.. – И она указала на свое горло.
– Я не знаю, что его горло чувствует, – ответил Панда, – но я чувствую, что мое горло пересохло. Так как никто не имеет ничего против, значит, дело решено. Завтра Садуко заколет быка (что означает заключение брака); если у него нет здесь быка, я ему одолжу, а затем вы можете взять себе большую новую хижину и жить на первое время в ней. Если желаете, можете устроить пляски. Если не желаете, то тем лучше, потому что у меня в настоящее время столько забот, что мне не до праздности. А теперь я пойду спать.
И, спустившись со своего табурета на колени, Панда пролез в дверное отверстие своей большой хижины, у которой он сидел, и исчез.
Умбелази и я вышли через калитку ограды, оставив Садуко и Нэнди одних. Я не знаю, что произошло между ними, но предполагаю, что Садуко тем или другим образом произвел на королевну достаточно хорошее впечатление, чтобы уговорить ее выйти за него замуж. Быть может, она была уже так влюблена в него, что ее нетрудно было уговорить. Как бы то ни было, на следующий день, без особых празднеств и шума, за исключением обычных плясок, был зарезан «бык невесты» и Садуко сделался мужем королевской дочери из дома Сензангакона.
Могу добавить, что после нашего краткого разговора в королевском крале, когда Панда дремал, я не говорил больше с Садуко относительно его брака, потому что он избегал меня, а я не искал его. В день же свадьбы я собрался в путь и направился в Наталь. Целый год я не слышал ничего о Садуко, Нэнди и Мамине, хотя должен сознаться, что о Мамине я думал, может быть, чаще, чем это следовало бы.
Глава IX. Аллан Квотерман возвращается в землю Зулу
Прошел год, в течение которого я занимался разными делами, не имеющими никакого отношения к этому рассказу, а после этого я снова очутился в земле Зулу и, в частности, в крале старика Умбези. Сюда я приехал для совершения одной сделки со старым толстяком или, вернее, с его зятем Мазапо, представителем которого он являлся в этом деле. Не буду вдаваться в подробности этой сделки, скажу только, что она касалась покупки слоновой кости и продажи ружей.
И вот я сидел вдвоем с Умбези в его хижине, угощая его «огненной водой». Сделка была закончена, и мой слуга Скауль с охотниками только что унесли слоновую кость – солидную кучу клыков – к моим фургонам.
– Ну, Умбези, – сказал я, – как же тебе жилось с тех пор, как мы расстались год тому назад? Видел ли ты Садуко, который, как помнится, в последний раз на тебя немного гневался?
– Благодарение моему духу, я не видел этого неистового человека, Макумазан, – ответил Умбези, испуганно тряся своей толстой головой. – Однако я слышал о нем. Он недавно велел мне сказать, что он не забыл, что он должен мне.
– Он имел в виду палки, которыми он хотел избить тебя до смерти? – с невинным видом сказал я.
– Я думаю так, Макумазан, потому что помимо этого он мне ничего не должен. А хуже всего то, что, живя в крале Панды, он сделался важной особой.
– Поэтому он может теперь платить свои долги, Умбези, – сказал я, отхлебывая «огненную воду».
– Само собою разумеется, он может, и, между нами говоря, это и было главной причиной, почему мне – или, вернее, Мазапо – так нужны были эти ружья. Они предназначены не для охоты, как он передавал тебе через гонца, и не для войны, а для того, чтобы защитить нас от Садуко в случае его нападения. Теперь, я надеюсь, мы сумеем постоять за себя.
– Ты и Мазапо, вы должны сперва научить своих людей обращаться с ружьями. Но я думаю, что с тех пор, как Садуко сделался мужем дочери короля, он забыл и думать о вас обоих. Скажи мне, как поживает Мамина?
– О, хорошо, Макумазан. Разве она не главная жена предводителя амасомов? Ничего нет плохого, за исключением того, что у нее до сих пор нет ребенка. А также… – Он остановился.
– Что также? – спросил я.
– Что она ненавидит своего мужа Мазапо и что она говорит, что она охотнее вышла бы замуж за павиана, чем за него. Это, конечно, ему обидно слушать после того, как он заплатил за нее столько голов скота. Но что из этого, Макумазан? В самом лучшем колосе ржи всегда не хватает одного зерна. Ничто не совершенно в этом мире, и если Мамина случайно не любит своего мужа… – И он пожал плечами и выпил рюмку «огненной воды».
– Конечно, это не имеет ни малейшего значения, Умбези, разве только для Мамины и Мазапо, который, наверное, теперь успокоился, когда Садуко женился на королевской дочери.
– Надеюсь, Макумазан. Но, по правде говоря, я желал бы, чтобы ты принес больше ружей, потому что я живу среди ужасных людей. Мазапо злобствует на Мамину за то, что она не хочет иметь никакого дела с ним, а потому злится на меня, как будто я могу воздействовать на Мамину. Мамина бесится на Мазапо, а потому и на меня, потому что я выдал ее за него замуж. Садуко ненавидит Мазапо, потому что он женился на Мамине, которую, говорят, он все еще любит, а потому ненавидит и меня, потому что я ее отец и старался пристроить ее. О Макумазан, дай мне еще «огненной воды». Она заставляет меня забыть все эти неприятности. Я забываю, что я отец Мамины, которую ты не хотел похитить, когда мог бы это сделать. О Макумазан, зачем ты не сбежал с Маминой и не сделал из нее спокойной белой женщины, которая не думает ни о каком другом мужчине, как о своем муже?
– Если бы я это сделал, Умбези, то сам перестал бы быть спокойным белым человеком. Я очутился бы в таком же положении, как и ты, а этого я совершенно не желаю. А теперь, Умбези, ты выпил достаточно «огненной воды», и я забираю с собой бутылку. Спокойной ночи.
На следующее утро я выехал очень рано из краля Умбези – раньше, чем он встал, потому что «огненная вода» нагнала на него крепкий сон. Местом моего назначения был Нодвенгу, резиденция Панды, где я надеялся немного поторговать. Так как я особенно не спешил, то решил сделать крюк и заехать к Мазапо, чтобы самому посмотреть, как обстоят дела между ним и Маминой. К вечеру я достиг границ территории Амазоми, предводителем которой был Мазапо, и расположился здесь лагерем. Ночь навела меня на размышления, и я решил, что надо держаться в стороне от Мамины и от ее семейных дрязг. Поэтому я двинулся на следующее утро в Нодвенгу по единственной, по словам проводников, удобной для езды дороге, но она заставила меня сделать большой крюк.
В этот день, благодаря неровностям дороги и несчастному случаю с одним из моих фургонов, мы проехали только пятнадцать миль и к вечеру принуждены были остановиться у первого места, где мы могли найти воду. Когда выпрягли волов, я осмотрелся кругом и увидел, что мы находились у входа в Черное ущелье, где я виделся с Зикали Мудрым. Сомнений не могло быть. Второй такой мрачной долины нет в Африке.
Я сидел на козлах первого фургона, ел ужин, состоявший из сушеного мяса и печенья, и размышлял, жив ли еще Зикали и не пойти ли мне в ущелье узнать, как он поживает. В конце концов я решил не ходить, так как мрачное ущелье отталкивало меня и у меня не было особой охоты выслушивать зловещие предсказания Зикали. Итак, я продолжал сидеть, наблюдая изумительный эффект красного вечернего света, вливавшегося между стенами скал.
Вскоре я заметил далеко впереди одинокую человеческую фигуру. Она направлялась ко мне по тропинке, пролегавшей по дну ущелья, но я не мог еще определить: мужчина ли это или женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Я не знаю, что его горло чувствует, – ответил Панда, – но я чувствую, что мое горло пересохло. Так как никто не имеет ничего против, значит, дело решено. Завтра Садуко заколет быка (что означает заключение брака); если у него нет здесь быка, я ему одолжу, а затем вы можете взять себе большую новую хижину и жить на первое время в ней. Если желаете, можете устроить пляски. Если не желаете, то тем лучше, потому что у меня в настоящее время столько забот, что мне не до праздности. А теперь я пойду спать.
И, спустившись со своего табурета на колени, Панда пролез в дверное отверстие своей большой хижины, у которой он сидел, и исчез.
Умбелази и я вышли через калитку ограды, оставив Садуко и Нэнди одних. Я не знаю, что произошло между ними, но предполагаю, что Садуко тем или другим образом произвел на королевну достаточно хорошее впечатление, чтобы уговорить ее выйти за него замуж. Быть может, она была уже так влюблена в него, что ее нетрудно было уговорить. Как бы то ни было, на следующий день, без особых празднеств и шума, за исключением обычных плясок, был зарезан «бык невесты» и Садуко сделался мужем королевской дочери из дома Сензангакона.
Могу добавить, что после нашего краткого разговора в королевском крале, когда Панда дремал, я не говорил больше с Садуко относительно его брака, потому что он избегал меня, а я не искал его. В день же свадьбы я собрался в путь и направился в Наталь. Целый год я не слышал ничего о Садуко, Нэнди и Мамине, хотя должен сознаться, что о Мамине я думал, может быть, чаще, чем это следовало бы.
Глава IX. Аллан Квотерман возвращается в землю Зулу
Прошел год, в течение которого я занимался разными делами, не имеющими никакого отношения к этому рассказу, а после этого я снова очутился в земле Зулу и, в частности, в крале старика Умбези. Сюда я приехал для совершения одной сделки со старым толстяком или, вернее, с его зятем Мазапо, представителем которого он являлся в этом деле. Не буду вдаваться в подробности этой сделки, скажу только, что она касалась покупки слоновой кости и продажи ружей.
И вот я сидел вдвоем с Умбези в его хижине, угощая его «огненной водой». Сделка была закончена, и мой слуга Скауль с охотниками только что унесли слоновую кость – солидную кучу клыков – к моим фургонам.
– Ну, Умбези, – сказал я, – как же тебе жилось с тех пор, как мы расстались год тому назад? Видел ли ты Садуко, который, как помнится, в последний раз на тебя немного гневался?
– Благодарение моему духу, я не видел этого неистового человека, Макумазан, – ответил Умбези, испуганно тряся своей толстой головой. – Однако я слышал о нем. Он недавно велел мне сказать, что он не забыл, что он должен мне.
– Он имел в виду палки, которыми он хотел избить тебя до смерти? – с невинным видом сказал я.
– Я думаю так, Макумазан, потому что помимо этого он мне ничего не должен. А хуже всего то, что, живя в крале Панды, он сделался важной особой.
– Поэтому он может теперь платить свои долги, Умбези, – сказал я, отхлебывая «огненную воду».
– Само собою разумеется, он может, и, между нами говоря, это и было главной причиной, почему мне – или, вернее, Мазапо – так нужны были эти ружья. Они предназначены не для охоты, как он передавал тебе через гонца, и не для войны, а для того, чтобы защитить нас от Садуко в случае его нападения. Теперь, я надеюсь, мы сумеем постоять за себя.
– Ты и Мазапо, вы должны сперва научить своих людей обращаться с ружьями. Но я думаю, что с тех пор, как Садуко сделался мужем дочери короля, он забыл и думать о вас обоих. Скажи мне, как поживает Мамина?
– О, хорошо, Макумазан. Разве она не главная жена предводителя амасомов? Ничего нет плохого, за исключением того, что у нее до сих пор нет ребенка. А также… – Он остановился.
– Что также? – спросил я.
– Что она ненавидит своего мужа Мазапо и что она говорит, что она охотнее вышла бы замуж за павиана, чем за него. Это, конечно, ему обидно слушать после того, как он заплатил за нее столько голов скота. Но что из этого, Макумазан? В самом лучшем колосе ржи всегда не хватает одного зерна. Ничто не совершенно в этом мире, и если Мамина случайно не любит своего мужа… – И он пожал плечами и выпил рюмку «огненной воды».
– Конечно, это не имеет ни малейшего значения, Умбези, разве только для Мамины и Мазапо, который, наверное, теперь успокоился, когда Садуко женился на королевской дочери.
– Надеюсь, Макумазан. Но, по правде говоря, я желал бы, чтобы ты принес больше ружей, потому что я живу среди ужасных людей. Мазапо злобствует на Мамину за то, что она не хочет иметь никакого дела с ним, а потому злится на меня, как будто я могу воздействовать на Мамину. Мамина бесится на Мазапо, а потому и на меня, потому что я выдал ее за него замуж. Садуко ненавидит Мазапо, потому что он женился на Мамине, которую, говорят, он все еще любит, а потому ненавидит и меня, потому что я ее отец и старался пристроить ее. О Макумазан, дай мне еще «огненной воды». Она заставляет меня забыть все эти неприятности. Я забываю, что я отец Мамины, которую ты не хотел похитить, когда мог бы это сделать. О Макумазан, зачем ты не сбежал с Маминой и не сделал из нее спокойной белой женщины, которая не думает ни о каком другом мужчине, как о своем муже?
– Если бы я это сделал, Умбези, то сам перестал бы быть спокойным белым человеком. Я очутился бы в таком же положении, как и ты, а этого я совершенно не желаю. А теперь, Умбези, ты выпил достаточно «огненной воды», и я забираю с собой бутылку. Спокойной ночи.
На следующее утро я выехал очень рано из краля Умбези – раньше, чем он встал, потому что «огненная вода» нагнала на него крепкий сон. Местом моего назначения был Нодвенгу, резиденция Панды, где я надеялся немного поторговать. Так как я особенно не спешил, то решил сделать крюк и заехать к Мазапо, чтобы самому посмотреть, как обстоят дела между ним и Маминой. К вечеру я достиг границ территории Амазоми, предводителем которой был Мазапо, и расположился здесь лагерем. Ночь навела меня на размышления, и я решил, что надо держаться в стороне от Мамины и от ее семейных дрязг. Поэтому я двинулся на следующее утро в Нодвенгу по единственной, по словам проводников, удобной для езды дороге, но она заставила меня сделать большой крюк.
В этот день, благодаря неровностям дороги и несчастному случаю с одним из моих фургонов, мы проехали только пятнадцать миль и к вечеру принуждены были остановиться у первого места, где мы могли найти воду. Когда выпрягли волов, я осмотрелся кругом и увидел, что мы находились у входа в Черное ущелье, где я виделся с Зикали Мудрым. Сомнений не могло быть. Второй такой мрачной долины нет в Африке.
Я сидел на козлах первого фургона, ел ужин, состоявший из сушеного мяса и печенья, и размышлял, жив ли еще Зикали и не пойти ли мне в ущелье узнать, как он поживает. В конце концов я решил не ходить, так как мрачное ущелье отталкивало меня и у меня не было особой охоты выслушивать зловещие предсказания Зикали. Итак, я продолжал сидеть, наблюдая изумительный эффект красного вечернего света, вливавшегося между стенами скал.
Вскоре я заметил далеко впереди одинокую человеческую фигуру. Она направлялась ко мне по тропинке, пролегавшей по дну ущелья, но я не мог еще определить: мужчина ли это или женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54