Взамен
притянули в избы и в уродливые многоэтажные коробки городских
окраин - репродукторы, пуще того поставили их на всех
центральных столбах (по всему лику России и сегодня это бубнит
от шести утра до двенадцати ночи, высший признак
культуры, и пойди заткни - будет антисоветский акт). И
те репродукторы докончили работу: они выбили из голов все
индивидуальное и все фольклорное, натолкали штампованного,
растоптали и замусорили русский язык, нагудели бездарных пустых
песен (сочиняла их интеллигенция). Добили последние сельские
церкви, растоптали и загадили кладбища, с комсомольской
горячностью извели лошадь, изгадили, изрезали тракторами и
пятитонками вековые дороги, мягко вписанные в пейзаж. Где ж и
кому осталось плясать и плести кружева?.. Еще наслали
лакомством для сельской юности серятину глупеньких фильмов
(интеллигент: "надо выпустить, будут большие тиражные"), да то
же затолкано н в школьные учебники, да то же и в книгах
повзрослей (а кто писал их, не знаете?), - чтоб и новая
свежесть не выросла там, где вырублен старый лес. Как танками
изгладили всю историческую народную память (Александру Невскому
без креста подняться дали, но чему поближе - нет), - и как же
народу было сохраниться?
Так вот, на этом пепелище, сидя в золе, разберемся.
Народа - нет? И тогда, верно: уже не может быть
национального возрождения??.. И что ж за надрыв! - ведь как
раз замаячило: от краха всеобщего технического прогресса, по
смыслу перехода к стабильной экономике, будет повсюду
восстанавливаться первичная связь большинства жителей с землею,
простейшими материалами, инструментами и физическим трудом (как
инстинктивно ищут для себя уже сегодня многие пресыщенные
горожане). Так неизбежно восстановится во всех, и передовых,
странах некий наследник многочисленного крестьянства,
наполнитель народного пространства, сельско-хозяйственный и
ремесленный (разумеется с новой, но рассредоточенной техникой)
класс. А у нас - мужик "оперный" и уже не вернется?..
Но интеллигенции - тоже нет? Образованщина - древо
мертвое для развития?
Подменены все классы - и как же развиваться?
Однако - кто-то же есть? И как людям запретить будущее?
Разве людям можно не жить дальше? Мы слышим их устало-теплые
голоса, иногда и лиц не разглядев, где-нибудь в полутьме пройдя
мимо, слышим их естественные заботы, выраженные русской речью,
иногда еще очень свежей, видим их живые готояиые лица и улыбки
их, испытываем на себе их добрые поступки, иногда для нас
внезапные, наблюдаем самоотверженные летные семьи,
претерпевающие все ущербы, только бы душу ие погубить, - и как
же им всем запретить будущее?
Поспешен вывод, что больше нет народа. Да, разбежалась
деревня, а оставшаяся приглушена, да, на городских окраинах -
стук домино (достижение всеобщей грамотности) и разбитые
бутылки, ни нарядов, ни хороводов, и язык испорчен, а уж тем
белее искажены и ложно направлены мысля и старания, - не
почему даже от этих раэ-
битых бутылок, даже от бумажного мусора, перевеваемого
ветром по городским дворам, не охватывает такое отчаяние, как
от служебного лицемерия образованщины? Потому что народ
в массе своей не участвует в казенной лжи, и это сегодня -
главный признак его, позволяющий надеяться, что он не
совершенно пуст от Бога, как упрекают его. Или, во всяком
случае, сохранил невыжженное, невытоптанное в сердце место.
Поспешен и вывод, что нет интеллигенции. Каждый из нас
лично знает хотя бы несколько людей, твердо поднявшихся и над
этой ложью и над хлопотливой суетой о6разованщины. И я вполне
согласен с теми, кто хочет видеть, верить, что уже видит некое
интеллигентное ядро - нашу надежду на духовное
обновление. Только по другим бы признакам я узнавал и
отграничивал это ядро: не по достигнутым научным званиям, яе по
числу выпущенных книг, не по высоте образованности "привыкших и
любящих думать, а не пахать землю", не по научности
методологии, легко создающей "отраслевые подкультуры", не по
отчужденности от государства и от народа, не по принадлежности
к духовной диаспоре ("всюду не совсем свои"). Но - по чистоте
устремлений, по душевной самоотверженности - во имя правды и
прежде всего - для этой страны, где живешь. Ядро, воспитанное
не столько в библиотеках, сколько в душевных испытаниях. Не то
ядро, которое желает считаться ядром, не поступясь удобствами
жизни центровой образованщины. Мечтал Достоевский в 1887 году,
чтобы появилась в России "молодежь скромная и доблестная". Но
тогда появлялись "бесы" - и мы видим, куда мы пришли. Однако
свидетельствую, что сам я в последние годы своими глазами
видел, своими ушами слышал эту скромную и доблестную молодежь,
- она и держала меня как невидимая пленка над кажущейся
пустотой, в воздухе, не давая упасть. Не все они сегодня
остаются на свободе, не все сохранят ей завтра. И далеко не все
известны нашему глазу и уху: как ручейки весенние, где-то
сочатся под толстым серым плотным снегом.
Это порочность метода: вести рассуждение в "социальных
слоях", никак иначе. В социальных слоях получается
безнадежность (как у Амальрика и получилось).
Интеллигенция-образованщина как огромный социальный слой
закончила свое развитие в теплом болоте и уже не может стать
воздухоплавательной. Но это и в прежние, лучшие времена
интеллигенции было неверно: зачислять в интеллигенцию целыми
семьями, родами, кружками, слоями. В частности могли быть и
сплошь интеллигентная семья, в род, и кружок, в слой, а все же
по смыслу слова интеллигентом человек становится индивидуально.
Если это и был слой, то - психический, а нс социальный, и
значит вход и выход всегда оставались в пределах
индивидуального поведения, а не рода работы и социального
положения.
И слой, и народ, и масса, в образованщина - состоят из
людей, а для людей никак не может быть закрыто будущее: люди
определяют свое будущее сами, и на любой точке искривленного и
ниспадшего пути не бывает поздно повернуть к доброму и лучшему.
Будущее - неистребимо, и оно в наших руках. Если мы будем
делать правильные выборы.
Вот и в сочинениях Померанца среди многих противоречивых
высказываний выныривают то там, то сям поразительно верные, а
если сплотить их, увидим, что и с разных сторон можно подойти к
сходному решению. "Нынешняя масса - это аморфное состояние
между двумя кристаллическими структурами... Она может
оструктуриться, если появится стержень, веточка, пусть хрупкая,
вокруг которой начнут нарастать кристаллы." С этим - не
поспоришь.
Однако, упорно преданный интеллигентским идеалам, Померанц
отводит эту роль стержня-веточки - только интеллигенции. По
трудной доступности Самиздата надо цитировать обширно: "Масса
может заново кристаллизоваться в нечто народоподобное только
вокруг новой интеллигенции." "Рассчитываю на интеллигенцию
вовсе не потому, что она хороша... Умственное развитие само по
себе только увеличивает способность ко злу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
притянули в избы и в уродливые многоэтажные коробки городских
окраин - репродукторы, пуще того поставили их на всех
центральных столбах (по всему лику России и сегодня это бубнит
от шести утра до двенадцати ночи, высший признак
культуры, и пойди заткни - будет антисоветский акт). И
те репродукторы докончили работу: они выбили из голов все
индивидуальное и все фольклорное, натолкали штампованного,
растоптали и замусорили русский язык, нагудели бездарных пустых
песен (сочиняла их интеллигенция). Добили последние сельские
церкви, растоптали и загадили кладбища, с комсомольской
горячностью извели лошадь, изгадили, изрезали тракторами и
пятитонками вековые дороги, мягко вписанные в пейзаж. Где ж и
кому осталось плясать и плести кружева?.. Еще наслали
лакомством для сельской юности серятину глупеньких фильмов
(интеллигент: "надо выпустить, будут большие тиражные"), да то
же затолкано н в школьные учебники, да то же и в книгах
повзрослей (а кто писал их, не знаете?), - чтоб и новая
свежесть не выросла там, где вырублен старый лес. Как танками
изгладили всю историческую народную память (Александру Невскому
без креста подняться дали, но чему поближе - нет), - и как же
народу было сохраниться?
Так вот, на этом пепелище, сидя в золе, разберемся.
Народа - нет? И тогда, верно: уже не может быть
национального возрождения??.. И что ж за надрыв! - ведь как
раз замаячило: от краха всеобщего технического прогресса, по
смыслу перехода к стабильной экономике, будет повсюду
восстанавливаться первичная связь большинства жителей с землею,
простейшими материалами, инструментами и физическим трудом (как
инстинктивно ищут для себя уже сегодня многие пресыщенные
горожане). Так неизбежно восстановится во всех, и передовых,
странах некий наследник многочисленного крестьянства,
наполнитель народного пространства, сельско-хозяйственный и
ремесленный (разумеется с новой, но рассредоточенной техникой)
класс. А у нас - мужик "оперный" и уже не вернется?..
Но интеллигенции - тоже нет? Образованщина - древо
мертвое для развития?
Подменены все классы - и как же развиваться?
Однако - кто-то же есть? И как людям запретить будущее?
Разве людям можно не жить дальше? Мы слышим их устало-теплые
голоса, иногда и лиц не разглядев, где-нибудь в полутьме пройдя
мимо, слышим их естественные заботы, выраженные русской речью,
иногда еще очень свежей, видим их живые готояиые лица и улыбки
их, испытываем на себе их добрые поступки, иногда для нас
внезапные, наблюдаем самоотверженные летные семьи,
претерпевающие все ущербы, только бы душу ие погубить, - и как
же им всем запретить будущее?
Поспешен вывод, что больше нет народа. Да, разбежалась
деревня, а оставшаяся приглушена, да, на городских окраинах -
стук домино (достижение всеобщей грамотности) и разбитые
бутылки, ни нарядов, ни хороводов, и язык испорчен, а уж тем
белее искажены и ложно направлены мысля и старания, - не
почему даже от этих раэ-
битых бутылок, даже от бумажного мусора, перевеваемого
ветром по городским дворам, не охватывает такое отчаяние, как
от служебного лицемерия образованщины? Потому что народ
в массе своей не участвует в казенной лжи, и это сегодня -
главный признак его, позволяющий надеяться, что он не
совершенно пуст от Бога, как упрекают его. Или, во всяком
случае, сохранил невыжженное, невытоптанное в сердце место.
Поспешен и вывод, что нет интеллигенции. Каждый из нас
лично знает хотя бы несколько людей, твердо поднявшихся и над
этой ложью и над хлопотливой суетой о6разованщины. И я вполне
согласен с теми, кто хочет видеть, верить, что уже видит некое
интеллигентное ядро - нашу надежду на духовное
обновление. Только по другим бы признакам я узнавал и
отграничивал это ядро: не по достигнутым научным званиям, яе по
числу выпущенных книг, не по высоте образованности "привыкших и
любящих думать, а не пахать землю", не по научности
методологии, легко создающей "отраслевые подкультуры", не по
отчужденности от государства и от народа, не по принадлежности
к духовной диаспоре ("всюду не совсем свои"). Но - по чистоте
устремлений, по душевной самоотверженности - во имя правды и
прежде всего - для этой страны, где живешь. Ядро, воспитанное
не столько в библиотеках, сколько в душевных испытаниях. Не то
ядро, которое желает считаться ядром, не поступясь удобствами
жизни центровой образованщины. Мечтал Достоевский в 1887 году,
чтобы появилась в России "молодежь скромная и доблестная". Но
тогда появлялись "бесы" - и мы видим, куда мы пришли. Однако
свидетельствую, что сам я в последние годы своими глазами
видел, своими ушами слышал эту скромную и доблестную молодежь,
- она и держала меня как невидимая пленка над кажущейся
пустотой, в воздухе, не давая упасть. Не все они сегодня
остаются на свободе, не все сохранят ей завтра. И далеко не все
известны нашему глазу и уху: как ручейки весенние, где-то
сочатся под толстым серым плотным снегом.
Это порочность метода: вести рассуждение в "социальных
слоях", никак иначе. В социальных слоях получается
безнадежность (как у Амальрика и получилось).
Интеллигенция-образованщина как огромный социальный слой
закончила свое развитие в теплом болоте и уже не может стать
воздухоплавательной. Но это и в прежние, лучшие времена
интеллигенции было неверно: зачислять в интеллигенцию целыми
семьями, родами, кружками, слоями. В частности могли быть и
сплошь интеллигентная семья, в род, и кружок, в слой, а все же
по смыслу слова интеллигентом человек становится индивидуально.
Если это и был слой, то - психический, а нс социальный, и
значит вход и выход всегда оставались в пределах
индивидуального поведения, а не рода работы и социального
положения.
И слой, и народ, и масса, в образованщина - состоят из
людей, а для людей никак не может быть закрыто будущее: люди
определяют свое будущее сами, и на любой точке искривленного и
ниспадшего пути не бывает поздно повернуть к доброму и лучшему.
Будущее - неистребимо, и оно в наших руках. Если мы будем
делать правильные выборы.
Вот и в сочинениях Померанца среди многих противоречивых
высказываний выныривают то там, то сям поразительно верные, а
если сплотить их, увидим, что и с разных сторон можно подойти к
сходному решению. "Нынешняя масса - это аморфное состояние
между двумя кристаллическими структурами... Она может
оструктуриться, если появится стержень, веточка, пусть хрупкая,
вокруг которой начнут нарастать кристаллы." С этим - не
поспоришь.
Однако, упорно преданный интеллигентским идеалам, Померанц
отводит эту роль стержня-веточки - только интеллигенции. По
трудной доступности Самиздата надо цитировать обширно: "Масса
может заново кристаллизоваться в нечто народоподобное только
вокруг новой интеллигенции." "Рассчитываю на интеллигенцию
вовсе не потому, что она хороша... Умственное развитие само по
себе только увеличивает способность ко злу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12