока, забудь мой телефон и телефон тестя.
- Это можно, забыть недолго, только ты вспоминай про пацанчика. Его Павликом звали. Его скоро маманька будет искать, а ты его завалил, нехорошо. Она его пока не хватилась, а как хватится, так волну поднимет. А его можно найти, а можно и не найти. Ты понимаешь, о чем тебе говорит дядя Володя? У нас и пистолетик с твоими пальчиками хранится, и кусочек сыра с зубками твоей женки, и твои окурки со слюной. Ты меня понимаешь?
- Понимаю, что ты полный идиот, потому что при твоем раскладе в первую голову залетишь ты вместе со всей своей шоблой.
- А что мы такого сделали, мы же просто пошутили. Да, да, пошутили, увидели в кабаке мужика, как две капли воды похожего на нашего Гришаню, вот и порешили его бабу, Валентину, разыграть. Только-то и всего, а ты как думал? За розыгрыши срок не дают, а вот за мокруху еще не отменяли. Так что поймаете вы, голубки, за группешник по восьмерику и полетите к белым медведям.
- Послушай, грязная свинья, засунь свои угрозы себе в жирную задницу и учти - ты меня достал, и достал крепко. Самое лучшее в твоем положении убраться отсюда далеко-далеко, так, чтобы от твоей мерзопакостной хари не осталось и следа.
В степени крайнего раздражения я швырнул трубку и, чтобы как-то компенсировать причиненный мне моральный ущерб, извлек из хитрого тайника склянку медицинского спирта, чуть-чуть разбавил и с отвращением перелил в себя. Немного полегчало, а вскоре я уже представлял, как кровожадно и жестоко я разделываю еще живую, дебелую тушу толстяка. Он лежит на вивисекционном оцинкованном столе в слепяще ярком свете прожекторов совершенно голый. Его необъятное брюхо вздыбилось снежной горой. Оно пульсирует и волнообразно перекатывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
- То есть как это пуст?
- Очень просто - пуст. Не дожидаясь команды пилота, он выпрыгнул раньше времени и угодил прямо в водохранилище.
- Значит, он не разбился?
- Да нет же, сколько раз вам говорить, он утонул.
- Как утонул, он же мог раскрыть парашют?
- А он его и раскрыл.
- Тогда я вообще ничего не понимаю, он что же - не умел плавать?
- Не знаю, полагаю, умел, но дело не в этом. Вы, наверное, не представляете себе, что такое парашютный купол?
- Это шелковая ткань со стропами, - немного обиделся я.
- Вот именно, под сто квадратных метров шелка и сотни метров строп. Теперь представьте себе, что вас в воде накрывает весь этот перепутанный, перекрученный хаос тряпок и шнуров, а на вас не совсем легкая амуниция. Думаю, дальнейшие вопросы будут излишни. В общем, когда Николая вытащили из воды, он был мертв. А теперь, господа, уж коль зашел у нас такой разговор, давайте выпьем за упокой души раба Божьего Николая. Фифочка! - громко крикнул он. Принеси, душечка, нам закусочки.
- Ну, что скажешь, Иваныч? - уже в машине прервал молчание Макс. - Как тебе исповедь наставника? Ты, наверное, думал услышать что-то иное?
- Я вообще ни о чем не думал. А вот ты снабдил меня ложной информацией. И тем самым поставил в дурацкое положение. За такой прокол я бы на его месте вышвырнул нас за дверь. Как ты считаешь?
- У него бы этого не получилось. Кишка у него тонка.
- А вот тут я с тобой не согласен, люди с тонкой кишкой не могут всю жизнь подвергать себя риску, регулярно прыгая с километровых высот. И тебя он ни грамма не боялся, я это прекрасно видел. Но он нас не выпер, спрашивается почему? Что ты думаешь по этому поводу?
- Мне кажется, он говорил правду. Он ведь все разложил по мелочам и как будто нигде себе не противоречил.
- Еще бы. Макс, за то время, что его таскали, самая фантастическая история могла бы обрести вполне реальные очертания.
- Ты чем-то недоволен?
- Да. Почему замешкался четвертый парашютист и почему Николай сиганул в воду. Ведь по оценкам их же инструктора, оба они асы своего дела.
- Ну, знаешь ли, и на старуху бывает проруха.
- Бывает, но не сразу на двух старух.
- Может быть, ты и прав. Какой будет план дальнейших действий?
- Одна старуха у нас мертва, а значит, и проку от нее никакого, но вторая-то жива. Живы и летчики. Что ты на это скажешь?
- Как я понял, мне предлагается опять позвонить моему корешку и выяснить их адреса. Сейчас уже полночь, наверное, он спит, но завтра прямо с утра я с ним свяжусь и по результатам перезвоню.
- Отлично. Завтра воскресенье, - напомнил я.
- Иваныч, я тебя понял, жди меня утром.
Он подвез меня прямо к подъезду и, несмотря на мои возражения, проводил до квартиры и, лишь убедившись, что все нормально, уехал.
Не успел я раздеться, как пронзительно заверещал телефон.
Все они действуют по одному сценарию, подумал я, снимая трубку, но, к счастью, на этот раз ошибся - звонила Милка; ее высокий пронзительный голос, казалось, слышен был всему дому.
- Где тебя черти носят? - вместо "здравствуйте", чуть не плача, прокричала она. - Я же места себе не нахожу.
- Это ты врешь, там же три комнаты, выбирай любую, только не ори.
- Ага, ты там носишься неизвестно где, а я тут переживай.
- А ты не переживай, я тебя об этом не просил.
- Гад ты ползучий! Алкоголик подзаборный.
- Это все, что ты хотела мне сказать на ночь глядя, или что-то еще?
- Подожди, не клади трубку, отец в шоке.
- Не надо было распускать язык, зачем ты ему обо всем растрепалась?
- Я тут совершенно ни при чем. Час назад раздался телефонный звонок, и отец первым снял трубку. Звонил мужик. Он сказал ему, что его птичка, которая пока что у него под крылышком, пусть закроет клювик, а если будет чирикать, то очень скоро от нее останутся одни перышки. Старик взял меня в оборот, и пришлось ему все рассказать. Он хочет с тобой поговорить.
- О чем, ты же ему все уже рассказала?
- Ну хоть ты успокой его. Он наглотался валидола, а теперь ходит по всем комнатам и горстями мечет икру.
- Передай, что ему, как полковнику в отставке, это не к лицу. Спокойной ночи.
- Подожди, мне-то скажи, как у тебя дела?
- Никак, пытаюсь зацепиться, но пока не получается.
- Костя, а может, ну их к чертям собачьим, они к нам не лезут - не будем и мы?
- Милка, ты уже не девочка и прекрасно понимаешь, что рано или поздно они начнут нас доставать снова, только уже не столь дипломатично. Подонки они серьезные, и надеяться на их порядочность наивно. Я заключил это после разговора с одним субъектом, который состоялся совсем недавно. А кроме всего прочего, я не исключаю того, что Григорий Лунин еще жив и пока существует такая надежда, я должен ему помочь. Ну а теперь поцелуй за меня папулю и ложитесь спать, завтра утром позвоню.
Едва я отошел от аппарата, как он затрещал с новой силой.
Не иначе как тестюшка не выдержал информационного голода, подумал я и, к сожалению, опять ошибся. Знакомый голос, показавшийся мне на редкость гнусным, поинтересовался моим здоровьем.
- Вашими молитвами, - едва сдерживаясь, ответил я. - Что опять нужно?
- Нет, ничего особенного, просто иду, смотрю - телефон-автомат висит, дай, думаю, Константину Ивановичу позвоню, как он там, хорошо ли добрался, чем занимается. Как хорошему человеку не позвонить, о себе напомнить, а то, беспокоюсь, забудет дядю Володю, шалить начнет, а это плохо, шалости до добра не доводят. Да и дела того мы с тобой еще не закончили.
- А ты, жирная свинья, еще не отказался от этой мысли? - все-таки не выдержал и сорвался я. - Так вот мой тебе совет: откажись и, если тебе еще дороги твои поросячьи окорока, забудь мой телефон и телефон тестя.
- Это можно, забыть недолго, только ты вспоминай про пацанчика. Его Павликом звали. Его скоро маманька будет искать, а ты его завалил, нехорошо. Она его пока не хватилась, а как хватится, так волну поднимет. А его можно найти, а можно и не найти. Ты понимаешь, о чем тебе говорит дядя Володя? У нас и пистолетик с твоими пальчиками хранится, и кусочек сыра с зубками твоей женки, и твои окурки со слюной. Ты меня понимаешь?
- Понимаю, что ты полный идиот, потому что при твоем раскладе в первую голову залетишь ты вместе со всей своей шоблой.
- А что мы такого сделали, мы же просто пошутили. Да, да, пошутили, увидели в кабаке мужика, как две капли воды похожего на нашего Гришаню, вот и порешили его бабу, Валентину, разыграть. Только-то и всего, а ты как думал? За розыгрыши срок не дают, а вот за мокруху еще не отменяли. Так что поймаете вы, голубки, за группешник по восьмерику и полетите к белым медведям.
- Послушай, грязная свинья, засунь свои угрозы себе в жирную задницу и учти - ты меня достал, и достал крепко. Самое лучшее в твоем положении убраться отсюда далеко-далеко, так, чтобы от твоей мерзопакостной хари не осталось и следа.
В степени крайнего раздражения я швырнул трубку и, чтобы как-то компенсировать причиненный мне моральный ущерб, извлек из хитрого тайника склянку медицинского спирта, чуть-чуть разбавил и с отвращением перелил в себя. Немного полегчало, а вскоре я уже представлял, как кровожадно и жестоко я разделываю еще живую, дебелую тушу толстяка. Он лежит на вивисекционном оцинкованном столе в слепяще ярком свете прожекторов совершенно голый. Его необъятное брюхо вздыбилось снежной горой. Оно пульсирует и волнообразно перекатывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28