Дверь автобуса была открыта, но он чувствовал себя не в состоянии вернуться к команде. Он пошел к единственному в Холли-Бич бакалейному магазинчику, который помещался в ветхом помещении с неокрашенными полами, с дырами в потолке, прикрытыми старыми рыболовными сетями. Одна стена сверху донизу сверкала винными бутылками. Висели сувенирные рыбацкие шляпы. Лески и пластмассовые приманки. Высушенные головы аллигаторов, жуткие безделушки, вырезанные из испанского мха и кокосового ореха. Дешевые украшения, пиратские музыкальные кассеты — его сильно раздражало, что теперь стала столь популярна голландская музыка. Как это может быть, что в тонущей стране с мизерным стареющим населением поп-музыка была лучше, чем в Соединенных Штатах?
От нечего делать ему захотелось что-нибудь купить, и он взял пару дешевых сандалий. За прилавком стояла темноволосая девочка-подросток, местная, из Луизианы. Соскучившись в одиночестве и тишине в холодной бакалее, она одарила его великолепной улыбкой, улыбкой, означавшей что-то вроде: «Привет, красивый незнакомец!» Она была одета в потрепанный буклированный свитер и простое платье в цветочек из дешевого генетически модифицированного хлопка, но была доброжелательна и мила. Сексуальное воображение, временно сокрушенное и пущенное под откос разочарованием этого дня, вновь возродилось к жизни, пойдя странным параллельным путем.
Да, юная девушка из речной дельты, я действительно красивый незнакомец. Я умен, богат и могуществен. Поверь мне, я могу увезти тебя далеко отсюда. Я могу открыть тебе глаза на большой широкий мир, перенести в позолоченные коридоры роскоши и власти. Я могу одеть тебя, обучить тебя, переделать тебя по своему желанию, я могу полностью преобразить тебя. Все, что ты должна сделать для меня…
Но, увы, не было ничего, что она могла бы сделать для него. Его интерес мигом угас.
Он вышел из магазинчика, унося купленные сандалии, и пошел бродить по песчаным улицам Холли-Бич. Город имел вид столь наивно-тупой и захудалый, что это придавало ему странное декадентское очарование. Он походил на некий древний обломок, прибитый к берегу. Оскар мог легко себе представить, насколько живописно и необычно выглядит Холли-Бич летом: приличные семьи, вышедшие на прогулку в соломенных шляпках, болтающие между собой на креольском французском, рядом парни с татуировками, разжигающие коптильни для барбекю, или рабочие на выходных, тянущие невод из моря.
Далматин следовал за ним, почти наступая на пятки. Было очень странно увидеть вдруг обычную собаку после недель, проведенных в окружении кинкажу (цепохвостый медведь) и карибу (канадский олень). Может быть, и ему пора уже обзавестись собственным экзотическим зверем. О, как это изысканно, какой прекрасный сувенир. Собственная персональная генетическая игрушка. Что-нибудь быстрое и плотоядное. Что-нибудь с большими темными пятнами.
Он набрел на самый древний домик в этом поселке. Лачуга была настолько стара, что ее никогда не перемещали, она стояла на том же самом месте в течение десятилетий, покуда повышался уровень океана. Когда-то она находилась в уединенном месте вдалеке от берега, но теперь оказалась прямо около воды. Домишко был сляпан кое-как, будто его собрал за пару свободных выходных чей-то шурин, а может, зять.
Штормы, песок, и безжалостное южное солнце счистили с крыши и стен утомительно-последовательные слои дешевых красок, и, тем не менее, в доме кто-то жил. Дом не был сдан в аренду. Кто-то жил там все время. На стене висел вдавленный почтовый ящик, а на металлической крыше стояла спутниковая антенна, от которой тянулся кончающийся двумя рваными концами кабель. Три деревянные ступеньки вели к ржавой двери. Ступени были высокие, щербатые и наполовину сломанные, зарывшиеся во влажный песок. Дверная перемычка также была засыпана песком, она, должно быть, стояла тут уже лет шестьдесят, хотя выглядела на все шесть сотен.
В зимнем вечернем свете сумеречный вид деревянной развалюхи чем-то очаровывал. Старые коричневые дыры из-под гвоздей. Белый помет чаек. Оскара охватило щемящее чувство. Ему казалось, здесь обитает кто-то очень старый. Старый, слепой, слабый — никого не осталось на свете, кто бы любил, семья разъехалась, конец.
Он прижал ладонь к нагретой солнцем древесине. Ему показалось, что он чувствует все это буквально рукой. Его вдруг охватило внезапное предчувствие собственной смерти. Все будет так же, как здесь: одиночество и увядание. Сломанные ступени, слишком высокие для него, чтобы когда-либо подняться снова. Быстрая коса смерти легко пройдет сквозь тело, и от него на земле не останется ничего кроме пустых одежд.
Потрясенный, он быстрым шагом устремился назад к арендованному ими пляжному домику. Грета ждала его там. На ней был закрытый серый жакет, в руках дорожная сумка.
Оскар поспешил к ней.
— Привет! Извини! Ты ждала меня?
— Я только добралась. Дорога была заблокирована. Я не могла позвонить.
— Все нормально! Проходи наверх, там тепло. Он проводил ее по лестнице и ввел в дом. Оказавшись внутри, она скептически огляделась.
— Здесь жарко.
— Я так рад, что ты приехала! — Он был безумно счастлив. Настолько счастлив, что ему показалось, он сейчас расплачется. Оскар отступил в отвратительную кухоньку и быстро налил себе стакан ржавой воды из-под крана. Он пил ее маленькими глотками, понемногу приходя в себя. — Тебе что-нибудь принести?
— Я только хотела… — Грета вздохнула и села в жуткого вида кресло, обтянутое третьесортной тканью, безошибочно выбрав этот самый уродливый предмет меблировки. — Да ладно, неважно.
— Ты пропустила завтрак. Я могу забрать твое пальто?
— Я не хотела приезжать вообще. Но я хотела быть честной…
Оскар присел на коврик около нагревателя и снял один ботинок.
— Я вижу, ты расстроена.
Он снял второй ботинок и сел на пол, скрестив ноги по-турецки.
— Ничего, я все понимаю. Долгая дорога, все вообще трудно, наша ситуация, она очень трудная. Я просто рад, что ты приехала, вот и все. Я счастлив тебя видеть. Очень счастлив. И очень тронут.
Она не сказала ничего и глядела на него настороженно и внимательно.
— Грета, ты ведь знаешь, что я к тебе неравнодушен. Не так ли? Думаю, это заметно. Между нами какая-то связь, между тобой и мной. Я совершенно не знаю почему, но я хотел бы это понять. И мне хотелось бы, чтобы ты не пожалела о том, что приехала сюда. Мы наконец можем побыть наедине, и это редкий шанс для нас, верно? Давай поговорим обо всем открыто, выложим карты на стол, поболтаем по-дружески.
Она надушилась. Она захватила с собой небольшую дорожную сумку, предназначенную для однодневных поездок. Ясно, что сейчас она переживает приступ трусости, но, в общем, все выглядит многообещающе.
— Грета, я хочу понять тебя. Я ведь способен тебя понять, ты знаешь это. Думаю, что кое-что я понимаю. Ты очень умная женщина, более умная, чем большинство людей. И при этом у тебя есть интуиция. Ты достигла очень многого в жизни, но у тебя нет рядом близкого человека. Я знаю, что это правда. И это грустно. Я мог бы стать этим человеком, если ты позволишь. — Он понизил голос. — Я не даю никаких обычных обещаний просто потому, что мы не обычные люди. Но мы могли бы стать большими друзьями. Мы могли бы даже стать любовниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135