Добавим, что Витгенштейн прав как раз в том случае, если имеется в виду Бог Авраама, Исаака и Иакова, Бог Декарта, Спинозы и - самого Витгенштейна. Если же предположить, что Автор Книги знает абсолютно все, не имея вообще сферы своего невидимого , тогда Книга будет выглядеть совсем не так, как представляет себе Витгенштейн.
Знающий все должен был бы знать и мое незнание, ибо оно, по меньшей мере, есть некоторый факт, не менее достойный считаться фактом, чем число ног у каракатицы. В каждом незнании остальной мир образует остаточную конфигурацию - мир, поскольку я его не знаю . Эти миры, во всяком случае, не меньше отличаются друг от друга, чем горизонты познанного.
Кроме того, некоторый субъект N, помимо собственной картины мира, имеет еще картину мира субъекта M, как она представлена в сознании N , и эти данные тоже непременно должны войти в Книгу Всезнающего, раз уж он претендует на знание всего. Придется дать также и описание потенциальных конфигураций, которые только еще имеют появиться, их исчисление должно быть доступным Всеведущему, ведь не может же ось времени оказаться последним горизонтом для того, кто не знает незнания.
Если теперь оценивающе взглянуть, что же будет представлять собой такая книга, то окажется, что факты, в привычном для позитивизма смысле, совершенно затеряются в ней, в лучшем случае займут ничтожное место невыделенного оглавления, все же остальное безбрежное содержание будет заполнено соотношениями искажений - т.е. оценками, как внутри взаимонезнаний, так и по отношению к эталону. Иными словами, книга, претендующая на то, чтобы бесстрастно зарегистрировать абсолютно все , будет грандиозным классным журналом, превышающим по размеру Вселенную. Она уничтожает саму себя. Инстанция всеведения окажется перенасыщенной искажениями, сплошным шумом, начисто забивающим иерархию форм, экземплярность сущего. Без допущения невидимого Богу , без запрета обратной трансляции эхо-эффекта творения, акт творения не оставляет в живых Бога Живого, т.е. оказывается самоубийством Демиурга.
Так первый шаг онтологического конституирования лжи сделан; понятно и то, почему ложь может считаться несуществующей . Отсвет эманации отбрасывается в никуда, в измерение, порождаемое самим отбрасыванием. Можно сказать, что миражирование сущего есть эпифеномен его тиражирования как экземплярности и множественности. Известно, что мираж дезориентирует лишь того, кто способен его увидеть. И тогда дар прозрения, некая прибавка разрешающей способности интеллекта приводит к визуализации миражного слоя; новые видимые измерения закручивают круговорот блужданий на ровном месте - отсюда понятно, почему ложь и заблуждение так часто пишутся через запятую, в синонимическом ряду.
Впрочем, оптическая метафора не имеет других преимуществ кроме удобства в силу ее подробной проработанности в европейской философии. С таким же успехом, опираясь на Дионисия Ареопагита, Фому или Николая Кузанского, мы можем очертить сферу невозможного для Бога. В частности, для Бога, и именно в силу его всемогущества, невозможно несовпадение мысли (слова) и дела . Никакое умышление Бога не оставляет творение в прежнем виде, ибо
...дождинки падали бы сами, но ведом их созвучный строй Тому, кто мыслит не словами, садами мыслит и землей...
В канонических богословских текстах неизменно указывается, что мысль (замысел) Творения нераздельна с самим творением , что Акт и Потенция в Боге суть одно (аристотелевский мотив, неизменно воспроизводимый по всему теологическому фронту от Фомы Аквинского до Мейстера Экхарта). Т.е. Логос есть вещее слово в самом прямом смысле, его буквы - стихии, когда они звучат ( Да будет так ), тем самым непосредственно бытийствуют, что никак не остается безнаказанным для сущего.
Иное дело человеческое мышление, пробегающее по химерным измерениям отсвета (рефлексии), - оно способно раскручиваться сколь угодно долго, не сдвигая сущее со своих мест. Все прочие особенности человеческого познания вытекают из этой его топики, уникальной способности двигаться по измерениям несуществующего-для-Бога , двигаться, не ощущая ни малейшего сопротивления, не взаимодействуя с веществом; поскольку оно в эти измерения не простирается. Поэтому и скорость мысли сопоставима со скоростью излияния эманации или творческого выдоха. Разум человеческого типа, это сознание , преимущественно имеет дело с тем, с чем никогда не имеет дела Логос - со свидетельством остаточного сопротивления мира, с отбросами творящего импульса.
Именно здесь, среди теней, в сфере искаженного удвоения сущего, и построен Дом Бытия Человека, здесь его место. А гул бытия, который мы слушаем и слышим, состоит главным образом из неразборчивых бормотаний, мы до сих пор слышим и транслируем искаженное эхо отзвучавших творящих слов. Конституирующая роль зова, о которой говорил Хайдеггер, очевидна, но сам первоисточник зова неидентифицируем, и потому пребывает в нерасслышанности.
Эхо-эффект, слышимый благодаря особому устройству слуха, накладывается на прямой голос Бога и забивает его: как различить истинное слово в шумовой завесе, в которой мир являем человеку благодаря роковому избытку слуха, странной способности считывать мираж и зачем-то ведать неведомое-Богу ? Во всякой религии есть труднейшая задача, формулируемая следующим образом: как отличить просветление от наваждения? Наилучшим выходом была бы недоступность квази-пространства лжи - неслышимость эхо-эффекта. Но человек, увы, лишен этой общей благодати Бытия и потому имеет иную судьбу. Человек есть существо способное ко лжи, его пути проложены через сферу удвоения сущего, через рефлексию. В свое время, в период всеобщего увлечения кибернетикой, Тьюринг предложил гениальный способ отличить, кто перед нами: человек или машина. Критерий прост: если не сможет солгать - значит, не человек; что угодно другое - зверь, Бог или машина, но не человек, ибо он один есть тот, кому ложь непосредственно видима, и более того, тот, для кого непосредственно-видимое (явление, видимость) есть ложь. Собственно, гениальность хода, предпринятого Тьюрингом, заключалась в отождествлении двух вопросов: Может ли машина мыслить? и Может ли машина солгать? Поскольку мышление, если речь идет о человеческом мышлении, а не об ином возможном разуме , говоря словами Канта, есть самовозрастающая ложь, сконцентрированная до состояния субъекта - обмен обманом. Душе присущ самовозрастающий Логос - утверждал Гераклит, но сама-то душа присуща самовозрастающей лжи, ложь как реальность осаждается из этого процесса самовозрастания, трансляции и усиления эхо-эффекта. Дистрибуция лжи между соучастниками рефлексии порождает специфическую среду, в которой происходит размножение миражей. С какой-нибудь третьей точки мы могли бы наблюдать мультипликацию химер, возвращение лжи назад из отброшенности, ее просачивание в суставы замысла, в причинные цепи.
Полость сознания представлена как сложная вышивка на преднаходимой канве свидетельствования о несовершенстве. Топика сферы отбрасывания лучше всего моделируется понятием испорченного телефона - пространства, в котором любой сигнал испытывает превратность неминуемого и множественного искажения.
1 2 3 4 5 6