Здесь же, в царстве силовых взаимодействий, вещественность второстепенна, если Артур не заблуждается, а он так всегда безошибочен… Здесь органы чувств дают лишь поверхностное… Но что означает твоё интуитивное беспокойство, Жак?
Жак погрузил пятерню в шевелюру и хмуро сказал:
— Не знаю. Каждая волосинка вздыбливается и колется. Боюсь, что готовится очень плохое…
Мне захотелось подразнить Жака. Нам обоим не спалось, а споры без иронии пресны. Я засмеялся:
— Видишь ли, старина, в галактическом пространстве я немедленно забил бы тревогу, там твоё ощущение плохого равносильно предчувствию реальной беды. Но здесь следствия вовсе не следуют за причиной, да и посылка определяется выводами из неё, и вообще — ребёнок рождает мать… Если здесь телегу поставят впереди лошади, я не удивлюсь, ибо в круговороте взаимодействий все вытекает из целого, а не из частностей, а кто впереди, лошадь или телега, согласись, это частности… Ты, кажется, сердишься?
Жак воскликнул с обидой:
— Посмотри на приборы, Полинг!
Я переключил дешифратор и, поражённый, свистнул. В дзета—пространстве пульсировали все силовые поля, менялась гравитация, электрические потенциалы, знаки зарядов… Мне показалось, что стенки огромной колбы валятся. Но колба высилась пока неподвижная. Зато явственно то погасало, то разгоралось свечение стен. Что-то и вправду надвигалось нехорошее.
— Всех будить!
Я затряс Николая, Жак вскочил и стал толкать Артура. Я увеличил защитную экранизацию и приказал:
— Всем выходить наружу! Автономия обеспечивает нам отстраненность от местных беспорядков, но надо посмотреть, что происходит. Держаться вместе, подстраховывать один другого!
2
Мы бежали по трубопроводам и ретортам, транспортёрным галереям и реакторам, уже не одними приборами, но и чувствами предугадывая беду. Вариалы, яркие, разноцветные, мирно покоились у потолков, их было множество, дружественных, не то просто отдыхающих, не то на время выключенных из жизни. И они не подозревали об опасности — это было очевидно.
Николай, первым выскочив наружу, показал на купол:
— Извержение! Световая буря!
Та же горная долина, окаймлённая зубцами преображённых перспективой вершин, простиралась вокруг, тот же бледно-золотой свет лился с неба — в дзета—мире не было чередования дня и ночи.
И только над вершиной купола клубилось сияние.
Оно именно клубилось, а не светилось. Над куполом сгущались удивительные облака — не пар, не дым, даже не пламя и не отблеск бушующего пожара, а сам свет, принявший телесный облик облака.
Из купола били гейзеры радиации, они уплотнялись, складывались в сверкающие образования, крутились и сталкивались, все более разгораясь. А купол походил на вулкан, выбрасывающий не пламя, не раскалённые газы, не камни и пепел, а одну радиацию, странную радиацию, лучи, не пробивающие пронзительно пространство, а накапливающиеся в клубки, — в них не было ничего, кроме запутавшегося в себе самом света.
— Кривой свет, неподвижный свет! — воскликнул я. — Фотоны, которые не несутся! Нет, воистину удивительный мир! Николай, тебе, как астрофизику, придётся поломать голову над природой этого красочного явления!
Артур рассудительно заметил, что фотоны все-таки несутся, раз мы видим издалека светящиеся облака. Но конечно, в иномирах и фотоны должны вести себя иначе, чем в космосе. Возможно, перед нами не излучающие источники, а уже излучённый свет, скомбинировавшийся в нечто предметное.
— Перестань! — сказал я. — Зачем анатомировать красоту! Полюбуйся лучше, как в этих красочных световых тучах разыгрывается великолепная световая гроза.
Один облачный фронт напирал на другой, из купола вырывались все новые сияющие клубки. Вдруг началось возмущение всех физических параметров. Особенно менялась гравитация — она падала до нуля, становилась отрицательной, снова быстро росла. Если бы мы не были экранированы, нас то тащило бы вверх, то швыряло бы на грунт. Гигантская молния — и её исказила расширяющаяся перспектива — пронеслась между облаками. Молния была черна — река полного поглощения среди нестерпимого блеска.
— Интерференция! — в восторге закричал Николай. — Интерференционная молния! Вот чего мы ещё не видели!
За первой молнией взорвались другие, такие же чёрные. И, словно подстёгнутые, световые тучи пришли в движение. Теперь они летели к городу вариалов. Зловещее сияние озарило спящий город, на угрюмых ретортах, трубопроводах и реакторах заиграли зайчики.
— Может, поднять тревогу? — с волнением сказал Жак. — Пугает меня это световое буйство!
— Подождём! — Я не отрывал взгляда от летящих туч. Мне почему-то вообразилось, что дальше красочного спектакля не пойдёт. — Да и как будить вариалов? Не трясти же их руками!
Облака, исторгнутые из купола, повисли над городом. Бледное небо превратилось в пылающее горнило. Одна чёрная молния за другой глушила яркость туч. А затем хлынул ливень, в существование его мы и поверить бы раньше не могли — ливень света: переплетение вспышек и красок, низринувшийся с высоты пламень, неистовые световые потоки. Буря напоминала земные дожди: так же рушились капли и летели брызги, так же от туч к почве словно протянулись прутики, но все то был свет, а не вода.
И там, куда падали прутья и капли света, вспыхивало пламя — багровое, оранжевое, сжигающе-зеленсе. Город охватило пожаром: не огонь, перемешанный с дымом, пожирал сооружения, а тот же свет.
И здания начинали сами светиться, сперва тускло, потом все ярче, и распадались, превращаясь в световые клубки и облачка. Облачка взмывали вверх, и из них тоже обрушивались световые потоки уже на другие, ещё не взорвавшиеся светом строения. Свет был кругом, один свет, низвергающийся, взрывающийся, убийственный свет!
Город растворялся в свете, как соль в воде.
И тут мы увидели гибнущих вариалов.
Одно из здании превратилось во вспышку, за ним световым облачком вознеслось другое, и в пожирающей радиации заметались разноцветные шарики. Вариалы отчаянно трансформировались, судорожно меняли яркость. И, уже не искажённый обычной сумятицей нелогичности, до нас донёсся вопль: «Помогите! Помогите!».
Николай вскрикнул — катившийся к нему нежно-голубой Ы вдруг раскалился, оранжево забушевал и взвился клубочком распадающегося сияния. За ним погибли ещё два вариала, пытавшиеся найти спасение около нас, — красный Я и фиолетовый Е.
— Экранируй город, Полинг! — сказал побледневший Жак. — Немедленно экранируй город!
Я рванул ручку ротонного регулятора.
Силовой щит, созданный притоком энергии «Пегаса», мгновенно отсек город от светового урагана, разрушение зданий прекратилось. Зато быстро рос расход мощности корабля — светобуря бушевала с прежней яростью. Я встревожился. Генераторы межмирового корабля подвергались слишком трудному испытанию.
— Нужно средство поактивнее экрана, — сказал Артур. Он со страхом всматривался в бушевание света над городом. — Казимеж, это те самые убийственные ураганы, о которых разглагольствовал Правый! Неужели так и не найдём способа борьбы с ними?
Я повернулся к Николаю. В обычное время подвижный, даже суетливый, при опасности Николай обретает ледяное спокойствие. В трудные часы прежних наших галактических странствий он ни разу не подводил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Жак погрузил пятерню в шевелюру и хмуро сказал:
— Не знаю. Каждая волосинка вздыбливается и колется. Боюсь, что готовится очень плохое…
Мне захотелось подразнить Жака. Нам обоим не спалось, а споры без иронии пресны. Я засмеялся:
— Видишь ли, старина, в галактическом пространстве я немедленно забил бы тревогу, там твоё ощущение плохого равносильно предчувствию реальной беды. Но здесь следствия вовсе не следуют за причиной, да и посылка определяется выводами из неё, и вообще — ребёнок рождает мать… Если здесь телегу поставят впереди лошади, я не удивлюсь, ибо в круговороте взаимодействий все вытекает из целого, а не из частностей, а кто впереди, лошадь или телега, согласись, это частности… Ты, кажется, сердишься?
Жак воскликнул с обидой:
— Посмотри на приборы, Полинг!
Я переключил дешифратор и, поражённый, свистнул. В дзета—пространстве пульсировали все силовые поля, менялась гравитация, электрические потенциалы, знаки зарядов… Мне показалось, что стенки огромной колбы валятся. Но колба высилась пока неподвижная. Зато явственно то погасало, то разгоралось свечение стен. Что-то и вправду надвигалось нехорошее.
— Всех будить!
Я затряс Николая, Жак вскочил и стал толкать Артура. Я увеличил защитную экранизацию и приказал:
— Всем выходить наружу! Автономия обеспечивает нам отстраненность от местных беспорядков, но надо посмотреть, что происходит. Держаться вместе, подстраховывать один другого!
2
Мы бежали по трубопроводам и ретортам, транспортёрным галереям и реакторам, уже не одними приборами, но и чувствами предугадывая беду. Вариалы, яркие, разноцветные, мирно покоились у потолков, их было множество, дружественных, не то просто отдыхающих, не то на время выключенных из жизни. И они не подозревали об опасности — это было очевидно.
Николай, первым выскочив наружу, показал на купол:
— Извержение! Световая буря!
Та же горная долина, окаймлённая зубцами преображённых перспективой вершин, простиралась вокруг, тот же бледно-золотой свет лился с неба — в дзета—мире не было чередования дня и ночи.
И только над вершиной купола клубилось сияние.
Оно именно клубилось, а не светилось. Над куполом сгущались удивительные облака — не пар, не дым, даже не пламя и не отблеск бушующего пожара, а сам свет, принявший телесный облик облака.
Из купола били гейзеры радиации, они уплотнялись, складывались в сверкающие образования, крутились и сталкивались, все более разгораясь. А купол походил на вулкан, выбрасывающий не пламя, не раскалённые газы, не камни и пепел, а одну радиацию, странную радиацию, лучи, не пробивающие пронзительно пространство, а накапливающиеся в клубки, — в них не было ничего, кроме запутавшегося в себе самом света.
— Кривой свет, неподвижный свет! — воскликнул я. — Фотоны, которые не несутся! Нет, воистину удивительный мир! Николай, тебе, как астрофизику, придётся поломать голову над природой этого красочного явления!
Артур рассудительно заметил, что фотоны все-таки несутся, раз мы видим издалека светящиеся облака. Но конечно, в иномирах и фотоны должны вести себя иначе, чем в космосе. Возможно, перед нами не излучающие источники, а уже излучённый свет, скомбинировавшийся в нечто предметное.
— Перестань! — сказал я. — Зачем анатомировать красоту! Полюбуйся лучше, как в этих красочных световых тучах разыгрывается великолепная световая гроза.
Один облачный фронт напирал на другой, из купола вырывались все новые сияющие клубки. Вдруг началось возмущение всех физических параметров. Особенно менялась гравитация — она падала до нуля, становилась отрицательной, снова быстро росла. Если бы мы не были экранированы, нас то тащило бы вверх, то швыряло бы на грунт. Гигантская молния — и её исказила расширяющаяся перспектива — пронеслась между облаками. Молния была черна — река полного поглощения среди нестерпимого блеска.
— Интерференция! — в восторге закричал Николай. — Интерференционная молния! Вот чего мы ещё не видели!
За первой молнией взорвались другие, такие же чёрные. И, словно подстёгнутые, световые тучи пришли в движение. Теперь они летели к городу вариалов. Зловещее сияние озарило спящий город, на угрюмых ретортах, трубопроводах и реакторах заиграли зайчики.
— Может, поднять тревогу? — с волнением сказал Жак. — Пугает меня это световое буйство!
— Подождём! — Я не отрывал взгляда от летящих туч. Мне почему-то вообразилось, что дальше красочного спектакля не пойдёт. — Да и как будить вариалов? Не трясти же их руками!
Облака, исторгнутые из купола, повисли над городом. Бледное небо превратилось в пылающее горнило. Одна чёрная молния за другой глушила яркость туч. А затем хлынул ливень, в существование его мы и поверить бы раньше не могли — ливень света: переплетение вспышек и красок, низринувшийся с высоты пламень, неистовые световые потоки. Буря напоминала земные дожди: так же рушились капли и летели брызги, так же от туч к почве словно протянулись прутики, но все то был свет, а не вода.
И там, куда падали прутья и капли света, вспыхивало пламя — багровое, оранжевое, сжигающе-зеленсе. Город охватило пожаром: не огонь, перемешанный с дымом, пожирал сооружения, а тот же свет.
И здания начинали сами светиться, сперва тускло, потом все ярче, и распадались, превращаясь в световые клубки и облачка. Облачка взмывали вверх, и из них тоже обрушивались световые потоки уже на другие, ещё не взорвавшиеся светом строения. Свет был кругом, один свет, низвергающийся, взрывающийся, убийственный свет!
Город растворялся в свете, как соль в воде.
И тут мы увидели гибнущих вариалов.
Одно из здании превратилось во вспышку, за ним световым облачком вознеслось другое, и в пожирающей радиации заметались разноцветные шарики. Вариалы отчаянно трансформировались, судорожно меняли яркость. И, уже не искажённый обычной сумятицей нелогичности, до нас донёсся вопль: «Помогите! Помогите!».
Николай вскрикнул — катившийся к нему нежно-голубой Ы вдруг раскалился, оранжево забушевал и взвился клубочком распадающегося сияния. За ним погибли ещё два вариала, пытавшиеся найти спасение около нас, — красный Я и фиолетовый Е.
— Экранируй город, Полинг! — сказал побледневший Жак. — Немедленно экранируй город!
Я рванул ручку ротонного регулятора.
Силовой щит, созданный притоком энергии «Пегаса», мгновенно отсек город от светового урагана, разрушение зданий прекратилось. Зато быстро рос расход мощности корабля — светобуря бушевала с прежней яростью. Я встревожился. Генераторы межмирового корабля подвергались слишком трудному испытанию.
— Нужно средство поактивнее экрана, — сказал Артур. Он со страхом всматривался в бушевание света над городом. — Казимеж, это те самые убийственные ураганы, о которых разглагольствовал Правый! Неужели так и не найдём способа борьбы с ними?
Я повернулся к Николаю. В обычное время подвижный, даже суетливый, при опасности Николай обретает ледяное спокойствие. В трудные часы прежних наших галактических странствий он ни разу не подводил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37