– Благодарю тебя, дорогой палец. Теперь спи, спи, ты свое дело сделал. – И он медленно завернул реликвию в какую-то мягкую материю и положил обратно в сумку.
Затем он стал изучать первые знаки и спросил:
– Для чего я здесь? Желает ли тот, кто сидит на троне, узнать, как долго ему царствовать?
Внутренний круг зрителей, который при таких «испытаниях» исполняет роль хора, посмотрел на короля и, видя, что он энергично покачал головой, вытянули вперед правые руки, держа большой палец книзу, и произнесли все зараз тихим голосом:
– Изва! (то есть «Мы слушаем вас»).
Зикали подошвой ноги затоптал ряд знаков, сделанных пальцем.
– Хорошо, – сказал он. – Сидящий на троне не желает знать, сколько времени ему осталось царствовать, а потому пыль не покажет мне это.
Затем он подошел к следующему ряду знаков и принялся их изучать.
– Желает ли сын Сензангакона узнать, какой из его сыновей останется в живых, а какой умрет? Какой из них будет царствовать после его смерти?
Громкие крики «Изва!» вырвались у толпы, потому что в то время, о котором я пишу, ни один вопрос не интересовал так сильно зулусов, как этот.
Но снова Панда энергично потряс головой, и послушный хор таким же способом, как и в первый раз, отрицательно ответил на вопрос.
Зикали затоптал второй ряд знаков, приговаривая:
– Народ желает знать, но великие мира сего боятся, а потому пыль не скажет, кто в грядущие дни будет королем, а кто достанется на съедение шакалам и ястребам.
Эти слова, предвещавшие кровопролитие и гражданскую войну и произнесенные диким, жалобным голосом, заставили всех, включая и меня, ахнуть и содрогнуться. Король соскочил со своей скамейки, как бы желая положить конец таким предсказаниям. Но затем, как это всегда с ним бывало, он передумал и снова сел. Зикали, не обращая ни на что внимания, подошел к третьему ряду знаков и стал расшифровывать их.
– Кажется, – сказал он, – что меня потревожили из моего Черного ущелья из-за маленького, ничтожного дела, для которого можно было бы позвать любого ниангу. Но все равно, я принял плату, и я хочу заработать ее, я думал, что меня привели сюда говорить о больших делах, как, например, о смерти королевских сыновей и о будущей судьбе зулусского народа… Желательно ли, чтобы мой дух раскрыл правду относительно колдовства в городе Нодвенгу?
– Изва! – утвердительно закричал хор громким голосом. Зикали закивал своей огромной головой и, казалось, говорил с
пылью, время от времени дожидаясь ответа.
– Хорошо, – сказал он, – их много, колдунов, и пыль мне назвала их всех. О, их очень много. – И он обвел глазами зрителей. – Их так много, что если бы я их всех назвал, то гиены наелись бы сегодня ночью досыта.
Толпа зашевелилась и стала проявлять признаки обуявшего ее страха.
Зикали снова посмотрел вниз на пыль и склонил голову набок, как бы прислушиваясь:
– Но что ты говоришь, что ты говоришь? Громче говори! Ты ведь знаешь, что я немного туг на ухо. О, теперь я понял… Дело еще ничтожнее, чем я думал. Хотят узнать только об одном колдуне…
– Изва! (громко).
– Только о нескольких случаях смерти и о болезни.
– Изва!
– Даже только об одном смертном случае.
– Изва!!! (очень громко).
– А! Значит, желают узнать об одной смерти… Мужчины?
– Изва! (очень холодно).
– Женщины!
– Изва! (еще холоднее).
– Значит, ребенка? Так, так, ребенка. Мальчика, я думаю? Ведь ты сказала, что это был мальчик, о пыль?
– Изва!!! (очень громко).
– Простой ребенок? Сын неизвестных родителей?
– Изва! (очень тихо).
– Сын знатных родителей? О пыль, я слышу, я слышу!.. Это был ребенок, в котором текла кровь отца зулусов, кровь Сензангакона, кровь Лютого Владыки, кровь Панды.
Он остановился, а хор и вся многотысячная толпа слились в одном могучем крике «Изва!», усиливая впечатление могучим движением вытянутых вперед рук.
Затем снова наступила тишина, во вроме которой Зикали затоптал все оставшиеся знаки, приговаривая:
– Благодарю тебя, о пыль, хотя мне жаль, что я тебя потревожил из-за пустяка. Так, так, – продолжал он, – умерло царственное дитя, и думают, что его околдовали. Узнаем, умер ли он из-за колдовства или обычной смертью, как умирают другие… Что? Здесь знак, который я оставил. Смотрите! Он делается красным, он покрывается красными пятнами. Ребенок умер с судорожно искривленным лицом.
– Изва! Изва! Изва! (все громче и громче).
– Эта смерть не была естественна. Но было ли это колдовство или яд? И то и другое, я думаю, и то и другое. Чье это было дитя? Это не был ребенок королевского сына… Тише, народ, тише; я не нуждаюсь в вашей помощи. Нет, не сына, значит, ребенок королевской дочери. – Он повернулся и обвел глазами вокруг себя, пока взгляд его не упал на группу женщин, среди которых сидела Нэнди, одетая совершенно просто, без всяких украшений.
– Дочери, дочери… – Он подошел к группе женщин. – Здесь все простые женщины, и однако… однако я чувствую запах крови Сензангакона.
Он повел носом, как это делают собаки, обнюхивая воздух и все ближе подходя к Нэнди, пока, наконец, не засмеялся и не указал на нее пальцем.
– Это твое дитя умерло, королевна, но имени твоего я не знаю. Твой первенец, которого ты любила больше своего собственного сердца.
Нэнди вскочила.
– Да, да, нианга! – закричала она. – Я королевская дочь Нэнди, и он был моим первенцем, которого я любила больше собственного сердца.
– Ха-ха! – засмеялся Зикали. – Пыль, ты не налгала мне. Дух мой, ты не налгал мне. Но теперь скажи мне, пыль, и скажи мне, дух мой, кто убил этого ребенка?
Он начал бродить по кругу – безобразный карлик, весь покрытый серой пылью, сквозь которую в некоторых местах проглядывали полосы черной кожи.
Вскоре он остановился против меня и стал снова поводить носом и обнюхивать воздух, как он это делал перед Нэнди.
– А! А! Макумазан! – сказал он. – Ты имеешь какое-то отношение к этому делу!
При этих словах вся толпа насторожила уши. Я знал, что положение мое опасное, и, охваченный страхом и гневом, вскочил со стула.
– Колдун! Или как ты там себя называешь, – крикнул я громким голосом, – если ты хочешь этим доказать, что я убил ребенка Нэнди, то ты лжешь!
– Нет, нет, Макумазан! – ответил он. – Но ты пытался спасти его, и таким образом ты имел отношение к этому делу, разве это не так? Кроме того, я думаю, что ты, который так же мудр, как и я, знаешь, кто убил его. Ты не хочешь мне сказать, Макумазан, кто убил? Нет? Тогда я сам должен найти преступника. Будь спокоен. Разве вся страна не знает, что руки твои чисты, как твое сердце?
И к моему большому облегчению он прошел мимо среди одобрительного шепота, так как зулусы любили меня. Он ходил все кругом и кругом и, к моему удивлению, он прошел мимо Мамины и Мазапо, не обратив на них особого внимания. Мне показалось только, что он обменялся с Маминой быстрым, многозначительным взглядом. Любопытно было наблюдать за его продвижением: по мере того, как он шел, те, кто находились впереди него, шарахались от страха в сторону и снова справлялись, как только он проходил мимо. Так рожь ложится от порыва ветра и снова поднимается, когда ветер проходит.
Наконец он кончил бродить и вернулся к своему месту, видимо, сбитый с толку.
– У тебя в крале столько колдунов, король, – сказал он, обращаясь к Панде, – что трудно сказать, какой из них совершил преступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54