.. Мой избранный
народ плох, я это знаю... но остальные еще хуже." Правда,
"прежде, чем посолить, надо снова стать солью", а интеллигенция
перестала быть ею. Ах, "если бы у нас хватило характера отдать
все свои лавровые венки, все степени и звания... Не предавать,
не подвывать... Предпочесть чистую совесть чистому подъезду и
приготовиться обходиться честным куском хлеба без икры." Но: "Я
просто верю, что интеллигенция может иэмениться и потянуть за
собою других"...
Здесь мы ясно слышим, что интеллигенцию Померанц выделяет
и отграничивает по умственному развитию, лишь желает ей -
иметь и нравственные качества.
Да не в том ли заложена наша старая потеря, погубившая
всех нас, - что интеллигенция отвергла религиозную
нравственность, избрав себе атеистический гуманизм, легко
оправдавший и торопливые ревтрибуналы и бессудные подвалы ЧК?
Не в том ли и начиналось возрождение "интеллигентного ядра" в
10-е годы, что оно искало вернуться в религиозную
нравственность - да застукали пулеметы? И то ядро, которое
сегодня мы уже, кажется, начинаем различать, - оно не
повторяет ли прерванного революцией, оно не есть ли по сути
"младовеховское"? Нравственное учение о личности считает оно
ключом к общественным проблемам. По такому ядру тосковал и
Бердяев: "Церковная интеллигенция, которая соединяла бы
подлинное христианство с просвещенным и ясным пониманием
культурных и исторических задач страны." И С. Булгаков:
"Образованный класс с русской душой, просвещенным разумом,
твердой волею."
Это ядро не только не уплотнено, как надо быть ядру, оно
даже не собрано, оно рассеяно, взаимонеузнано: его частицы
многие не видели, не знают, не предполагают друг о Друге. И не
интеллигентность их роднит - но жажда правды, но жажда
очиститься душою и такое же очищенное светлое место содержать
вокруг себя каждого. Потому и "неграмотные сектанты" и
какая-нибудь неведомая нам колхозная доярка тоже состоят в этом
ядре добра, объединяемые общим направлением к чистой жизни. А
какой-нибудь просвещенный академик или художник вектором
стяжательства в жизненного благоразумия направлен как раз
наоборот - назад, в привычную багровую тьму этого полувека.
Сколько это - "стержень-веточка" для "кристаллизации"
целого народа? Это - десятки тысяч людей. Это опять-таки
потенциальный слой - но не перелиться ему в будущее просторной
беспрепятственной волною. Так безопасно и весело, как обещают
нам, не бросая НИИ, по уик-эндам в на досуге, не составить
"хребта нового народа". Нет - это придется совершать в будни,
на главном направлении вашего бытия, на самом опасном участке,
да еще и каждому в леденящем одиночестве.
Обществу столь порочному, столь загрязненному, в стольких
преступлениях полувека соучастному - ложью, холопством
радостным или изневольным, ретивой помощью или трусливой
скованностью, - такому обществу нельзя оздоровиться, нельзя
очиститься иначе, как пройдя через душевный фильтр. А фильтр
этот - ужасный, частый, мелкий, имеет дырочки, как игольные
ушки, - на одного. Проход в духовное будущее открыт только
поодиночно, через продавливание.
Через сознательную добровольную жертву.
Меняются времена - меняются масштабы. 100 лет назад у
русских интеллигентов считалось жертвой пойти на смертную
казнь. Сейчас представляется жертвой - рискнуть получить
административное взыскание. И по приниженности запуганных
характеров это не легче, действительно.
Даже при 'самых благоприятных обстоятельствах
(одновременная множественность жертвенного порыва) придется
потерять не музейную икру, как предупреждает Померанц, но -
апельсины, но - сливочное масло, торговля которыми так
налажена в научных центрах. Ликовали злорадные критики, что в
"Круге первом" я обнажил "низкий уровень любви в народе"
пословицею "для щей люди женятся, для мяса замуж идут", а мы,
мол, любим и женимся только на уровне Ромео! Но пословиц
русских много, для разных оттенков и ситуаций. Есть и такая:
Хлеб да вода - молодецкая еда.
Вот на этакой еде предстоит нам показать уровень своей
любви к этой стране и ее белым березкам. А любить их глазами -
мало. Понадобится осваивать жестокий Северо-Восток - и
придется ехать вашим излюбленным образованским детям, а не
ждать, чтобы мещанство ехало вперед. И все умные советы
анонимных авторов - конспирация, конспирация, "только не
вылазки в одиночку", тысячелетнее просвещение да развитие
тайком культуры - вздор. Из нашей нынешней презренной
аморфности никакого прохода в будущее не оставлено нам, кроме
открытой личной и преимущественно публичной (пример показать)
жертвы. "Вновь открывать святыни и ценности культуры" придется
не эрудицией, не научным профилем, а образом душевного
поведения, кладя свое благополучие, а в худых оборотах - и
жизнь. И когда окажется, что образовательный ценз и число
печатных научных работ тут совсем ни к чему, - с удивлением мы
почувствуем рядом с собою так презираемых "полуграмотных
проповедников религии".
Слово "интеллигенция", давно извращенное и расплывшееся,
лучше признаем пока умершим. Без замены интеллигенции Россия,
конечно, не обойдется, но не от "понимать, знать", а от чего-то
духовного будет образовано то новое слово. Первое малое
меньшинство, которое пойдет продавливаться через сжимающий
фильтр, само и найдет себе новое определение - еще в фильтре
или уже по другую сторону его, узнавая себя и друг друга. Там
узнается, родится в ходе их действия. Или оставшееся
большинство назовет их без выдумок просто праведниками (в
отличие от "правдистов"). Не ошибемся, назвав их пока
жертвенною элитой. Тут слово "элита" не вызовет зависти ничьей,
уж очень беззавистный в нее отбор, никто не обжалует, почему
его не включили: включайся, ради Бога! Иди, продавливайся!
Из прошедших (и в пути погибших) одиночек составится эта
элита, кристаллизующая народ.
Станет фильтр для каждой следующей частицы все просторней
и легче - и все больше частиц пойдет через него, чтобы по ту
сторону из достойных одиночек сложился бы, воссоздался бы и
достойный народ (это свое понимание народа я уж высказывал).
Чтобы построилось общество, первой характеристикой которого
будет не коэффициент товарного производства, не уровень
изобилия, но чистота общественных отношений.
А другого пути я решительно не вижу для России.
И остается описать только устройство и действие фильтра.
8
Со стороны над нами посмеются: какой робкий и какой
скромный шаг воспринимается нами как жертва. По всему
миру студенты захватывают университеты, выходят на улицы, даже
свергают правительства, а смирнее наших студентов в мире нет:
сказано - политучеба, пальто с вешалки не выдавать, и никто не
уйдет. В 1962 весь Новочеркасск бушевал, но в общежитии
Политехнического института заперли дверь на замок - и никто не
выпрыгнул из окна! Или:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
народ плох, я это знаю... но остальные еще хуже." Правда,
"прежде, чем посолить, надо снова стать солью", а интеллигенция
перестала быть ею. Ах, "если бы у нас хватило характера отдать
все свои лавровые венки, все степени и звания... Не предавать,
не подвывать... Предпочесть чистую совесть чистому подъезду и
приготовиться обходиться честным куском хлеба без икры." Но: "Я
просто верю, что интеллигенция может иэмениться и потянуть за
собою других"...
Здесь мы ясно слышим, что интеллигенцию Померанц выделяет
и отграничивает по умственному развитию, лишь желает ей -
иметь и нравственные качества.
Да не в том ли заложена наша старая потеря, погубившая
всех нас, - что интеллигенция отвергла религиозную
нравственность, избрав себе атеистический гуманизм, легко
оправдавший и торопливые ревтрибуналы и бессудные подвалы ЧК?
Не в том ли и начиналось возрождение "интеллигентного ядра" в
10-е годы, что оно искало вернуться в религиозную
нравственность - да застукали пулеметы? И то ядро, которое
сегодня мы уже, кажется, начинаем различать, - оно не
повторяет ли прерванного революцией, оно не есть ли по сути
"младовеховское"? Нравственное учение о личности считает оно
ключом к общественным проблемам. По такому ядру тосковал и
Бердяев: "Церковная интеллигенция, которая соединяла бы
подлинное христианство с просвещенным и ясным пониманием
культурных и исторических задач страны." И С. Булгаков:
"Образованный класс с русской душой, просвещенным разумом,
твердой волею."
Это ядро не только не уплотнено, как надо быть ядру, оно
даже не собрано, оно рассеяно, взаимонеузнано: его частицы
многие не видели, не знают, не предполагают друг о Друге. И не
интеллигентность их роднит - но жажда правды, но жажда
очиститься душою и такое же очищенное светлое место содержать
вокруг себя каждого. Потому и "неграмотные сектанты" и
какая-нибудь неведомая нам колхозная доярка тоже состоят в этом
ядре добра, объединяемые общим направлением к чистой жизни. А
какой-нибудь просвещенный академик или художник вектором
стяжательства в жизненного благоразумия направлен как раз
наоборот - назад, в привычную багровую тьму этого полувека.
Сколько это - "стержень-веточка" для "кристаллизации"
целого народа? Это - десятки тысяч людей. Это опять-таки
потенциальный слой - но не перелиться ему в будущее просторной
беспрепятственной волною. Так безопасно и весело, как обещают
нам, не бросая НИИ, по уик-эндам в на досуге, не составить
"хребта нового народа". Нет - это придется совершать в будни,
на главном направлении вашего бытия, на самом опасном участке,
да еще и каждому в леденящем одиночестве.
Обществу столь порочному, столь загрязненному, в стольких
преступлениях полувека соучастному - ложью, холопством
радостным или изневольным, ретивой помощью или трусливой
скованностью, - такому обществу нельзя оздоровиться, нельзя
очиститься иначе, как пройдя через душевный фильтр. А фильтр
этот - ужасный, частый, мелкий, имеет дырочки, как игольные
ушки, - на одного. Проход в духовное будущее открыт только
поодиночно, через продавливание.
Через сознательную добровольную жертву.
Меняются времена - меняются масштабы. 100 лет назад у
русских интеллигентов считалось жертвой пойти на смертную
казнь. Сейчас представляется жертвой - рискнуть получить
административное взыскание. И по приниженности запуганных
характеров это не легче, действительно.
Даже при 'самых благоприятных обстоятельствах
(одновременная множественность жертвенного порыва) придется
потерять не музейную икру, как предупреждает Померанц, но -
апельсины, но - сливочное масло, торговля которыми так
налажена в научных центрах. Ликовали злорадные критики, что в
"Круге первом" я обнажил "низкий уровень любви в народе"
пословицею "для щей люди женятся, для мяса замуж идут", а мы,
мол, любим и женимся только на уровне Ромео! Но пословиц
русских много, для разных оттенков и ситуаций. Есть и такая:
Хлеб да вода - молодецкая еда.
Вот на этакой еде предстоит нам показать уровень своей
любви к этой стране и ее белым березкам. А любить их глазами -
мало. Понадобится осваивать жестокий Северо-Восток - и
придется ехать вашим излюбленным образованским детям, а не
ждать, чтобы мещанство ехало вперед. И все умные советы
анонимных авторов - конспирация, конспирация, "только не
вылазки в одиночку", тысячелетнее просвещение да развитие
тайком культуры - вздор. Из нашей нынешней презренной
аморфности никакого прохода в будущее не оставлено нам, кроме
открытой личной и преимущественно публичной (пример показать)
жертвы. "Вновь открывать святыни и ценности культуры" придется
не эрудицией, не научным профилем, а образом душевного
поведения, кладя свое благополучие, а в худых оборотах - и
жизнь. И когда окажется, что образовательный ценз и число
печатных научных работ тут совсем ни к чему, - с удивлением мы
почувствуем рядом с собою так презираемых "полуграмотных
проповедников религии".
Слово "интеллигенция", давно извращенное и расплывшееся,
лучше признаем пока умершим. Без замены интеллигенции Россия,
конечно, не обойдется, но не от "понимать, знать", а от чего-то
духовного будет образовано то новое слово. Первое малое
меньшинство, которое пойдет продавливаться через сжимающий
фильтр, само и найдет себе новое определение - еще в фильтре
или уже по другую сторону его, узнавая себя и друг друга. Там
узнается, родится в ходе их действия. Или оставшееся
большинство назовет их без выдумок просто праведниками (в
отличие от "правдистов"). Не ошибемся, назвав их пока
жертвенною элитой. Тут слово "элита" не вызовет зависти ничьей,
уж очень беззавистный в нее отбор, никто не обжалует, почему
его не включили: включайся, ради Бога! Иди, продавливайся!
Из прошедших (и в пути погибших) одиночек составится эта
элита, кристаллизующая народ.
Станет фильтр для каждой следующей частицы все просторней
и легче - и все больше частиц пойдет через него, чтобы по ту
сторону из достойных одиночек сложился бы, воссоздался бы и
достойный народ (это свое понимание народа я уж высказывал).
Чтобы построилось общество, первой характеристикой которого
будет не коэффициент товарного производства, не уровень
изобилия, но чистота общественных отношений.
А другого пути я решительно не вижу для России.
И остается описать только устройство и действие фильтра.
8
Со стороны над нами посмеются: какой робкий и какой
скромный шаг воспринимается нами как жертва. По всему
миру студенты захватывают университеты, выходят на улицы, даже
свергают правительства, а смирнее наших студентов в мире нет:
сказано - политучеба, пальто с вешалки не выдавать, и никто не
уйдет. В 1962 весь Новочеркасск бушевал, но в общежитии
Политехнического института заперли дверь на замок - и никто не
выпрыгнул из окна! Или:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12