Из купола вышли Николай и Артур.
— Выход один — тот, у которого ты стоишь, Казимеж, — сказал Артур.
Николай, услышав, что я не нашёл осмысленной информации в вариациях красок, пустил свой дешифратор на автоматическую запись. «После разберёмся!» — сказал он. Артур заметил, что пока мы обнаружили меньше интересных явлений, чем теоретически ожидалось. Почему? На это я имел ясный ответ: мы слишком уж побаиваемся нового мира, который надумали познавать. Ознакомление с любым неизвестным немыслимо без риска — к такому выводу приводят галактические странствия. Нет оснований полагать, что в дзета—мире все обстоит по-иному, чем в родном космосе.
— А наша автономия так велика, что превращается в прямую отстраненность. Мы открываем лишь крупные объекты, все прочее ускользает. Схема мира, а не реальный мир — вот с чем мы пока сталкиваемся.
— Тогда ослабим автономность. И пусть каждый сам регулирует отношения с этим миром, — спокойно сказал Артур.
Я отнюдь не был столь же спокойным, а Николай, естественно, энергично поддержал Артура. Впрочем, я колебался недолго. Последующие события показали, что опасность близкого соприкосновения с новым мирим была даже больше, чем я боялся, но другого выхода, как испытать это близкое соприкосновение, у нас не имелось.
Соединившись с «Пегасом», я успокоил тосковавшего в одиночестве Жака и сообщил, что мы уменьшаем поток энергии по ротонному каналу.
— Нас размывает! — воскликнул через минуту Николай. — Мы превращаемся в привидения!
Он в восторге замахал руками. Формы становились зыбкими, тела превращались в силуэты. Артур вдруг уменьшился наполовину, а Николай превратился в гиганта — Артур не доставал ему до пояса.
— Изумительно! — крикнул Николай. — Я попробую вырасти ещё немного, чтобы вы свободно проходили у меня между ногами. — Он запрыгал, завертелся, но остался таким же.
— Перестань, мы исследователи, а не расшалившиеся детишки! — сказал я и сам уменьшился до размеров Артура.
— Как вы ведёте себя, друзья! — с сердцем добавил Артур и ещё больше уменьшился — он уже не доставал до колен Николая.
— Не придирайся, Артур! — огрызнулся Николай и стал быстро расти опять. — Что ни сделай — это нехорошо, то плохо!
Он стал таким огромным, что голова его покачивалась на уровне вершины купола, и таким бесформенным, что казался уже не человеком, а цистерной, поставленной на торец. К тому же он весь пульсировал, то распухал, то сжимался, руки, ноги, плечи и голова колебались, словно волосы на ветру.
— Что со мной? — сказал он с испугом. — У меня, кажется, здорово развевается тело? Нет, послушайте! — Он со страхом схватил себя за распухшие колени, лицо его жалко исказилось, нос, длинный и гибкий, выкручивался, как хобот, уши трепыхались. — Слушайте, ветра же нет, а меня треплет, как парус в бурю! Да помогите же, черт возьми!
Как только Николай выругался, он вдруг стал уменьшаться. Теперь он опадал так быстро, словно его перед тем надули воздухом и сейчас воздух вырывался наружу. Одновременно, только медленней, росли мы с Артуром. Вскоре мы стали прежними людьми — резких очертаний, ясных форм, почти одинакового роста.
Ошеломлённые, мы молча смотрели друг на друга.
Николай опомнился первый.
— Все в порядке, — сказал он бодро. — В нынешнем нашем дзета—существовании постоянные размеры и формы тел не обязательны. Переменное тело и меняющийся облик — что может быть естественней? — Он заметил, что опять начинает распухать, и поспешно закончил: — Впрочем, не собираюсь этим злоупотреблять! — Начавшийся рост тела оборвался.
— Сдерживай свои душевные порывы! — посоветовал Артур. Голос его, однако, был нетвёрд. Он помолчал, боязливо оглянулся и продолжал: — Наши размеры здесь, похоже, зависят от эмоций. Поменьше эмоций, побольше разума — такова, видимо, гарантия устойчивого дзета—бытия. Давайте пока только присматриваться и не спешить вмешиваться в местные дела. — Последние наставления он произнёс обычным тоном, словно читал лекцию о природе дзета—пространства.
— И в случае опасности усиливаем связь с «Пегасом», — добавил я.
Пока Артур изъяснялся, я успел взять себя в руки.
— Поворот ручки — и уносимся в автономный мирок. При встрече с непредвиденным вообще не снимать руки с регулятора.
Артур слишком спокойно — старался, видимо, не разрешать себе опасных в этом мире бурных эмоций — проговорил:
— Кажется, непредвиденное само ищет встречи с нами. Положите руки на регуляторы, друзья!
4
Непредвиденное возникло хрустальным шаром, катящимся по равнине. Потом, приблизившись, предстало сложной и красочной конструкцией. Оно по-прежнему напоминало шар, но не сплошной, а собранный из кривых трубок, внутри которых мерцало сияние — для каждой особого цвета. От сверкающего шара отходили гибкие отростки, их то втягивало внутрь, то выбрасывало наружу, и они тоже были освещены пульсирующим цветным жаром. Сияние было так сильно, что все кругом озарилось.
Вместе с тем шар был прозрачен — сквозь него виднелись однотонный берег и свирепо атаковавшие его яркие волны моря.
— Штука эта похожа на распатланную голову, — со смехом сказал Николай. — Казимеж, вспомни, встречались ли нам в скитаниях между звёздами разгневанные головы без туловищ?
— Существо или вещество? — задумчиво проговорил Артур. — Возможно, существо, и даже разумное. Я бы отошёл подальше, чтобы встреча наша произошла возле купола, а не на берегу.
— Настройте дешифраторы поаккуратней! — приказал я.
Мне не хотелось бежать от катящегося шара. В конце концов, мы прибыли в этот удивительный мир, чтобы знакомиться с его явлениями, а не панически удирать от них. Так мы всегда вели себя в космосе, и я не видел оснований отступать и здесь от традиций косморазведки. Я добавил, чтобы убедить Артура:
— Мы легко разговаривали в Плеядах с разумными папоротниками и рыбёшками, только выбравшимися из дикости. Постараемся найти общий язык и с этой самосветящейся каракатицей.

Николай настроил дешифратор на световую речь, она казалась наиболее вероятной. Артур задал ещё и гравитационную, и электромагнитную. Я добавил кинетическую — язык механических движений, хотя здесь, где отсутствовала перспектива и постоянные размеры, кинетический язык представлялся наименее вероятным. В общем, мы готовились к исследованию, а не к отпору — в точности так, как действовали раньше в космосе.
В центре шара вспыхивали и гасли острые искорки. На фоне беспорядочно меняющихся красок и яркости искорки казались выражением какой-то системы среди хаоса. Артур обратил на них внимание.
— Если оно разумное существо, то мыслит, скорей всего, искрами. Пламенем же, вероятно, выражает эмоции, а не понятия.
— И я так думаю, — отозвался Николай, с любопытством всматриваясь в остановившийся неподалёку шар. — А вот, кажется, и первая расшифровка: «Кто? Кто? Кто?». Вопрос естественный, если прибор не приписывает разумного смысла стихийным импульсам. Сейчас я попытаюсь ответить в том же коде.
Николай засверкал. Теперь и в нем вспыхивали и гасли искорки. «Мы из другого мира, — пытался сообщить он потускневшему собеседнику. — Не бойтесь, мы не сделаем зла».
— Я, конечно, не уверен, что цветовой акцент у меня похож на здешний, — весело разъяснил он нам. Он выглядел счастливым, так ему понравилось, что найден общий язык с первым встреченным дзета—жителем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37