Где-то у его подножия заходится в жутком вопле его перекошенный рот. Он просит пощады, но я непреклонен. Я подаю знак тушканчику-ассистенту, и он радостно протягивает мне огромный скальпель, больше похожий на свирепый нож для колки кабанов. Проверив остроту лезвия, я прошу тушканчика смазать объект спиртом. Он выполняет приказ и обрабатывает жертву. Перекрестившись, я втыкаю нож в пупок толстяка и начинаю там его поворачивать, безжалостно кромсая плоть. Он визжит и вскакивает. Только это уже не он, а пацанчик, и зовут его Павлик. Он без штанов, и его член, словно пушка, нацелен точно на меня. Он хочет меня убить, но неизвестно откуда взявшаяся Милка выдергивает из-под него ноги, и он падает, задевая при этом бутыль со спиртом. Со страшным звоном бутыль разбивается. Осколки и звон, звон, звон.
Ошарашенно, еще ничего не соображая, я снимаю трубку.
- Але. Ты меня слышишь? - раздается на том конце ненавистный голос толстяка. - Извини, братец, что так поздно, но я тебе не все сказал. Ты меня слышишь?
- Слышу, - хрипло отвечаю я, не вполне понимая - это продолжение пьяного кошмара или кошмар наяву.
- Вот и хорошо, - промурлыкал толстяк, и я окончательно проснулся. - Я тут посидел и вспомнил, что я тебе не все рассказал.
- Что ты там еще выдумал, подонок?
- Все шутишь, братец, кабы плакать не пришлось. Ты вот говоришь, что я чего-то, мол, выдумал, а ведь я ничего не выдумывал. Ты, наверное, слышал, как в церкви дьякона замочили. Так вот, получается интересный момент. Скоро могут найти автомобиль "ВАЗ-2109" цвета мокрый асфальт, а у него в салоне почему-то обнаружат кое-какие вещи, украденные из храма. И одна наша общая знакомая хорошо видела, как эта машина ночью отъезжала от места преступления. Не правда ли, интересно? А знаешь, какой у нее номер? Ты не поверишь, хочешь скажу?
- Не надо, - прохрипел я сухим горлом и подумал, что толстяка я недооценил.
- Я тоже думаю, что не надо. Мы с тобой знаем, а другим не надо. Так, кажется, поется в одной хорошей песне? Другим знать не надо! Если, конечно, ты этого захочешь. Ну что, мы можем приступить к прерванным переговорам?
- Позвони сегодня вечером, я сейчас плохо соображаю.
- Напился с горя, бедненький, не расстраивайся, все будет хорошо, если ты сам того захочешь.
Бросив трубку, я, преодолевая тошноту, выпил воды и посмотрел на часы. Они показывали половину четвертого. Похоже, у толстяка тоже есть причина для ночных бдений. Кто он такой? Это мне необходимо выяснить в самое ближайшее время, иначе он может развить бурную деятельность, направленную против неприкосновенности Константина Ивановича Гончарова и его дражайшей супруги. Нет, все-таки напрасно мы вчера не потрясли Валентину. Глядишь, что-нибудь бы да вытрясли. И мне бы поспокойнее было, и толстяк перестал бы суетиться, донимая меня ночными кошмарами и телефонными звонками. Что и говорить, с машиной он меня ущучил крепко, кто бы мог подумать, что он разыграет эту карту.
Уснуть я больше не мог, так и промаялся до утра, до приезда Ухова. Он внимательно осмотрел мою внешность и, кажется, остался недоволен. Я подробно рассказал ему о своих ночных кошмарах и телефонных звонках, но на него это впечатления не произвело.
- Иваныч, это не повод для ночной пьянки, а тем более в одиночку. Ничего страшного не произошло; то, что они будут шантажировать, мы знали, но это их личное дело. Не думаю, что они всерьез хотят тебя засветить. Пока просто пугают, но поторопиться нам не мешает. Я тут, пока ты пьянствовал, кое-что выяснил. Второго пилота зовут Анатолий Зинкевич, живет не очень далеко отсюда. Четвертым номером прыгал Александр Никифоров, его координаты тоже имеются, а вот с первым пилотом накладка получилась.
- Не смог разыскать?
- Разыскать-то я его смог, только что с того? Туда, где он теперь находится, нас с тобой пока не пустят, да оно и к лучшему.
- Не понимаю, говори яснее, помер он, что ли?
- Именно. Откуда ты, Иваныч, все знаешь, аж неинтересно с тобой.
- Да что они все мрут-то у нас: один головой в омут, его брат неизвестно куда исчезает. Теперь пилот. Он-то хоть по собственному?
- Да, по крайней мере, так говорит мой дружок.
- Ну это уже полегче, одной загадкой поменьше. Поехали, что ли?
- С кого начнем - с летуна или с парашютиста?
- Нет, Макс, начнем с села Степашино, а конкретно с Валентины, она у меня как острый гвоздь в пятке, чуть пошевелюсь, и в голову отдает.
- Тебе решать, но мое мнение ты знаешь, копать под них надо с корнем, иначе толку не будет, только верхушку оторвем, а сердцевина останется.
- А мы, дорогой ты мой агроном, сделаем по-другому. Я останусь в машине, а побеседуешь с ней ты сам.
- О чем же я должен с ней беседовать?
- Решишь на месте, суть дела ты знаешь не хуже меня, а если возникнет благоприятная ситуация, то я рядом, только свистни. Такой вариант тебя устраивает?
- Не очень, не спугнуть бы нам ее, а вместе с нею и остальных.
- За это не беспокойся, их не спугнешь, они сами на рожон лезут.
- Хорошо, попробуем, но, честно говоря, пока не представляю, под каким предлогом я начну ее трясти.
- Успокойся, ты забыл старую присказку о том, что настоящий мент и до столба докопаться может. А потом учти, что у них ограбили церковь и пришибли дьякона.
- Ну если только так... Добро, поехали.
При въезде в село я указал на нужный нам дом и, чтобы меньше привлекать внимания, затаился на заднем сиденье. Не доезжая сотню метров до домика с красной крышей, Макс остановился. Несколько минут мы молча наблюдали за его внутренней жизнью, но ничего необычного не увидели. Полное безмолвие, если не считать двух перемазанных шестилеток во дворе, самозабвенно дерущихся на палках. Громко чертыхаясь, Макс выбрался из машины и лениво побрел к дому. Он отворил калитку, постучал в дверь и скрылся из виду.
Приготовившись к томительному ожиданию, я закурил, и сделал это совершенно напрасно, потому что уже через минуту он знаками, нетерпеливо и требовательно позвал к себе.
- Опоздали мы, Иваныч, - провожая меня в дом, сокрушался Макс, - верно ты говорил, надо было вчера приехать.
- Да что случилось, объясни толком, - входя в опрятную деревенскую горницу, потребовал я. - Она что - тоже померла?
- Нет, сейчас тебе хозяйка, баба Нина, все расскажет.
Только теперь за уступом печи я заметил крохотную, вертлявую бабку с сигаретой во рту. Она въедливо и внимательно разглядывала меня, видимо осуждая мою похмельную рожу.
- Ну что, баба Нина, расскажи моему другу то же, что и мне.
- А сигареты у него есть? - шустро сориентировалась кикимора, пытливо буравя крохотными глазками мои карманы.
- Есть, старая. - Я вытащил и бросил на стол почти полную пачку. Рассказывай!
- Об чем?
- То есть как это об чем? О Валентине, где она?
- Ты об жиличке, что ли? Так ее не Валентиной, а Танюхой зовут.
- Какая разница, где она?
- А вчерась еще съехала.
- Как съехала, куда?
- А вот этого она мне не сказывала. Курточку натянула, сумочку в зубы - и гуд-бай. Только я ее и видала.
- А дети, куда она детей дела?
- Ты еще про внуков спроси. Какие у нее, к черту, дети! Как одна пришла, так одна и упорхнула.
- Бабка, что ты мне тюльку гонишь, она здесь жила с детьми, у нее была корова.
- Ой, не смеши, корова у нее была! Быки, может, и были, а насчет коровы ты загнул, она у меня молоко покупала.
- Погоди, а что за пацаны во дворе кувыркаются?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28